Страница 18 из 36
С разгадкою загадки золотого гроба сама собою разгадывается и загадка четырех великолепных алавастровых сосудов, предназначенных для внутренностей умершего и обнаруженных вместе с гробом в так называемой гробнице Тэйе. Крышку каждого из них венчала тонко изваянная человеческая голова со тщательно переданными накладными волосами, причесанными и подстриженными во вкусе того времени. Надписи, имевшиеся некогда на сосудах, были старательно стерты. Лицо не походило ни на кого из известных по виду деятелей солнцепоклоннической поры. Оставалось только гадать, кого же изображают замечательные головы? Их приписывали поочередно чуть ли не всем царственным особам тех дней: Тэйе, Тут-анх-амуну, Амен-хотпу IV, Нефр-эт, Семнех-ке-рэ, Ми-йот. Накладные волосы, вроде изображенных на головах, носили тогда, как не раз отмечали исследователи, одинаково мужчины и женщины, и потому можно было опознавать в головах сосудов равно царей и цариц.
Теперь, когда переделанный на имя Амен-хотпа IV золотой гроб оказался гробом побочной жены царя Кийа, естественно считать погребальные сосуды, найденные вместе с гробом и начисто лишившиеся надписей, погребальными сосудами той же Кийа. Сравнение голов на сосудах с человекоподобным гробом и изображениями Кийа в усадьбе подтверждает этот сам собой напрашивающийся вывод.
Как показали в свое время английские исследователи, золотой гроб был надписан для своей хозяйки задолго до кончины Амен-хотпа IV: в первоначальной надписи встречается знак, изображавший египетскую богиню правды Мэ и ставший как многобожеский неупотребительным в более поздние годы царствования.
Э. X. Гардинер обратил также внимание на то, что налобная царская змея на гробе надписана именем солнца, бывшим входу в поздние годы Амен-хотпа IV-и потому, можно думать, добавлена впоследствии, так что гроб первоначально не был увенчан ею. Как отметил в 1931 году Р. Энгельбах со ссылкою на Г. Брайтона, на одной из голов на погребальных сосудах хвост царской змеи был врезан позже в пряди волос, и С. Олдред в 1957 и 1961 годах подтвердил это обстоятельство. Значит, первоначально на головах сосудов тоже не было царских змей, их добавили потом, но затеям отбили, возможно, тогда же, когда изгладили надписи. На усадебных изображениях Кийа налобной змеи тоже не видно. Вдобавок как там у Кийа, так и на голове ее гроба и на головах сосудов одна и та же прическа. Совпадение прически на гробе и на сосудах отметил еще С. Олдред в 1957 году, заключив отсюда о принадлежности гроба и сосудов одной и той же женщине.
Теперь, когда владелицей погребальных сосудов оказывается Кийа, мы получаем несколько превосходных изображений этой женщины. Как у царицы, у нее было довольно широкое и вместе с тем худощавое лицо, но этим едва ли не ограничивается сходство. Той торжественной невозмутимости, той нежной утонченности, которыми отмечены лучшие изваяния Нефр-эт, в этом страстном, целеустремленном лице нет и следа. Темные, большие и длинные, немного раскосые глаза широко открыты и напряженно смотрят из-под густых черных бровей. Нос тонкий и прямой с раздутыми ноздрями. Полные губы заметно выдаются и плотно сжаты. Есть что-то жгучее и суровое и в то же время вдохновенное в этой красоте, такой отличной от спокойной красоты царицы.
Чувства Кийа к ее возлюбленному отражены в самой значительной надписи на ее гробе — в надписи F. Теперь, когда мы все знаем, мы можем восстановить и прочесть эту надпись в первоначальном виде. В полную противоположность древней богине Эсе, чья речь помещалась на гробах царей, Кийа не сулит возлюбленному посмертные блага, а ждет их от него, и то, что она от него ждет по смерти, большей частью лишь продолжение того, что она уже имела при жизни.
1. Сказывание слов [(такою-то) Кийа] [— жива она! (?)]:
2. Буду обонять я дыхание сладостное, выходящее из уст твоих.
3. Буду видеть [я кра]соту твою постоянно, [м]ое желание.
4. Буду слышать [я] голос твой сладостный северного ветра.
5. Будет молодеть плоть (моя) в жизни от любви твоей.
6. Будешь давать ты [мне] руки твои с питанием твоим, буду принимать [я] его, жи-
7. [вущий правдою (?)]. Будешь взывать ты во имя мое вековечно, не (надо) будет искать его
8. в устах твоих, [м]ой [владыка (?) (имя рек)]. Будешь ты [со мною (?)[2]]
9. вековечно вечно, живя, как солнце! [Для двойника жены-любимца большой]
10. цар[я] (и) государ[я], живущ[его] правдою, владыки] обеих земель [Нефр-шепр-рэ — Единственного для Рэ], отрок[а]
11. добр[ого] солнца живого, который будет тут
12. жив вековечно вечно, [Кийа] [— жива она! (?)].
ВТОРОЙ ФАРАОН
Накануне первой мировой войны на месте солнце-поклоннической столицы велись раскопки под руководством немецкого ученого Л. Борхардта. Во время их были найдены две небольшие каменные плиты, на первый взгляд ничего особенного не представлявшие. Обе они остались недоделанными; имена изображенных лиц нигде не были проставлены. Но и без имен изображения казались настолько ясными, что никому и в голову не приходило усомниться в том, что изображены Амен-хотп IV и его супруга царица Нефр-эт.
На одной из плит две венценосные особы представлены сидящими в лучах своего солнца за столиком с яствами. Особа побольше, обернувшись к особе поменьше, ласково дотрагивается до ее подбородка, а та обнимает ее одною рукою за плечо. Двойной венец, отвислый подбородок, выгнутая назад шея, впалая грудь и вздутый живот выдают сразу, что особа побольше — Амен-хотп IV. У особы поменьше, держащейся прямее, но тоже с царскою змеею в головном уборе, подбородок не отвисает, лебединая шея выгнута вперед и грудь выступает особенно сильно. По телосложению вторая особа вполне могла бы быть царицей Нефр-эт, а ласки, которыми обмениваются изображенные лица, позволяют думать, что они — муж и жена.
На другой плите изображены тоже две царственные особы, поскольку у каждой на головном уборе по царской змее и вверху изображения сияет то же лучезарное солнце Амен-хотпа IV. Однако сидит здесь только большая особа, меньшая же, стоя, наполняет ей чашу. На изображении в одной из гробниц солнцепоклоннической столицы — в гробнице Ми-рэ, домоправителя царицы, ту же услугу Амен-хотпу IV оказываем Нефр-эт. Потому так легко и было опознать в изображенных на плите лицах солнцепоклонническую царскую чету.
Получить два лишних, притом выразительных изображения Амен-хотпа IV и Нефр-эт было, конечно, неплохо. Тем не менее ни тот, ни другой памятник не представляли ничего из ряда вон выходящего в художественном смысле; при всех своих достоинствах они тонули в море подобных им произведений солнцепоклоннического искусства. Но вдруг в 1928 году эти две маленькие плиты сосредоточили на себе внимание ученого мира.
Виною тому была статья, помещенная П. Э. Ньюберри в одном из лондонских египтологических журналов. Английский ученый подметил, что на той и па другой плите на голове у предполагаемой Нефр-эт красуется такой венец, какой свойствен только царям, а не царицам. У синего венца цариц была округлая тулья и плоское дно; синий же венец царей был вдоль боков как бы прищемлен и оттянут, а поверху выгнут. П. Э. Ньюберри не преминул сделать вывод, что особа поменьше на обеих плитах, раз на ней мужской венец, никак не царица, а царь. При этом П. Э. Ньюберри привел еще один памятник с остатками изображения двух солнцепоклоннических фараонов: камень из стены какого-то храма, найденный на месте древнего Мэн-фе и изданный в середине прошлого века англичанином Чарлзом Николъсоном. На уцелевшей части изображения от главного лица осталось очень немного, больше сохранилось от его небольшого провожатого, который с веером в руке следовал за своим большим сотоварищем. Мужское облачение провожатого заставляло видеть в нем мужчину, и потому недостающий верх его венца надо было восстановить по образцу фараоновских. Никаких надписей на камне, увы, нс сохранилось.
На всех трех памятниках один из царей выглядит старшим, другой — младшим. Младшего старший треплет по подбородку, и младший сидит позади старшего, младший, стоя, наполняет чашу сидящему старшему, младший идет следом за старшим и несет за ним веер, как какой-нибудь придворный. При этом если сидящие цари почти одинаковых размеров, то в двух других случаях младший царь много меньше старшего. Что старший царь повсюду Амен-хотп IV, понятно само собою. Но кто же тогда младший царь?