Древний Египет

Египет лишился всех своих внешних владений. В Сирии и Палестине местные царства переживали единственное время своего процветания — это была пора Давида, Соломона, Хирома, самостоятельной внешней политики, больших военных, колониальных и торговых предприятий, деятельного строительства в великодержавном масштабе. Конечно, культурное обаяние Египта было велико, но о политической зависимости не хотели и слышать. Достаточно вспомнить замечательный Голенищевский папирус Московского музея, повествующий о злоключениях египтянина Унуамона, посланного из Фив за лесом Ливана для священной ладьи Амона. Нет и речи о прежних условиях Египта, когда к услугам были все сокровища Азии, князь Библа держит посланного 19 дней в гавани и гонит назад, только повеление свыше — дух, овладевший одним из его слуг — заставило его пригласить «посланника Амона», жалкое путешествие которого не соответствует ни величию бога, ни тому представлению, которое всё-таки сохраняется об Египте и его культурном значении; мы уже приводили подлинные слова об этом в начале нашей книги. Но это не помешало князю требовать платы и, несмотря на влагаемые в уста Унуамона похвалы величию бога, путевое изображение которого находится на корабле, задержать его ещё 48 дней, пока из Египта не прибыла плата. На прощание князь Библа даже предупредил посланца Амона: «не испытай ещё раз ужасов моря, чтобы не поступить мне с тобой, как с послами Хамуаса (Рамсеса IX), которые прожили здесь 19 лет и умерли…» В Нубии образовалось особое жреческое царство с культом Амона и столицей в Напате.

XXI династия ничем себя не заявила за пределами страны. На смену ей явились фараоны уже иноземного происхождения из предводителей поселённых в Египте наёмных ливийских дружин; они восприняли египетскую культуру и, будучи в числе первых вельмож государства, стали близки к престолу. Вся Дельта и значительная часть Среднего Египта были, таким образом, мирно колонизованы иноземцами, которым не удалось в своё время бурным натиском овладеть этой областью. Из этих военных князей особенно выделились ираклеопольские; уже второй из них был жрецом бога Хершефи, а третий, Шешонк, породнился с танисским царским домом, и, опираясь на мемфисское духовенство, ок. 950 г. вступил на престол фараонов. Отныне Фивы перестают быть столицей; центр жизни переходит на север, и новая династия (XXII) имеет резиденцией Бубаст, почему и называется бубастидскою, или, по происхождению, ливийскою. Шешонк, библейский Шишак, известен своим походом в Иудею и поддержкой, оказанной Иеровоаму. Шешонк был последним фараоном, оставившим в Фивах победные тексты и изображения. При его преемниках падение внешней мощи Египта и его внутренний развал продолжались непрерывно, и скоро обозначились три главных территории, почти обособившихся друг от друга: Дельта, оказавшаяся под властью многочисленных князей ливийского происхождения, Средний Египет от Дельты до Сиута, с центром в Ираклеополе, и, наконец, Фиваида, к которой с юга примыкало новое царство эфиопских фараонов, основанное на египетской религии и культуре и имевшее столицей Напату на священной горе Баркале. Эти фараоны имели притязание быть владыками и Египта, равно как преемники Шешонка, цари XXII династии, сидевшие в Бубасте, считали себя владетелями всего Египта, распавшегося на множество мелких владений. Затруднительность их положения с достаточной ясностью изобразил, например, фараон Осоркон II в своей молитве, начертанной на плите в руках его коленопреклонённой статуи в Танисе. Он просит, чтобы его потомство действительно могло управлять всем Египтом, и верховными жрецами Амона-Ра, царя богов, и великими князьями ливийцев, и жрецами Хершефи ираклеопольского, чтобы «сердце брата не возносилось на брата». Действительно, смуты и междоусобия, а затем и внешние враги с севера и юга два века свирепствовали в несчастной, некогда победоносной стране.

Фивы в это время, вместе с примыкавшей областью к северу до Сиута и к югу до Нубийской границы представляли самостоятельное владение, напоминающее духовный лен, во главе которого стоял верховный жрец Амона, а впоследствии и носившая царский титул жрица «восхвалительница Амона», или «супруга бога». Уже в эпоху Рамессидов замечается неудержимое стремление фиванских иерархов к возвеличению своего авторитета не только в Фиваиде, но и во всём Египте; уже тогда стены фиванских храмов отводятся не для прославления побед царей, а для увековечения деяний духовенства и чудес божества. Родственные отношения, в которых находились фиванские владетели к представителям династии, и признание ими их верховенства оставляли место и для царских надписей, но всё это не всегда избавляло от смут. До нас дошло в фиванских храмах несколько памятников, имеющих значительный интерес для знакомства с судьбами египетской религии, духовенства и храмов этого времени и для характеристики создавшегося положения.

Верховные жрецы Амона повествуют нам о себе со стен фиванских храмов, начиная с Рои, современника ещё Мернептаха и Аменхотепа, современника Рамсеса IX, обновившего помещения для духовенства, расположенные к югу от Карнакского священного озера, к востоку от южного пилона, и начертавшего об этом длинную надпись на восьмом карнакском пилоне; в Карнаке найдена и другая его, плохо сохранившаяся надпись о работах в заупокойных храмах Рамсеса III и IV. Царь наградил его за это обычным образом и передал в его ведение поступления, собиравшиеся раньше в царскую казну «с народа дома Амона-Ра». И об этом повествуют надписи и изображения на стенах пилона. Следующая крупная личность фиванского жречества, будущий царь Херихор, избрал для своих текстов и изображений храм Хонсу в Карнаке — здесь царь Рамсес XII уже совершенно не заметен пред ним в надписях и барельефах, касающихся сооружения ипостиля, двора перед ним и пилона. Здесь жрец посвящает свои сооружения от своего имени и только слегка упоминает о царе; стены изображают священные процессии. Наконец, одна из надписей увековечивает оракул и чудо Хонсу в пользу Херихора, может быть, о бытии ему царём. Плохая сохранность и намеренно неясный язык, свойственный этого рода памятникам, скрывают от нас подробности, но мы видим пред собой начало тех многочисленных надписей, увековечивающих чудеса бога и оракула, без которых теперь не обходилось ни одно сколько-нибудь серьёзное дело. Обыкновенную статую бога или его фетиш выносили в процессии, трижды вопрошали; он «отвечал» кивком; или предлагали ему, в случае судебного разбирательства, два свитка — оправдывающий или осуждающий, как было, например, в деле жреца Тутмеса, обвинённого в растрате.

Остановимся на некоторых из этих текстов, оракулах и вообще происходящих из жреческих сфер этого странного времени. Так, в Лувре есть надпись из Карнака от 25-го года царя XXI династии, Пайноджема I, повествующая о том, как в Фивы прибыл «верховный жрец и военачальник Менхеперра. Фиванская молодёжь его радостно встретила». Величество Амона-Ра явился в процессии, чтобы утвердить его на седалище отца его. Он определил ему множество чудес, невиданных со времени Ра. «В день Нового года была новая процессия. Бог остановился у входа; Менхеперра обратился к нему с речью, в конце которой просил о возвращении в Египет “слуг, которых он изгнал в Оаз”. Бог кивнул усердно», равно как и на просьбу увековечить постановление его о том, чтобы была отменена ссылка «в отдалённую область Оаза, а также» кивнул на просьбу о казни какого-то преступника, «убийцы живых людей». И здесь от нас скрыты и причины изгнания, и его обстоятельства, и кто подвергся ему, а также всё, касающееся последней просьбы. Возможно, что жрец просил за своих сторонников, подвергшихся опале в это смутное время, когда менялись лица и партии и когда личные или политические противники при теократическом строе приравнивались к религиозным еретикам. С этой стороны особенно интересна надпись верховного жреца Осоркона, современника царей XXII династии, его отца Такелота II и Шешонка III, начертанная у так наз. бубастидских врат великого карнакского храма и сохранившаяся довольно плохо: