Страница 16 из 86
Военные действия на Днепре были свернуты. Возобновившиеся набеги крымских татар носили грабительский характер и ограничивались, как правило, нападениями на приграничные места. Ущерб от этих набегов, с точки зрения царя, был невелик и он, даже в обычно очень напряженное летнее время, продолжал перебрасывать полки с южной границы на литовскую «украйну», где новый польский король Стефан Баторий один за другим захватывал русские города.[180] Гораздо больше тревожило Ивана Грозного начавшееся весной 1581 года новое восстание в Казанской земле и непрекращающиеся нападения ногайских татар на приграничные русские земли. В том же 1581 году пришедшее на помощь марийцам 25-тысячное ногайское войско князя Уруса разорило белевские, алатырские и коломенские места.[181] В Поволжье шли тяжелые сражения. Несколько облегчила положение русских ратей постройка в 1583 году на правом берегу Волги, напротив устья реки Ветлуги, Козьмодемьянского острога.[182] Только после окончания Ливонской войны московское правительство смогло сосредоточить на охваченной мятежом территории достаточное число войск, подавивших последние очаги сопротивления в марийских землях. Это произошло уже после смерти Ивана Грозного. Покорителем мятежного Черемисского края стал князь И. А. Ноготков, войско которого выступило в поход 11 ноября 1584 года и нанесло ряд поражений восставшим, вынудив их сложить оружие и покориться русской власти.[183] Укрепляя свои позиции в Поволжье, правительство царя Федора Ивановича спешно возводит здесь новые крепости: в 1584/1585 годах – Новый Царев город на Санчюрине озере (Царевосанчурск), в 1585/1586 годах – Самару и Уфу, в 1589 году – Царицын, в 1590 году – Саратов, Цивильск и Ядринск.[184]
Тем временем вновь осложнилась обстановка на крымской «украйне». Весной 1584 года 52-тысячное татарское войско под командованием Араслан-мурзы, в составе которого находились татарские и ногайские отряды, прорвалось через Оку. В течение двух недель противник безнаказанно разорял белевские, козельские, воротынские, мещовские, мосальские, можайские, дорогобужские и вяземские места, захватив «полону бесчисленно много русского народу».[185] 7 мая 1584 года, уже после смерти Ивана Грозного, войско под командование думного дворянина М. А. Безнина настигло противника у слободы Монастырской, в устье р. Высы, в 8 верстах от Калуги. В упорном сражении русским полкам удалось разбить врага, «отполонив» около 70 тыс. человек. В тот же день к «берегу» выступило войско князей Ф. М. Трубецкого и М. С. Туренина, усилившее оборону южного рубежа. Однако битвой у Монастырской слободы военные действия не завершились. М. А. Безнин, узнав от захваченных татарских «языков» об осаде войском мурзы Есинея Белева, где оборонялся князь Т. Р. Трубецкой, направил ему на помощь отряд головы Матвея Проестева. Противник, не принимая сражения, ушел из русской «украйны».[186] Поражение татарских войск улучшило обстановку на границе, однако и в последующие годы она продолжала оставаться крайне сложной.
Глава 4. Ливонская война 1558–1583 гг
История Ливонской войны, несмотря на изученность целей конфликта, характера действий противоборствующих сторон, итогов произошедшего столкновения, остается в числе ключевых проблем российской истории. Свидетельство тому – многообразие мнений ученых, пытавшихся определить значение этой войны среди других важнейших внешнеполитических акций Московского государства второй половины XVI века.
Среди работ, посвященных изучению Ливонской войны, актуальным остается исследование Г. В. Форстена «Балтийский вопрос в XVI–XVII столетиях (1544–1648 гг.)», первый том которого посвящен начатой Россией в 1558 году войне за Прибалтику. Написанная по ливонским источникам, работа Форстена дает широкую панораму событий, происходивших в то время на орденских землях. Единственным серьезным упущением автора является заявление о неправомерности русского требования о возобновлении уплаты «юрьевской дани», высказанное им на основе немецких документов. За Россией Г. В. Форстен признает лишь право Пскова на получение с ливонцев мизерной дани в 5 пудов меда, подчеркивая тем самым несправедливость выдвинутого царем Иваном IV ультиматума выплатить ему по одной марке с каждого дома в Дерпте (Юрьеве Ливонском).[187]
В советское время вышла всего одна монографическая работа, посвященная борьбе за Прибалтику, начатой русским царем. Речь идет о выпущенной в 1954 году книге В. Д. Королюка «Ливонская война». Многие положения монографии устарели, ряд утверждений автора подвергнут критике. Однако, как это часто бывает, оспаривались именно очень точные его наблюдения о принципиально разном видении Иваном IV и Алексеем Адашевым стоящих перед Россией внешнеполитических задач.[188] С другой стороны, неотмеченными остались действительно существенные недостатки работы Королюка: слабое освещение хода военных действий, отсутствие всякого упоминания о военной реформе Стефана Батория (!), объяснение причин поражения не только действительными факторами (экономическим истощением страны), но и изменническими действиями бояр-заговорщиков. Героическая оборона Пскова, сыгравшая исключительно важную роль в срыве дальнейших завоевательных планов польского короля и, как итог, приведшая к окончанию войны, описана автором недостаточно полно.
Основные направления внешней политики России второй половины XVI века через призму борьбы с татарскими нападениями рассмотрены были А. А. Новосельским. Исходя из общего для большинства советских историков тезиса о невозможности для Московского государства вести в то время борьбу с Крымом и Турцией, он полагал, что в сложившейся обстановке более перспективным являлось включение России в борьбу за выход к Балтийскому морю. При этом исследователь утверждал, что «Ливонская война была задумана царем Иваном IV задолго до ее начала…»,[189] не подкрепляя свое заявление доказательной ссылкой на источники. Более убедительными представляются выводы А. А. Новосильского о тесной связи татарских нападений с событиями Ливонской войны и невозможности сосредоточения всех русских войск в Прибалтике из-за опасения вторжения крымских и ногайских орд. Угроза татарского нападения оставалась реальной: лишь в течение трех из 24 лет войны на южных рубежах набегов не было зафиксировано.[190]
Среди исследователей, изучавших причины Ливонской войны, есть несколько историков, справедливо полагавших, что произошедшее в конце 1550-х годов изменение внешнеполитического курса русского правительства было ошибкой. Еще Н. И. Костомаров писал: «Время показало все неблагоразумие поведения царя Ивана Васильевича по отношению к Крыму». Он «не воспользовался удобным временем – эпохою крайнего ослабления врага, а только раздразнил его, дал ему время оправиться и впоследствии возможность отомстить вдесятеро Москве за походы Ржевского, Вишневецкого и Адашева».[191] Точку зрения Н. И. Костомарова вполне разделял Г. В. Вернадский, подчеркнувший, что борьба с татарами была «подлинно национальной задачей» и, несмотря на сложность покорения Крыма (по сравнению с завоеванием Казани и Астрахани), она была вполне выполнимой. Помешала ее решению начатая в январе 1558 года Ливонская война. «Реальная дилемма, с которой столкнулся царь Иван IV, – писал Г. В. Вернадский, – состояла не в выборе между войной с Крымом и походом на Ливонию, а в выборе между войной только с Крымом и войной на два фронта как с Крымом, так и с Ливонией. Иван IV избрал последнее. Результаты оказались ужасающими».[192] Исследователь высказал интересное предположение о том, что направленная в Ливонию русская армия первоначально предназначалась для военных действий против Крымского ханства. Во главе войск стояли служилые татарские царевичи: Шах-Али, Кайбула и Тохтамыш – московский претендент на ханский трон, вверенные им части по преимуществу состояли из соединений касимовских и казанских татар. Лишь в последний момент армия, предназначенная для вторжения в Крым, была направлена на границы с Ливонским орденом.[193] Решив начать борьбу за Прибалтику, царь потерял интерес к проблеме Крыма. Все силы и ресурсы страны были переброшены на северо-запад, но непосредственно перед началом войны. В этой связи следует очень осторожно отнестись к отмеченным Л. А. Дербовым обстоятельствам обнаружения в 1554 году возвращавшимися из Москвы ливонскими послами русских военных приготовлений на границах. Тот факт, что они «встречали на дороге через каждые 4–5 миль новые ямские дворы с множеством лошадей и видели огромные обозы с оружием, порохом и свинцом, направлявшиеся к ливонскому рубежу», на тот момент следует воспринимать как демонстрацию силы и средство психологического давления на власти Ордена с целью заставить их отказаться от поддержки Швеции, собиравшейся начать войну с Россией и искавшей союзников среди соседних государств. Расчет русских властей оказался точным. Ливония, первоначально поддерживавшая военные приготовления шведского короля Густава I, так и не решилась на открытую конфронтацию с Московским государством.[194]