Страница 23 из 97
Носок туфли исчез, и из-за кустов появилась удивленная мужская физиономия.
— Уф! Теперь я могу вздохнуть с облегчением. А то я уж думала, что вы мертвый.
— Откуда вы узнали, что это я? Вы же знали, что это я?
— Конечно знала. У вас на подошве одной туфли такая смешная загогулина — в том месте, где был ценник приклеен. Я заметила ее еще тогда, когда вы лежали на полу у отца в кабинете.
— Ах вот вы кто. Вы прекрасный детектив.
— А вы никуда не годный беглец. Вашу ногу просто нельзя не заметить.
— Вы появились так неожиданно. Я не слышал вашей машины и опомнился, когда она на меня уже чуть не наехала.
— Вы что, глухой? Бедная Тинни — над ней все графство потешается. В наших местах она такая же достопримечательность, как шляпка леди Миддлвей или коллекция раковин старого мистера Дина.
— А почему Тинни?
— Она когда-то была Кристиной, ну а потом… потом одряхлела и стала Тинни. Вы просто не могли ее не слышать.
— Наверное, я на какое-то время задремал. Я… я немножко недосыпаю.
— Еще бы. Есть хотите?
— Это чисто теоретический вопрос или у вас есть что-нибудь съестное?
Эрика засунула руку в машину и извлекла полдюжины булочек, баночку с консервированным языком, граммов двести масла и шесть помидоров.
— Консервный нож я забыла. Стукните по крышке чем-нибудь острым, и она проткнется.
Она деловито разрезала булочку перочинным ножиком и стала ее намазывать маслом.
— Вы что, постоянно носите с собой еду? — спросил он подозрительно.
— Ага. Я всегда есть хочу. И потом, иногда прихожу домой только к вечеру. Держите нож, отрезайте консервы и кладите на булку. Потом нож дадите мне, я вторую булочку разрежу.
Он послушно сделал, как она велела, и Эрика стала разрезать еще одну булочку, из деликатности стараясь не смотреть в его сторону, чтобы ему не приходилось сдерживать голод.
Наконец он заговорил:
— Вы, конечно, понимаете, что поступаете нехорошо.
— Почему это?
— Нехорошо, потому что помогаете сбежавшему преступнику; вдвойне нехорошо, потому что ваш отец констебль. К тому же — и это еще серьезнее, — если я тот, за кого они меня принимают, в эту минуту вы подвергаете себя страшной опасности. Нельзя такие вещи делать.
— Если бы вы были убийцей, то какой смысл вам еще и меня убивать? Чтобы я не донесла на вас, что ли?
— По-моему, если человек убил однажды, так ему ничего не стоит сделать это опять. Больше одного раза все равно не повесят. Значит, вы не считаете, что я убил?
— Уверена, что нет.
— Откуда такая уверенность?
— Вы на это не способны.
— Спасибо! — сказал он с чувством.
— Я не в том смысле.
— А! Понял! — Он слабо улыбнулся: — Не очень лестно, но обнадеживает. Скажите, у вас в роду, случайно, не было святого Георгия?
— Георгия? Нет, не было. Да вы не бойтесь, ради правого дела я вру без запинки.
— Да, сегодня вам этого не избежать. Если вы только и вправду не собираетесь меня выдать.
— Не думаю, что меня кто-то будет допрашивать, — сказала она, не потрудившись даже отреагировать на его последнюю реплику. — Кстати, должна сказать, борода вам не идет.
— Она и мне не нравится. Я захватил с собой бритву, но без мыла и воды у меня ничего не получается. У вас, случайно, нет с собой в машине еще и кусочка мыла?
— Нет. Я не мою руки перед едой. Зато у меня есть такая мыльная жидкость, «Снежинка» называется. Я ею пользуюсь для рук, когда приходится менять колесо. — Она достала бутылку из кармана в машине. — А вы, похоже, гораздо умнее, чем мне казалось.
— Да? Из чего вы сделали такой вывод?
— Из того, что вы удрали от инспектора Гранта. Отец говорит, что он знаток своего дела.
— Я тоже так думаю. Да я бы ни за что не решился на побег, если бы так не боялся, что меня посадят. Вообще-то, те полчаса были самыми захватывающими за всю мою жизнь. Теперь я знаю, что значит жить на полную катушку. Раньше я думал, что это — когда у тебя есть куча денег и ты можешь делать все, что пожелаешь, по двадцать разных развлечений в сутки. Оказывается, это совсем другое.
— Она действительно была такая хорошая — Кристина Клей?
— С вами не соскучишься — перескакиваете с одной темы на другую, — проговорил раздраженно Тисдейл, сразу перестав улыбаться. — Да, она была прекрасным и очень великодушным человеком. — Он даже забыл про еду. — Знаете, что она сделала? Она подарила мне ранчо в Калифорнии, потому что знала, как я ненавижу сидение в конторе.
— Знаю.
— Да?
— Я слышала, как отец и другие это обсуждали.
— А! И вы все-таки верите, что я не убивал ее? Да, похоже, вы действительно считаете меня ни на что не годным.
— Красивая она была?
— А вы ее никогда не видели? На экране, я имею в виду?
— Кажется, нет.
— И я тоже. Забавно, да? Когда переезжаешь с места на место, то часто пропускаешь самые известные фильмы.
— А я вообще редко бываю в кино. До хорошего кинотеатра от нас далеко. Съешьте еще языка.
— Крис думала, что спасла меня от бедности. Какая злая ирония: ее подарок обернулся для меня смертным приговором.
— Вы не догадываетесь, кто бы мог это сделать?
— Нет. Я же не знаю никого из ее друзей. Она просто подобрала меня на улице как-то ночью. Наверное, вам представляется это диким?
— Совсем нет. Если вы понравились друг другу. Я очень большое значение придаю внешности.
— Не могу до сих пор отделаться от ощущения, что полиция ошибается. Что это все-таки не убийство, а несчастный случай. Вы бы видели пляж в то утро. Абсолютно пустынный. Кругом ни души. Еще все спали. Почти невероятно, чтобы в этот час и в это место кто-то явился специально, с целью совершить убийство. Ведь мог же и на самом деле произойти несчастный случай.
— Если бы ваше пальто нашлось и на нем все пуговицы оказались целы, это сняло бы с вас подозрение?
— Думаю, да. По-моему, это единственная улика, которая есть у полиции против меня. Но вы-то больше моего знаете, что у них есть, — сказал он с мимолетной улыбкой.
— Где вы были, когда его потеряли — это ваше пальто?
— Как-то мы поехали в Димчарч. Помнится, это было во вторник. Мы вылезли из машины и пошли прогуляться вдоль мола. Наши пальто остались на заднем сиденье. Они всегда у нас там лежали. Я не хватился своего, пока мы не остановились дозаправиться на обратном пути. Я повернулся, чтобы взять сумочку, которую Крис туда кинула, когда мы садились.
Он вдруг запнулся и страшно покраснел. Эрика взглянула на него с недоумением и потом тоже смутилась. Она не сразу сообразила: признание, как само собой разумеющееся, того факта, что женщина за него платила, для Тисдейла было более унизительным, чем само обвинение в убийстве.
— И пальто на месте не оказалось, — поспешно проговорил он. — Оно могло исчезнуть, только пока мы прогуливались.
— Может, цыгане?
— Вряд ли. Я их не встречал. Скорее всего случайный прохожий.
— На пальто есть какая-нибудь особая примета? Ну по которой можно доказать, что оно ваше?
— Мое имя есть на ярлычке.
— Если его украли, то первое, что вор сделает, это сдерет ярлычок.
— Да-да, конечно. Погодите, я вспомнил еще кое-что: маленькая дырочка ниже кармана — кто-то сигаретой случайно прожег.
— Вот это уже лучше. Тут уже сомнений не будет.
— Если его найдут!
— Не думаете же вы, что вор сам принесет его, узнав, что оно нужно полиции? И потом, полиция не смотрит на те пальто, которые на ком-то надеты. Они ищут брошенное. Собственно, ваше-то пальто никто и не ищет. Ради того, чтобы доказать, что то, с оторванной пуговицей, — не ваше.
— Что же мне делать?
— Сдаться.
— Что?!
— Сдаться властям. Вам дадут адвоката и все такое прочее. Тогда уже он займется поисками вашего пальто.
— Не могу я этого сделать. Просто не могу, и все тут. Между прочим, как вас зовут?
— Эрика.
— Так вот, Эрика, при одной мысли, что меня запрут, мне делается плохо.