Страница 51 из 195
В Государственном архиве Российской Федерации хранятся, в частности, несколько дел, именуемых «Алфавит по наблюдению за корреспонденцией»[557]. Дело № 168 представляет собой толстую алфавитную книгу размером 22,5 на 36 сантиметров и объемом 459 страниц, из которых заполнена 451. Каждая страница разделена на две части. Слева — фамилия, имя и отчество, дата, когда учреждено наблюдение, когда оно снято. Справа — данные о том, почему и по чьей инициативе введено наблюдение за перепиской, номера перлюстрированных писем. Всего в книге имена 247 человек, переписка которых перлюстрировалась с 1895 года. Последние даты прекращения наблюдения относятся к маю 1899 года[558].
Приведем для примера записи о двух лицах. Запись первая. Слева: «Бердяев Н.А. Киев, Липки, Институтская, 23. Для “Николая Моисеевича”. Учреждено 15.12. [18] 95». Справа:
30 ноября [18] 95 за № 275 подполковник Будзиловский уведомил, что жена Якова Колмансона Анна <…> в письме к мужу в Софию от 20 ноября сообщала <…> о получении ею 200 руб. из Киева и 200 руб. из Батума, добавляя, что сообщить ему всего не может, так как это рискованно; в конце письма была <…> фраза «мы собираемся, и ты туда можешь писать: Липки, Институтская, 23, у Н.А. Бердяева, для Николая Моисеевича». Вследствие чего было учреждено наблюдение за корреспонденцией по этому адресу и послан запрос генералу [В.Д.] Новицкому [начальнику Киевского ГЖУ] о личности адресата.
Запись вторая. Слева: «Языкова Софья Иннокентьевна. Одесса, Ямская ул., д. 37, кв. 13. Наблюдение учреждено 6.03. [18] 95». Справа:
Начальник Киевского ГЖУ <…> 1.02. [18] 95 препроводил в Департамент [полиции] добытое им негласным путем письмо Софьи Языковой от 28 января из Одессы, адресованное в Киев на имя Иеронима Трушковского, в котором Языкова просила <…> сообщить, когда и почему арестованы студенты Киевского университета братья Аносовы… По справке из Одессы оказалось, что Софья Языкова <…> слушательница Высших женских курсов, состоящая в замужестве со студентом СПб. Технологического института А. Языковым, учителем пансиона Агишевой в Одессе, ведет знакомство с людьми неблагонадежными. Вследствие чего Департамент просил учредить самое тщательное наблюдение за корреспонденцией, преимущественно заграничной, отправляющейся в Одессу на имя Языковой.
Слева красными чернилами: «Учтено 55 номеров [писем]».
В этом списке среди 247 человек кроме Н.А. Бердяева представлены и другие известные лица: писатели Н.Ф. Анненский и П.В. Засодимский, врач Л.Н. Толстого Душан Маковицкий, общественные деятели Ф.И. Родичев и С.Н. Южаков, будущий президент Польши Ю. Пилсудский, социал-демократы князь Г.Г. Кугушев и слушательница Цюрихского университета Розалия Люксембург, будущий эсер и личный секретарь А.Ф. Керенского в 1917 году Д.В. Соскис[559].
Конечно, «алфавит» не был неизменным. Например, директор ДП Н.Н. Сабуров 17 сентября 1895 года направил А.Д. Фомину список из 105 лиц, наблюдение за корреспонденцией которых он считал нужным прекратить. Обстоятельства такого решения могли быть разными. Так, в этом списке есть фамилии сына отставного генерал-майора, кандидата естественных наук Петербургского университета Б.А. Витмера, его жены О.К. Витмер и Н.К. Крупской. Перлюстрация корреспонденции Витмеров началась 4 октября 1893 года. 17 ноября супружеская пара была арестована за участие в революционных кружках под руководством Р.Э. Классона. В ходе допросов выявилось знакомство с Классоном гимназической подруги О.К. Витмер — Н.К. Крупской. Поэтому с 11 февраля 1894 года был установлен контроль и за ее перепиской[560]. Но из-за слабости доказательств дознание было прекращено, супругов Витмер освободили. На время ДП потерял к ним интерес. Напомню, что Крупская была арестована по делу «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» в августе 1896 года.
Указания о перлюстрации корреспонденции тех или иных лиц поступали от ДП к руководству «черных кабинетов» и все последующие годы. Например, в январе 1908 года по просьбе начальника Владивостокского охранного отделения, переданной через ДП, было установлено наблюдение в столице за адресами: Петербургская сторона, ул. Б. Зеленина, д. 9/4, кв. 25, Матвею Ивановичу Семенову (для Тани) и Петербургская сторона, Большой проспект, д. 9/28, кв. 87, для Тани. Временное, в течение трех месяцев, наблюдение следовало вести по адресу: Петербургская сторона, ул. М. Пушкарская, д. 28, кв. 8, Илье Давидовичу Виленскому для Аллы. И.А. Зыбин передавал П.К. Бронникову просьбу директора ДП о временном наблюдении за перепиской студента Политехнического института Александра Константиновича Палеолога, проживавшего в Ломанском переулке, д. 7/5, кв. 38. В январе 1909 года последовало указание о наблюдении за перепиской члена Государственной думы, социал-демократа Н.Г. Полетаева. В феврале 1909 года начальник Финляндского ГЖУ направил начальнику ОО ДП Е.К. Климовичу список адресов для перлюстрации. 21 апреля 1909 года в связи с сообщением Климовичу от агента «Жака» из Парижа о деятельности В.Л. Бурцева (известного «охотника» за агентами ДП и провокаторами) последовала резолюция П.А. Столыпина: «Надо принять все меры к выяснению сношений Бурцева. Обратить внимание на перлюстрацию». На этом основании уже Климович написал: «Прошу учреждать просмотр по всем адресам, упоминаемым в переписке Бурцева». 5 июня 1909 года поступила информация, что переписка эсеров с Иркутском ведется, в частности, по адресу: Иркутск, угол Большой и Тихвинской улиц, магазин товарищества Мордухович и Ерманович, Сергею Михайловичу Самарину. Тут же следовало предупреждение: адресат — лицо вымышленное, а тексты будут шифрованные, по первой главе поэмы «Евгений Онегин». В июле 1909‐го отмечалось, что Московская окружная организация РСДРП получает корреспонденцию по адресу: Москва, Городская управа, Лидии Андреевне Львовой[561]. По моим подсчетам, только за январь 1908 года Департамент полиции направил цензорам Санкт-Петербургского почтамта просьбы об установлении наблюдения за перепиской по тридцати двум новым адресам в двадцати четырех городах империи, в том числе в Петербурге, Астрахани, Батуме, Киеве, Москве, Одессе, Харькове и т. д.[562]
Почтово-телеграфные служащие, привлеченные к отбору писем, передавали их в «черные кабинеты» через одного из отборщиков или через доверенных сторожей. Особая ситуация на протяжении ряда лет была в Петербурге. Здесь отобранные письма сосредотачивались в экспедиции международной корреспонденции. Рядом с ней находилась небольшая комната, куда несколько раз в день в определенное время приходил дежурный по «черному кабинету». В капитальную стену, разделявшую эти помещения, был встроен особый шкаф. Он открывался при помощи специального железного «кнута», расположенного у самого пола и выходившего в оба помещения. В условленное время шкаф открывался с обеих сторон. В одну половину клали письма, передаваемые для перлюстрации, в другую — корреспонденцию, уже обработанную в цензуре. За несколько лет до революции экспедиция переехала в другое помещение, и обмен теперь происходил при помощи особых пакетов, которые носили сторожа цензуры. По показаниям в ноябре 1929 года А.Т. Тимофеева (одного из таких доверенных почтовых служащих с 1908 года), в день он откладывал для перлюстрации двадцать — тридцать писем. Другой почтовый чиновник, В.И. Мартынов, говорил, что сторожа цензуры приходили за письмами раз шесть-семь в день. Вместе с тем А.П. Фадеев, работавший в отделе доставки высочайшей корреспонденции лишь с июля 1916 года и также привлеченный к отбору писем для перлюстрации, вспоминал на допросе в ноябре 1929 года: «В одной из комнат нашего отдела <…> в стенке смежной с “кабинетом” имелось специальное окно-шкаф, куда и складывал я корреспонденцию для “черного кабинета”. С этого же окна я брал уже обработанную “кабинетом” корреспонденцию и отдавал ее на сортировку, бросая в общую массу»[563]. Возможно, речь идет об устройстве, которым пользовались доверенные лица разных экспедиций.