Страница 40 из 81
И так, Гош жив. Самоуверенные до поноса американские инструкторы провалили операцию, всего лишь ранив противника в руку.
Осведомлён о роли Фаи. По крайней мере, уверен в её виновности, от того действовал столь решительно и грубо. Кинул в камеру, не задав ни единого вопроса. Значит, знает достаточно, чтоб считать её виновной.
Что дальше?
В Мульде запрещены казни женщин, кроме признанных колдуньями. Камень Правды подтвердит — она не колдунья.
Но провести недолгий остаток жизни в подобной клетке — ещё хуже, чем огонь. Уж лучше самой признаться, что убила Фируха, попав в его комнату с помощью колдовства. Тогда придёт мучительная, но короткая боль. Вместо месяцев и лет, пока не выпадут зубы и волосы, а здоровье рассыплется окончательно.
Холод начал пробирать до костей. Не поверишь, что над головой — тёплый сентябрь. Лето для Фаи, возможно, уже не наступит никогда…
Сколько времени она сидела на топчане, обхватив руками мёрзнущие плечи, сказать сложно. Ни воды, ни питья ей не предложили. Словно забыли совсем.
Затем донёсся звук нескольких голосов. На коридоре мелькнули отсветы факелов.
Пара тюремщиков перевела её в другое помещение на том же этаже. Намного просторнее, и здесь не витали ароматы отхожего места.
Почему-то Гош отошёл от прежнего обыкновения устраивать дознание с Камнем Правды на виду сотен людей. Причину Фаи узнала через миг, и эта причина была ужасна. Мужик с повадками рубщика мяса раскладывал инструменты. Топорики, долота, клещи.
— Мне нужно, чтоб у неё остались невредимыми правый глаз и правая рука. Чтоб смогла прочесть и подписать показания, — проинструктировал его архиглей.
Фаи без объяснений поняла: страшные слова адресованы ей. На случай, если вздумает запираться.
В комнате находилось ещё семеро мужчин, включая судью, того же, что допрашивал с Гошем подозреваемых во дворце. Тогда ей удалось вывернуться, не отвечать на вопросы о Фирухе. Больше не выйдет.
— Положи руку на Камень Правды. Фаи — твоё настоящее имя? — начал судья.
— Настоящее…
— Не будем ходить вокруг, — вмешался Гош. — Кто заключил контракт с ватагой Кривого Лиса? Можешь начинать говорить и без пытки. Кодекс наёмников Кароссы не требует умалчивать имя заказчика. Брент Айюрр?
— Да… Тебе и так главное известно.
— Главное — да. Но не всё.
Он был дотошен до самых мелочей. Расспрашивал о каждой детали пребывания отряда в замке брента. О роли Фаи в команде. Когда и на каких условиях к ней присоединились американцы. Гош называл их «пиндосами».
— Зачем ты убила Фаруха?
Он не спрашивал «как». Не спрашивал — она ли совершила убийство. Подошёл вплотную и влепил вопрос, словно врезал пощёчину.
— Ошиблась в темноте. Хотела зарезать тебя.
— И сколько получила бы из общего серебра, полученного отрядом?
— Не меньше десяти динов…
По подземелью прошелестел шёпот. Гош засмеялся.
— Так дёшево меня никто не ценил. Ну, если только в прошлом, когда финчасть полка начисляла сержантское довольствие. Слушай, жадная дурочка. Задам тебе самый главный вопрос. От правильности ответа зависит твоя жизнь и судьба. Айюрр точно не располагает серебром, достаточным, чтоб снарядить шесть десятков каросских наёмников и пару из Америки для миссии в Номинорр. Значит, кто-то стоит за его спиной и даёт серебро. Кто? Не молчи! У тебя ещё все пальцы на месте, а мой помощник извёлся от нетерпения. Любит свою работу. Повода ждёт. Ну?
— Не знаю! Клянусь Моуи — не знаю! Видите, моя рука лежит на Камне Правды, и он — холодный!
Мясник взял в руки клещи и подбросил, ловко поймав. Большие. Нет сомнений, откусят любой палец –на руке или на ноге.
— Но что-то ты знаешь.
— Только догадываюсь…
— Поделись догадкой, мы внемлем.
— Айюрр говорил: нужен чёткий план — как устранить тебя и вернуть ему архиглейство. Под реальный план ему дадут достаточно серебра. Заплатит по обычной ставке наёмников. Как в старые времена. Кто-то из Дорторрна даст. Кто именно — не знаю. Клянусь!
— Что же. Ты не соврала. Не отказывалась говорить. Но и не поведала чего-то нового, важного. Детали вашего контракта с Айюрром интересны, но знание о них ничего не решает. Если бы я просто пристрелил тебя в Сорбонне, почти ничего не изменилось бы.
— Что же мешает сделать это здесь и сейчас? — поинтересовался судья.
— Только не человеколюбие, — архиглей погладил бороду правой пятернёй, и Фаи отметила: от травмы руки не осталось ни следа. — Наша пленница — ценная. Я объявлю награду для Кривого Лиса, если он доставит Джен и Пита в Номинорр. Хотя бы головы, коль недосуг тащить тела. Обменяю Фаи на головы. Стоп! Отмена на кассе. Есть более насущная проблема. Пудри нос, девочка, полируй клыки. Отправляешься на приём к королю. Расскажешь о кончине его сына. Похвастаешься напоследок умением скакать по крышам и лазить по верёвке в окна.
— Тогда — всё. Сгноит меня заживо в каменном мешке.
— У меня не лучше, сама видела. Гнурр! Как подпишет признание — в камеру её. Дайте только тёплой одежды, еды и воды. Не изверги же мы.
Он подмигнул мужику, складывающему в сундук пыточные инструменты.
Фаи так и не поняла, собирался ли он применить пытки всерьёз.
х х х
Мюи, готовая извести девушку-анта из ревности, со свойственной женщинам последовательностью совершила поворот кругом.
— Гош! Неужели ты посмел бы её убить? Тем более — пытать?!
Я преспокойно уплетал ужин, наслаждаясь исправностью правой клешни.
Отремонтировав её за целую корзину сладостей, недельный запас моей мамы, Верун ворчал:
— Опять влез, куда не следовало! Небось, и одной рукой убивал.
— Защищаясь. Одного. Он замахнулся на меня мечом.
— Молодую девицу запихнул в подземелье.
Ого! Оказывается, лесной дедок осведомлён о происходящем.
— Та девица за десять серебряных монет подрядилась убить меня. По ошибке зарезала другого.
Деловито дожевав кекс с орехами, Верун вздохнул:
— О-хо-хо. Проклятые деньги сгубят род людской. Кто будет приносить угощения старому богу рощи? Но девицу не губи.
Он был не одинок в увещеваниях.
— Так что ты собираешься делать с пленницей? Прояви сострадание! — заявила мама в унисон с моими воспоминаниями о нравоучениях Веруна.
— Не решил. Казнить или сгноить её в подвалах Номинорра пока не намерен.
Вообще-то, у магистрата есть своя тюрьма. Дворцовые застенки предназначены для личных врагов и пленников архиглея. Не трудно догадаться, что до ареста Фаи они преимущественно пустовали.