Страница 33 из 81
Василина Орлова Русский остров
Путешествие на родину
Я из богатой семьи. Богатой своей роднёй. - Ты из Москвы? - Да. - С Украины? - Да. - Из Сибири? - Из Сибири. - С Дальнего Востока? - И оттуда тоже… Я практически отовсюду. Хотя родина моя - Дальний Восток. Родилась я в посёлке Дунай, это под Находкой, но двадцать лет уже не была там. Потому поездка на Дальний Восток на празднование Дней славянской письменности и культуры во имя святых равноапостольных Кирилла и Мефодия стала для меня возвращением на родину, на остров моего детства…
18 мая 2006 г. Домой, в Приморье
Возвращаюсь на родину. Лечу из Москвы в Приморье. Вжимаюсь в мягкое кресло самолета. Вот-вот заложит уши, и это самое неприятное для меня в перелётах.
- Сумочку не хотите наверх? - спрашивает, перекрывая гул реактивных двигателей, пассажир мою соседку.
- А не мешает, - тоже громко отвечает та, заталкивая сумку глубже под сиденье, - у меня ноги короткие…
Самолет на Владивосток полон. В основном это дальневосточники, которых приводили в первопрестольную какие-то дела. И вот они тоже - домой…
Мы с братом много раз летали на самолете. А Василий с Аленкой - нет. Мама возила нас с грудного возраста через всю тогдашнюю страну: Владивосток - Борисполь; Приморье - Украина. К бабушке, Василию, Аленке.
Самолет до Киева в ту пору делал две или три посадки, прямого рейса не существовало. Но летать мы любили, несмотря ни на что. Летали в основном втроем - мама и мы с братом, совсем дети. Жаль, что больше нам уже не летать тем маршрутом. Слишком сложно представить, чтобы все вместе мы оказались на Дальнем Востоке, и еще сложнее, что оттуда нам надо было - в Киев.
Улетали мы с Дальнего Востока на Запад (так это называлось) каждое лето. Отец провожал нас и оставался. Он служил тогда на подводной лодке и присоединялся к семье, когда у него это получалось. Почему-то младшим офицерам принято было давать отпуска зимой, изредка - поздней осенью.
А Василий и Аленка, наши двоюродные киевские сверстники, завидя в небе любой самолет, всегда кричали бабушке Софье: “Это наши, наши летят!”
Когда в 1984 году мы переезжали из Владивостока в Москву - мне исполнялось тогда пять лет, - я на зеленые обои в кухне приклеила картонную плоскую куклу. Мальчика с очень яркими голубыми глазами. В реальности таких глаз не встретишь - в пол-лица и голубые…
О чем это я? Да просто так. Самолет уже в воздухе, и мысли - с ним вместе… Случайные, необязательные. А Василий, мой уже совсем взрослый киевский брат, по-моему, до сих пор так и не летал на самолете…
Когда мама узнала, что ее старшая сестра назвала сына Васей, она огорчилась. Она была еще беременна мной и заранее знала, что назовет своего будущего мальчика - Вася. Ждали именно мальчика и, понятное дело, имя приготовили соответствующее - в честь деда. Который и дедом-то не стал - погиб, ушел под лед на бульдозере, едва справив тридцатилетие.
Тогда мама только вышла замуж. И улетела в далекое-далекое Приморье. А так была укоренена в своей прежней большой семье, наверное, и представить не могла, что может надолго покинуть этот дом под вишнями, свое село близ Киева, Украину…
Потом, уже своей семьей, вжилась в Приморье, в Дальний Восток. Чтобы через шесть лет снова сняться с места и начинать всё сначала уже в Москве - совершенно незнакомой.
Закат
Эта ночь, пожалуй, будет памятна самым длинным в моей жизни закатом. Он начался за самолетным окном около девяти часов вечера и никак не кончался.
Временами я теряла ощущение, сплю или бодрствую. Солнце не заходило. По левую руку, точнее, по левое крыло, краснели облака, цвет то спадал, то нарастал - они алели и так, и сяк, на разные лады, но так и не погасли, не померкли, а набрали нового света, побелели, обратились в утро. В новое утро, уже на Дальнем Востоке.
Семь с половиной часов сплошного заката.
Или - рассвета?
Это с какой стороны России глядеть.
Владимир Тыцких
В автобусе до терминала почти любовно оглядываю стриженый затылок и загорелое ухо молодого водителя: наш. Приморский.
Не была в Приморье двадцать лет, что по меркам человеческой жизни ведь довольно солидно. Большая часть моей жизни прошла в Москве, а почему-то приморец - наш. Приморец-то, может, и наш, да вот я - их ли? Как еще примут? Признают ли за свою?
…В аэропорту меня встречают. Кряжистый, слегка медвежистый в движениях Владимир Тыцких и тоненькая, стройная Людмила Качанюк. Владимир Тыцких и пригласил меня сюда. Не просто как землячку, а официально, как коллегу, человека пишущего. И это, ей-ей, хорошо. Потому что терпеть не могу чувствовать себя туристкой, а когда приезжаешь по делу, на душе уютней.
Тыцких - поэт, известный не только в Приморье. Он автор многих поэтических и прозаических книг, руководитель департамента печати и информации Морского государственного университета имени адмирала Невельского. И, между прочим, старинный друг моего отца, тоже подводник, даже более матёрый, чем папка, и тоже капитан какого-то ранга.
Наши с ним поэтические, литературные связи насчитывают тоже почти десятилетия. В детстве он меня раззадоривал на то, кто лучше напишет стихи про ведьм. Сначала утверждал, что уж он-то ведьм поболе моего видел и потеснее с ними общался, но потом на забаву всей ребятне вокруг вылепил свистульку:
Я ведьмины рожал стихи,
Нескладно выходило, длинно.
Чтоб не плодить стихов плохих,
Решил: пусть пишет Василина.
Где-то у меня хранится тот листок, отпечатанный на пишущей машинке, где острая точка пробивала дырочку…
Владимир Тыцких в юности во время студенческих каникул познакомился с девушкой, жили они в разных городах. Его призвали на флот. Переписывались до свадьбы четыре года, встречались редко. Он окончил военно-морское училище, они были счастливы. Она тяжело болела - с детства, к тридцати годам почти ослепла. Он служил на подводной лодке. Когда экипаж на берегу - сам колол ей инъекции. Когда был в море, Таня колола себя сама. Когда ослепла, не могла набрать дозу. Но запрещала ему думать о том, чтобы бросить флот.