Страница 60 из 63
– Хорошо, пап.
"Золото, а не дочь! – подумал он. – Для своих семи лет соображает больше, чем надо".
Он вышел из детской и вернулся на кухню. Достал из холодильника бутылку водки, откупорил ее и налил до краев кружку, стоящую на столе. В несколько глотков выпил и, вспомнив, как это делает Андрей, занюхал рукой. И правда, подействовало. Дышать сразу стало легче. Чуть постоял, чувствуя, как тепло опускается по пищеводу в желудок. Потом взял один из пакетов, в которых Лариса принесла продукты, и, закрутив пробку, положил в него початую бутылку. Затем с пакетом в руке вышел в коридор, обулся в кроссовки и, подняв с пола чехол с карабином, вышел из дому.
Не прячась, с пакетом в одной руке и карабином в другой, Сергей шел по улице в сторону своей дачи. Пройдя мост через Амчагачу и войдя в частный сектор, спустился в придорожный кювет и сел на землю. Расстегнув чехол, он достал из него части карабина и соединил их. Поставив один магазин, второй засунул в нагрудный карман. Чехол откинул в сторону. Поднявшись на дорогу, он двинулся дальше, держа в одной руке карабин, а в другой – пакет с водкой.
Зайдя на участок, Сергей понял, что Ларису медведица не испугалась. Вся картофельная ботва была помята. Забор около леса опять был сломан.
Сергей выругался так, как он сроду не ругался. Подойдя к домику и поставив пакет на крыльцо, достал початую бутылку и выпил прямо из горлышка, держа карабин под мышкой. Чуть отдышавшись, поставил бутылку на крыльцо рядом с пакетом и направился в сторону леса. Пройдя через пролом в заборе, он вскинул карабин и закричал во всю силу легких:
– Ну что, сучка! Вот он я! Иди сюда! Попробуй меня взять!
Ответом ему были лишь шелест листьев на деревьях да эхо собственного голоса.
Тогда, передернув затвор, он начал стрелять. Бесцельно, просто по кустам, за которыми сейчас могла притаиться медведица. Расстреляв весь магазин, он отстегнул его и, достав из кармана целый, вставил в гнездо.
– Ну, где ты? – опять крикнул он. – Что, боишься? У тебя зубы с когтями, а у меня – пули. Иди, потягаемся!
И опять тишина.
Сергей постоял несколько минут, всматриваясь в пространство между деревьев. Ни звука, ни движения. Он развернулся и пошел прямо по замятой ботве к домику. Не выпуская из рук "Вепрь", сел на крыльцо и, взяв бутылку, отпил еще несколько глотков. Минут десять он просидел без движения.
Около калитки затормозил милицейский "уазик". Из него вышел Орлов и направился прямо к Сергею.
– Это ты, что ли, здесь пальбу устроил? – спросил он, подходя вплотную.
– Ты туда посмотри, – кивнул Сергей через плечо, указывая на истоптанный огород.
– Ого! – окинув участок взглядом, произнес Орлов. – Что? Новый гость?
– Да нет. Старый.
– Хочешь сказать, что мы не того зверя хлопнули?
– Хочу, Игорь, хочу. Я еще тогда это понял.
Сергей взял бутылку и глотнул водки.
– А почему промолчал?
Сергей только пожал плечами в ответ на вопрос участкового. Ему и в самом деле нечего было ответить.
– Ну-ка, давай, дружок, раскалывайся. – Орлов скрестил руки на груди и смотрел прямо в глаза Сергею. – Что-то здесь не чисто.
– Да все нормально, Игорь. – Белов достал папиросу и закурил. – Любят меня животные. Вот и все.
– Короче, так. Давай-ка эту игрушку сюда, – Орлов взял из рук Сергея карабин, – а то еще тут дел натворишь. Я оформлять не буду. Завтра трезвый придешь и заберешь. Заодно и поговорим.
Сергей не сопротивлялся.
Закинув "Вепрь" за плечо, участковый еще немного постоял, глядя на Белова.
– Давай я тебя домой отвезу, – предложил он.
– Нет, Игорь, – отказался Сергей. – Я здесь еще посижу. Спасибо тебе.
– Ты давай не дури. Я минут через сорок заеду, проверю тебя.
Сергей молча кивнул. Орлов махнул рукой и пошел к машине. Через полминуты, развернувшись на узкой дороге, он уехал в сторону поселка.
Все так же сидя на крыльце, Сергей открутил с бутылки пробку и собрался уже было выпить, но, почувствовав ком в горле, поставил ее рядом с собой.
"Без закуски уже не идет", – подумал он, поднимаясь с крыльца.
Он направился к ближайшей теплице, в которой росли огурцы.
С краю созревших огурцов не было – видно, Лариса на днях обирала. Чуть покачиваясь, Сергей пошел в глубь теплицы. Там на плетях, вьющихся по алюминиевой проволоке, свисающей с крыши, висели добротные зеленые плоды. Он сорвал один и тут же почувствовал у себя на затылке чей-то взгляд. Медленно, очень медленно Сергей обернулся. Хмель сняло как рукой.
– Все-таки достала, стерва. – Он сказал это абсолютно трезвым голосом.
Линялая худая медведица стояла в проходе, лишая свою жертву малейшего шанса к отступлению. Армированные небьющиеся стекла, крторые Сергей с такой любовью поставил на боковины, превратили теплицу в тюрьму. Его "Вепрь" – верный и надежный друг – уехал с Орловым. Сергей посмотрел наверх. Нет. Пленка была натянута слишком плотно, чтобы, подпрыгнув, подтянуться на брусках. Просто не пролезут пальцы.
Рядом стояло перевернутое вверх днищем ведро. По-прежнему держа длинноплодный огурец в руке, он присел на это ведро, стараясь не смотреть в единственный глаз приближающейся к нему смерти.
Тихо, почти по-кошачьи медведица шла к тому, за кем охотилась все это время.
Что чувствовал и о чем думал в эти мгновения Сергей Белов, так никто и никогда уже не узнает.
35
Ночной дождь был очень холодным. Она очнулась оттого, что дрожь пробирала все ее тело. В голове гигантской занозой сидела адская боль. Она не ощущала ничего, кроме этой боли. Но инстинкт есть инстинкт. Он заставил ее напрячь лапы и подняться.
В нескольких шагах лежал ее медвежонок. Звериное чутье подсказывало ей, что никогда он уже не встанет и не будет ее добрым и ласковым ребенком. Он умер. Он ушел, и ушел навсегда. Но оставлять его здесь, на этом проклятом месте было нельзя. Никто никогда не попробует его плоть. И также, как когда-то она выносила его из берлоги, чтобы он увидел белый свет, сейчас она нежно взяла его уже остывшую шкурку на загривке в свои огромные клыки и, превозмогая боль и слабость, волоком потащила в ту сторону, откуда они пришли. Где им было так хорошо вдвоем.
Ее сил хватило километров на десять. Издав жалобный стон, абсолютно обессилев, она повалилась на мокрую от дождя почву рядом со своим дитем.
Счастливым образом пуля, последняя пуля, выпущенная Сергеем и попавшая ей в левый глаз, пройдя почти через всю черепную коробку, не задела жизненно важных центров. Глазной белок, свернувшись, затормозил кровотечение. Но боль… Лютая боль где-то в затылке сковывала все ее движения.
Прошло еще сколько-то времени. И она опять поднялась.
На пути попался овраг. Доверяясь инстинкту, она уложила медвежонка на дно этого оврага и, срывая своими мощными лапами пласты земли вместе с дерном, засыпала его. Никто этому ее не учил. Всему учит природа. Обессилев, она опять легла на землю.
Прошло еще несколько часов, прежде чем медведица снова пришла в себя. Она каким-то седьмым чувством почувствовала, что надо вернуться туда, где это двуногое существо убило ее ребенка. Превозмогая боль в голове, она встала и пошла назад.
Дойдя до куста кедрача, из которого еще недавно выскочил ее неслух, она почувствовала запах того, кто ходил за ними до этого целый день. Он был здесь. Он возвращался. Она тоже вернется за ним. Потом. Надо только справиться с этой безумной болью в голове. А пока нужно идти в сопки. Отлежаться. Отболеться.
И она вернулась в свою берлогу. В ту берлогу, которую с такой любовью готовила для своего отпрыска.
Осенью медведица залегла в спячку раньше обычного. Жировые запасы, набранные ею еще до разыгравшейся с ней и ее медвежонком трагедии, позволили ей спокойно провести зиму. Проснулась она в обычное для всех медведей время – к середине апреля. Выйдя из берлоги, первым делом обследовала окружающую местность. В сопках еще лежал снег, нужно было спускаться вниз, на равнину.