После флота

За окнами разгар «лихих 90-х» – 1995 год. Город на Неве вернул себе историческое имя Святого Петра, Советский Союз «приказал долго жить», партия – «ум, честь и совесть эпохи» – самоустранилась и самоликвидировалась…

Весну 1995 года омрачила жуткая трагедия. Первого марта был убит в своем подъезде Влад Листьев – журналист и ведущий программы «Взгляд». Это стало самым громким убийством «лихих 90-х». Лучшего журналиста России оплакивала вся страна… Программа «Взгляд» и ее ведущие в те годы олицетворяли перемены внутри страны, учили людей говорить не шепотом, как на кухне, а вслух: что в СССР все-таки есть секс, что рок-н-ролл жив, что Чернобыль не авария, а трагедия… Сейчас это звучит немного наивно, но люди замирали у экранов, когда Кашпировский выступал в прямом эфире, а Жириновский в телестудии плеснул водой в Немцова.

В моем рапорте на увольнение всего две фразы: «Прошу уволить. Не хочу участвовать в развале флота». На душе горько и страшновато – что будет со страной, с нами? Как жить на гражданке? Через два месяца пришел приказ о моем увольнении со службы.

…Стояла осень 1995 года. Сентябрь в тот год выдался в городе на Неве особенно теплым. На деревьях буйствовали осенние краски. Управление, где прошли последние десять лет моей службы, располагалось в бывших Казачьих казармах на Обводном канале. Поэтому для окончательного расчета с частью я приехал на Охту в центральное здание института. Красивое сталинской постройки здание с колоннами и лепниной на морскую тему напомнило мне о важном событии, прошедшем в его стенах совсем недавно, – о защите диссертации на соискание ученой степени кандидата технических наук. Я вспомнил жаркое лето, а температура в городе на Неве тогда достигала двадцать пять градусов, прохладу зала заседаний ученого совета, где были развешены мои секретные плакаты, себя, прислонившегося к спинке стула, и собственную умиротворяющую мысль: «Ну вот, все и сделано. Шесть лет работы». Вдруг дверь открылась, и в зал заглянул «духовный отец» моей диссертации – начальник нашего управления контр-адмирал К.

– Коньяка хватит? Или послать гонца еще за партией?

– Хватит, товарищ адмирал, – улыбнулся я. Дверь закрылась. Мое умиротворенное состояние прервала вновь открывшаяся дверь. В нее заглянул секретарь ученого совета:

– Прошу вас, при защите ни в коем случае не спорьте с членами ученого совета! Со всем соглашайтесь.

– Не волнуйтесь, спорить не буду, – успокоил я ученого секретаря. После таких ободряющих слов умиротворение исчезло, я внутренне собрался, а в памяти замелькали воспоминания о том, как начиналась моя научная работа.

Вовсю шла перестройка. «Горби» вел страну куда-то в кооперативный рай. На глазах создавались кооперативы под видом центров научно-технического творчества молодежи (ЦНТТМ). Как и в любой научной гонке, в моей главным было время. Чтобы его выиграть, я продумал схему, которая мотивировала людей, весь мой немаленький коллектив на интенсивную умственную и физическую работу. Научные сотрудники совмещали по несколько специальностей – продумывали эксперименты, делали расчеты, паяли медные трубопроводы и, занимаясь монтажом испытательного стенда, крутили гайки. Для ускорения и стимулирования работ я предложил и выстроил следующую схему финансирования научно-экспериментальной работы: деньги на тему не разбрасывались по 10 рублей всем сотрудникам института в качестве премиальных, а заключив договор с Кораблестроительным институтом, перечислялись ему как соисполнителю. Затем «Корабелка» заключала договор с ЦНТТМ им. Крылова и, как соисполнителю, перечисляла деньги ЦНТТМ, который набирал временный трудовой коллектив из моих сотрудников, сотрудников «Корабелки» и других институтов, которые работали в моей лаборатории. Этот временный трудовой коллектив и проводил все экспериментальные работы и писал научный отчет по выполненным исследованиям. По существующему тогда законодательству ЦНТТМ имел право перечислять деньги за выполненную работу, набранному им временному трудовому коллективу, в котором в соответствии с коэффициентами трудового участия перечислялись деньги на сберкнижки конкретных участников.

Прежде чем применять эту схему, я собрал в кабинете у начальника финансовой части нашего института, юриста Ленинградской военно-морской базы и проверяющего подполковника – финансиста из столицы и, объяснив схему, уточнил, есть ли у них к схеме претензии? Претензий не было, и работа по созданию испытательного стенда и проведения экспериментов закипела. Участники временного трудового коллектива получали до тысячи рублей в месяц, в то время как зарплата научного сотрудника составляла сто десять – сто тридцать рублей. Колоссальный стимул к работе! И еще, все нормо-часы, спускаемые на институтский экспериментальный завод, списывались на тему моей лаборатории, так как другие лаборатории экспериментов в то время уже не проводили. Таким образом, удалось изготовить экспериментальный стенд и смонтировать его всего за пять месяцев, вместо полутора лет, за которые брался все сделать завод в Кронштадте. Эксперименты были сложные, взрывопожароопасные. Обратный отсчет времени – как у ракетчиков: часовая готовность, двадцатиминутная, пятиминутная… Старт! Мои начальники просили об одном: «Только чтоб не было взрыва и пожара. Дай, дослужить до пенсии!» Каждый эксперимент был шагом в неведомое… Готовились мы очень тщательно. Методом мозгового штурма обсуждали каждый этап, составляли план-график эксперимента, который утверждался и становился законом для всего временного трудового коллектива. Я, как офицер, не входил во временный трудовой коллектив, но руководил всеми работами. Моим интересом была защита диссертации. Вот такие воспоминания мелькали у меня в голове, пока я ждал начала защиты.

Защита прошла успешно. «За» – большинство белых шаров, «Против» – два черных шара. Сложность прошедшей защиты была в том, что наш ученый совет состоял в основном из докторов военных наук, а я защищался на соискание кандидата технических наук. Чтобы был кворум, пришлось съездить по нескольким профильным институтам и пригласить на защиту, с временным введением в наш ученый совет, трех докторов технических наук. Легко сказать – пригласить.

Надо было исхитриться и убедить, что без их участия защита сорвется. Тема моей диссертации – исследование возможности и целесообразности применения гелеобразного высокоэнергетического металлизированного горючего с забортной водой в качестве окислителя в энергетических установках подводных аппаратов. Тема абсолютно новая и никем ранее не изученная. В ее новизне и заключался интерес в исследовании, в создании экспериментального стенда, в получении уникальных экспериментальных данных, но в ней же была и сложность – все впервые, каждый шаг – в неведомое…

Непросто в то время было и со сбором отзывов на диссертацию. Государственная организация на глазах приходила в упадок, фельдъегерская связь развалилась и не работала. Из институтов, расположенных в других городах, отзывы переслать было невозможно. Пришлось собирать отзывы от специалистов институтов, находящихся в городе и пригороде. Ездил сам. Кобуру с пистолетом под плащ, опечатанную папку под мышку… Нужно сказать, что в тот год защитилось в институте всего два человека – докторскую диссертацию защитил командир – контр-адмирал М., и кандидатскую – я. Время было такое, что народ думал о выживании, а не о диссертациях. Денежное довольствие нам выплачивали с перебоями, полки магазинов были пустыми, везде огромные очереди… Я использовал время дежурств по части в выходные дни и работал над текстом диссертации, благо экспериментальная часть темы была отработана ранее, до начала всеобщего развала. Когда мои сослуживцы, ругая власть и все на свете, не отрывались в рубке дежурного от телеящика – страну сотрясали забастовки и народные выступления, я писал и правил одну страницу диссертации за другой… На шутки, отпускаемые в мою сторону по этому поводу, говорил: «После увольнения с флота буду хоть швейцаром, но с ученой степенью». Внутренне я понимал, что уволенных офицеров тысячи, а с ученой степенью – единицы.