Страница 14 из 58
– Я тоже надеюсь, Кристиан, – прошептала я улыбаясь, – мы же все-таки друзья…
– И родственники, – лукаво добавил он. – Эта вещь необыкновенно подойдет к вашему голубому платью. Позвольте мне самому надеть ее…
Он наклонился ко мне так близко, что я невольно вздрогнула. Его губы почти коснулись моей груди. Вместе с прохладным прикосновением ожерелья я чувствовала на коже горячее взволнованное дыхание Кристиана…
Я поняла, что сейчас он поцелует меня. И даже не могла понять, жду или не жду этого. Без сомнения, мне хотелось сделать ему приятное – он так помог мне, был так любезен! Но одному Богу известно, как усложнятся наши отношения, если мы перейдем черту обыкновенной дружбы… Он поднял голову, его горячее дыхание скользнуло по моим губам… И он поцеловал меня. Его язык со стоном нырнул в мой рот; ошеломленная, я как никогда прежде ясно почувствовала запах Кристиана – одеколон и легкий аромат вина, которое мы только что пили. Вино я чувствовала и на его губах. А еще этот горьковатый привкус сигар… В тот же миг я с усилием отстранила его, не сказав при этом ни слова.
Некоторое время мы молчали, глядя друг на друга. Дыхание его было прерывистым, да и у меня грудь вздымалась чаще, чем я хотела бы. Не зная, что делать, я первым делом вспомнила о подарке. Потом осторожно расстегнула застежку ожерелья.
– Кристиан, я благодарю вас, но мне кажется, это сейчас ни к чему.
Он не взял ожерелья, а лишь ласково зажал его у меня в ладони.
– Уж не думаете ли вы, дорогая, что я покупал вас этим? Если думаете, то это не так. Вы мне нравитесь. Что вы на это скажете?
– Увы, – пробормотала я, опуская глаза, – я вынуждена сказать вам, что это только ваша проблема.
– И ваша вина. Разве не так?
– Как бы там ни было, я не хочу больше ничего подобного. Это мне только помешает. Вы обещаете?
Он внимательно заглянул мне в глаза. В его взгляде странным образом смешались разные чувства – любопытство, удивление, лукавство, настойчивость. И он решительно отрезал:
– Нет. Я ничего не обещаю.
Я остановилась посреди кабинета, растерянно оглядываясь. Дворец Хофбург был неуютен, сыр и холоден, но здесь, в императорском кабинете, все было устроено не хуже Версаля. Скупо горели свечи в высоких золотых канделябрах. Золотистые портьеры было расшиты странными драконами, выгнутыми пагодами, извивающимися змеями. Недаром этот кабинет называли китайским… Здесь все напоминало об этом, даже изящные фарфоровые статуэтки, расставленные над камином, – сплошные китайские пастухи, монахи, узкоглазые изящные дамы.
Появился Кристиан Дюрфор, тихо проговорил мне на ухо:
– Я беседовал с его величеством о вас. Он сейчас выйдет.
– А нельзя ли вам остаться со мной? – спросила я, чувствуя, что робею.
– Нет, это совершенно невозможно… Я исчезаю, мадам.
Он действительно исчез – так бесшумно, что я едва заметила это. Да, граф Дюрфор, похоже, и с королями, и с императорами был на короткой ноге. Я же за свою жизнь видела всего только двух монархов – Людовика XVI и Виктора Амедея III.
Послышались шаги, и из боковой двери быстро вышел человек невысокого роста, в белой рубашке, сером сюртуке и сапогах, забрызганных грязью. Было похоже, он только что куда-то ездил верхом.
У меня не было времени рассматривать его. Я сделала глубочайший реверанс – так изящно и почтительно, как только могла.
– Мы рады видеть вас, мадам, – произнес император по-французски.
Я выпрямилась, физически чувствуя, как его взгляд впился сначала в мое лицо, потом – так же цепко – спустился к груди, окинул меня всю, от волос до туфель.
– Сир, нет границ моей благодарности вам за то, что вы согласились выслушать меня.
Ему было лет тридцать, не больше, но болезненный цвет лица и усталый взгляд не свидетельствовали о здоровье. Насколько Мария Антуанетта в молодости была красива, настолько ее младший брат был некрасив. Вздернутый нос, невзрачные глаза, серые пятна на лице, выбившаяся из-под парика прядь соломенных волос… Вот уж никогда бы не подумала, что этот маленький человек – император Австрии Леопольд II.
– Я просто не мог вас не принять, сударыня, – отрывисто произнес император. – Граф Дюрфор сообщил мне, что при вас находятся ценные бумаги от моей августейшей сестры Марии Антуанетты.
– И его величества короля Франции, сир, – сказала я.
– Нам сказали, что вы ехали нелегально, под чужим именем. Нас восхищает ваше мужество, мадам.
Еще раз сделав реверанс, я передала ему письма короля и королевы Франции.
Император нервно вскрыл конверты. Читал он поспешно, словно боялся, что у него отнимут эти бумаги, пропускал целые абзацы, выискивая самое существенное.
Лицо его покраснело. Он рассерженно швырнул письма на стол.
– Что с вами, сир?
– Вы привезли мне старые известия, мадам! Все это я слышал уже тысячу раз… Зачем вы просили аудиенции? Чтобы еще раз услышать от меня «нет, нет и нет!»?!
Я вздохнула, полагая, что мне лучше молча переждать эту волну гнева.
– Бесчисленное количество раз я говорил королю Франции, что отказываюсь помогать ему таким образом! Мой брат, покойный император Иосиф, завещал мне сдержанно относиться к капризам нашей сестрицы… У Марии Антуанетты отобрали два-три наряда, а она уже зовет на помощь всех монархов Европы! Нет, это просто смешно! Да, мадам, смешно! И стыдно! Стыдно так управлять государством, как это делал король Франции… Ну, допустим, я даже поддамся родственному чувству и захочу помочь… Ну и что? Где мне прикажете найти те пятнадцать миллионов, о которых меня просит французский король? Где? Я не знаю.
Леопольд II схватился за звонок. Мгновенно в его кабинете появился лакей с подносом в руках. Император всыпал порошок в воду, залпом выпил лекарство, утерся салфеткой и, немного успокоившись, повернулся ко мне.
– Вы можете садиться, мадам. Итак, как себе воображает Людовик XVI исполнение своей просьбы? Мне негде взять пятнадцати миллионов… Я что – должен учредить налог на воздух? Или задушить своих подданных податями? Нам самим не хватает денег… Или, может, я должен взять в долг?
Он внимательно поглядел на портрет своей знаменитой матери, императрицы Марии Терезии, и шумный вздох вырвался у него из груди.
– Так что, мадам, я отказываю в который раз и бесповоротно… Передайте королеве, что я искренне ее люблю и по-братски советую сократить неумеренные расходы. Ее безграничная любовь к развлечениям возмущала даже нашу мать… Вот так-то, мадам. А что касается побега из Парижа… то это, знаете ли, ребячество… Король ведь согласился признать конституцию? Сам согласился! Почему же он так возмущен?
– Сир, – решилась наконец произнести я, – если бы вам угодно было выслушать меня хотя бы в течение пяти минут…
Леопольд II живо кивнул головой.
– Мы готовы слушать вас, мадам. Именно для этого мы и приняли вас.
Я глубоко вздохнула.
– Начну с того, ваше величество, что я согласна со всем, что вы сейчас изволили мне изложить. Ваши доводы совершенно справедливы. Но беда в том, что вы не знаете всей правды.
– Не знаю? До сих пор я полагал, что у меня прекрасные осведомители!
– Возможно, им выгодно настраивать вас против французского короля… Послушайте меня, сир. Давайте на минуту допустим, что появление Собрания во Франции было делом неизбежным и необходимым…
– Неизбежным – да, при таком способе правления, но не необходимым…
– Допустим, сир, что даже необходимым. Как вы полагаете, ваше величество, в этом случае монарх сохраняет право хоть на какую-то власть и уважение?
– Уважение? Конечно! Особа монарха священна.
– Вот видите, видите, сир! Вы сами говорите, что священна. Но как же это можно согласовать с тем, что происходит во Франции? Там сан короля доведен до такого униженного состояния, что королю неловко показываться на глаза собственному народу!
Император рассмеялся.
– Вздор это все… Людовик сам виноват в том, что происходит. Да и в чем вы видите унижение? Королевской семье предоставлен чудесный дворец Тюильри и двадцать пять миллионов ливров в год… Просто Людовику необходимо проявить больше ума и хитрости. При политическом такте все можно вернуть на свои места.