Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 93

Сражение произошло 8 сентября 1514 года между городами Орша и Дубровна, на реке Крапивне, притоке Березины. Первым атаковал литовскую армию полк Михаила Голицы, нанесший удар по левому флангу литовского войска. Противник устоял, вынудив нападавших отойти на исходные позиции. Тогда началась контратака литовской кавалерии и польской пехоты. Голице Булгакову срочно потребовалась помощь, «но Иван Андреевич (Челяднин – В. В.) в зависти не поможе князю Михаилу и не бися с литвою в ту пору. И бившеся много и разступившесь розно. И вдругие литва пришла на Ивана Андреивичя, и начать Иван Андреевичь своим полком битися с литвою, а князь Михаило Ивану Андреевичю не поможе. И бившеся много и разступившесь, а силы паде на обоих ступех обоих стран много. И в третие наступиша литва на князя Михаила на Голицу, и бися князь Михаило с ними своим полком много. И Иван Андреевичь в ту пору князя Михаила выдал, а сам побеже, а литва начаша одолять князю Михаилу, и одолеша, и многих воивод и князеи и бояр поимаша, а иных на бою убиша…»[238]. Впрочем, бежавший Челяднин также был пойман и пленен. Позднее он умер в литовском заточении. Русскую конницу, в этот решающий момент сражения попытавшуюся атаковать правый фланг армии Острожского, противник встретил огнем расположенных в засаде артиллерийских орудий, стрелявших навесным огнем («Литовцы, отступив умышленно к тому месту, где они поместили воинские орудия, направляют их против преследующих врага московитов и поражают задний ряд их, расставленный для подания помощи, но слишком плотно друг к другу, приводят их в замешательство и разгоняют в разные стороны. Этот неожиданный способ войны наводит страх на московитов, которые считали, что в опасности находится только первый ряд, борющийся с врагом: придя от этого в смущение <…> они обращаются в бегство»). При обстреле ядром был убит один из воевод Передового полка – Иван Иванович Темка Ростовский. Понеся тяжелейшие потери, русская конница оказалась отброшена к реке Крапивне и почти вся была уничтожена на ее крутых берегах[239].

По литовским данным, многократно завышенным, под Оршей русские потеряли убитыми до 30 тысяч человек. Эти сведения, приведенные в послании Сигизмунда I магистру Ливонского ордена, призваны были произвести благоприятное впечатление на возможного союзника[240]. Ряд обстоятельств заставляет усомниться в точности данных королем сведений о русских потерях, и не только потому, что названное им число погибших вдвое превышало максимально возможную численность шедшей к Орше рати. Сомнительны, прежде всего, сведения о захваченных московитах. В сообщении Сигизмунда I говорилось о пленении 8 главных воевод, 37 других военачальников и 1500 дворян. Но в других литовских источниках приводятся иные сведения о взятых в плен во время Оршанской битвы русских командирах и служилых людях. Достаточно информированный автор Летописи Рачинского отмечает, что под Оршей было захвачено помимо 35 воевод 380 детей боярских, но добавляет, что «простых людей, которых живых поимали, нельзя и выписати множества для». В «Именной росписи московских пленников» названы 8 русских дворян, но при сопоставлении их со списком, приведенным в Летописи Рачинского (и Евреиновской летописи), совпадают лишь имена военачальников Федора Кобца, Филиппа Ивановича Киселева и Ивана Андреевича Еропкина. При этом не упоминаются попавшие в плен главные русские воеводы: М. И. Голица Булгаков, Д. И. Булгаков и И. А. Челяднин. По-видимому, «Именная роспись» представляет собой лишь один из списков захваченных в плен русских воевод и голов дворянских сотен[241].

Факт произошедшего в сражении под Оршей разгрома одного из русских походных войск очевиден. Однако он имел тактическое, но никак не стратегическое значение[242]. Тем не менее, результаты поражения под Оршей не замедлили сказаться. Все три города, перешедшие под власть Василия III в начале августа 1514 года, после падения Смоленска, – Мстиславль, Кричев и Дубровна – вновь отложились от Москвы. Заколебались и смоляне. В городе возник заговор, во главе которого встал уже упоминавшийся выше епископ Варсонофий. Он послал к Сигизмунду письмо с обещанием сдать город. Но планы Варсонофия и его единомышленников были разрушены решительными действиями нового смоленского наместника и воеводы, князя Василия Васильевича Немого Шуйского. С помощью местных жителей он раскрыл заговор и, не дожидаясь решения государя, находящегося тогда в Дорогобуже, велел казнить изменников, пощадив лишь самого смоленского владыку (позднее тот был сослан в Каменский монастырь на Кубенском озере). Замешанные в заговоре «князи смоленские и паны» были повешены на крепостных стенах, на «ослядех», на виду подошедшего к городу литовского войска. К телам казненных привязали подарки, полученные от великого князя Василия III после взятия им Смоленска: «Которому князю смоленскому князь великии дал шубу соболью с камкою или з бархатом, того и в шубе повесил; а которому князю или пану дал ковш серебрянои или чарку серебряну, и он, ему на шею связав, да и того повесил; которово князя смоленскаго или пана пожаловал, того с тем и повесил»[243]. Остальные горожане и гарнизон, руководимые энергичным Шуйским, бились твердо, отразив все литовские приступы. Острожский вынужден был отступить, оставив Смоленск в русских руках. Его действиям мешала начавшаяся зима и принявший массовый характер отъезд воинов из армии.

Воспользовавшись отступлением гетмана, не сумевшего развить достигнутый в Оршанской битве успех, московские воеводы нанесли удар на другом направлении. На литовские города 28 января 1515 года с новгородскими и псковскими полками выступили воеводы князь Иван Михайлович Шамин, Юрий Иванович Замятнин и Андрей Васильевич Сабуров. Во время этого похода псковский наместник Сабуров с 3 тыс. воинов, назвавшись перебежчиком от Василия III к Сигизмунду I, захватил и разграбил Рославль. Тогда же были сожжены посады Браслава и город Друя. После этого с большим «полоном» воеводы вернулись обратно через Опочку[244].

В течение следующих двух лет от широкомасштабных действий Москва и Литва воздерживались. Хотя в 1515 году русские полки ходили к Мстиславлю и Витебску, а в 1516 году из Белой – снова к Витебску, это были небольшие рейды, не принесшие особых результатов. Московскому государству требовалось время, чтобы оправиться от пусть и не фатального, но тяжелого оршинского поражения. Кроме того, русскому правительству необходимо было определиться в отношениях с Крымом, где после смерти хана Менгли-Гирея к власти пришел его сын, Мухаммед-Гирей, известный враждебным отношением к Москве. Внимание князя отвлекала и сложная ситуация в Казани, где тяжело заболел хан Мухаммед-Эмин. В свою очередь, нападение литовцев на Гомель в 1516 году, совершенное малыми силами, легко отбили прикрывавшие рубеж русские войска. Сигизмунду Старому в эти годы было не до большой войны с Москвой, так как войско одного из крымских «царевичей», Али-Арслана, несмотря на союзнические отношения, установившиеся между королем и Мухаммед-Гиреем, напало на литовское пограничье, сорвав готовившийся поход к Смоленску.

Спустя год Сигизмунд I решил перейти в решительное наступление, сосредоточив в Полоцке армию под командованием гетмана Константина Острожского. Действия литовцев и поляков поддержали крымские татары. Их согласие напасть на московские «украйны» было щедро оплачено прибывшим в Бахчисарай литовским послом Ольбрахтом Мартыновичем Гаштольдом. Летом 1517 года 20-тысячное крымское войско напало на тульские места, но русское командование, заранее извещенное о готовящемся вторжении, успело сосредоточить здесь многочисленные войска. Разошедшиеся по тульской земле татарские людоловные «загоны» были атакованы и разгромлены полками воевод Василия Семеновича Одоевского и Ивана Михайловича Воротынского. Пути отступления начавшему отходить в степь противнику перерезали «пешие люди украинные», которые «дороги засекли и многих татар побили». Неудачей закончился набег татар на Северскую землю, совершенный в ноябре 1517 года: отряд Михаила Дмитриевича Янова, одного из воевод Василия Шемячича, настиг и разгромил крымцев за рекой Сулой.