Сердца. Сказ 3

Переходим на шаг и плетёмся вдоль влагой дышащим поля. Рокот бесчисленных насекомых замолкает на нашей вымеренной тропе и разрывается вновь, оказываясь за спиной. Роза покладисто двигается и отгоняет преследующих слепней ударом хвоста.

– Вы красивы верхом, – говорю я. – Сколько раз наблюдала за приближающим вас к Монастырю галопом, столько раз перехватывало дыхание. На что это похоже?

Бог Смерти задумывается и улыбается сам себе. Отвечает честно:

– На полёт. Вам тоже понравится.

И он запрыгивает на лошадь, оказываясь у меня за спиной. Колени примыкают к коленям, бёдра повторяют бёдра, к жакету прижимается мантия.

– Идёте в наступление? – равнодушно бросаю я.

Равнодушно, дабы не выдать накатывающую горячность. А Бог Смерти, склоняясь к лицу, шепчет:

– Ваш внешний холод всегда ступает с теплом внутренним, шаг в шаг. Смею предположить, сердце у вас сейчас пылает.

– Не только моё сердце, верно?

– Отвезу вас в Монастырь.

Бог Смерти обхватывает мои руки, чтобы скрепить поводья, и высылает Розу ударом ног.

Бог

Все в поисках юной богини, мне известно. Каждый в семействе Солнца по мере своих сил и возможностей разрезает земли в поисках младшей представительницы клана.

В доме остаётся старшая сестра: следит за порядком и слугами, смотрит в окно и ожидает возвращения пропавшей. Она ждёт, а это утомительней всего.

Но вместо Стеллы прибывает Бог Смерти.

Джуна видит вздымающуюся, отбиваемую от копыт пыль. Джуна видит чёрную мантию, что поднимает ветер, видит сбрасываемый капюшон. Джуна видит лицо Бога Смерти и лицо её с нежного, томительного, ожидающего меняется на противное: хмурится, скалится, ревёт.

– Убирайся! – кричит она с порога и тем привлекает внимание слуг, после чего гонит их по делам и вновь обращается ко мне. – Убирайся, проклятый бог! Я не рада нашей встрече, впервой не рада!

– Вели слугам молчать, – отвечаю я и спрыгиваю с лошади. – Есть разговор, Богиня Солнца.

Джуна начинает плакать, но не позволяет броситься в подставленные объятия; ещё больше щетинится и злится.

– Пропади, Бог Смерти! Не желаю ни тебя, ни твоих новостей.

– Они тебе уже ведомы, – спорю я. – Ты пытаешься оттенить неизбежное, но закрытые глаза не меняют картину действительности.

– Она мертва, верно? – выпаливает Джуна и стирает слёзы, но глаза прыскают всё больше и больше. – Просто скажи, что она мертва и убирайся!

Прошу молодую богиней быть Джуной – той, кем она всегда являлась; с присущими ей чертами, с тем же характером, с той же мудростью и той же силой.

Женщина поднимает глаза к небу, чтобы позволить слезам вернуться и вместе с тем просушить щёки. Не глядя, повторно вопрошает: права ли?

– Твоей интуиции не занимать, Богиня Солнца, – говорю я. – Ты всегда это знала. Всегда чувствовала.

– Может, я созывала беды?

– Ты их предвидела.

Джуна успокаивается и приглашает в дом. Слуг в очередной раз прогоняет по выдуманным делам, а сама, плотно закрыв кабинетную дверь отцовского кабинета и удостоверившись, что никто не подслушивает, шёпотом обрекает:

– Давай, Бог Смерти. Убей меня своими новостями и скажи, для чего пришёл в самом деле. Неспроста ты выждал момента, когда в доме кроме меня никого не останется. Что тебе надо?

– Рациональная, догадливая и мудрая Джуна вернулась, – утверждаю я.

– Говори, пока следующий приступ не погнал тебя прочь. Мне больно смотреть на Смерть, зная, что она унесла младшую сестру.

И замолкает.

Выжидает моих слов и моей реакции. Не справляется.

– Ведь так? Смерть унесла Стеллу?

– Да, – говорю я, и после несчастного слога несчастная женщина падает в кресло и взвывает. Не даю отойти от вестей, выпаливаю разом: – Её найдут спустя несколько дней и доставят в резиденцию Солнца. Она отдала Богам душу в моём присутствии.

Решаю уточнить:

– Не моей рукой вершилось, не думай так Джуна. Ты знаешь. Моё имя – лишь имя. Я посредник, не исполнитель. Я – вестник.

Женщина поднимает ядовитый взгляд и велит изрыгнуть речь полностью. Продолжаю, не в силах спорить:

– Но в моём присутствии Боги явили другую душу.

– О чём ты? – быстро кидает Джуна.

Склоняюсь к ней и шёпотом объясняюсь:

– Прошу, всё, что я скажу дальше – тайна, которую ты понесёшь до погребального костра. Мне ведомо, что ноша эта тяжела, но иначе быть не может. Ты мудра и сильна, а потому сама поймёшь, почему мы не поступим иначе. Ни одна живая душа не должна прознать то, что я расскажу. И ты поможешь мне в дальнейшем. Слушай.

Тогда я рассказываю, что младшая из дома Солнца родила в одну из лунных ночей.

– Не может быть, – первое, что говорит Джуна. А следом: – Нет, может. Потому она сказала дому, что былая болезнь вернулась и месяцами пропадала в спальне. Потому она отставила слуг и не позволяла иным находиться рядом. Потому не разрешала заходить в комнату мне: я бы раскрыла её секрет в ту же секунду. Она знала. Но…почему она так поступила? Чего она испугалась? Зачем скрыла?

Я отвечаю:

– Слишком много вопросов, ответы на которые сублимировались в голове юной; всему есть объяснение, Джуна, но нам оно неведомо: чувствовать как Стелла могла только Стелла.

– Что стало дальше?

Богиня Солнца предполагает, что сестры не стало из-за родов и пала она вместе с ребёнком.

– Она родила, – утверждаю я. – И в следующем будет наш секрет: сама Стелла не захотела, чтобы дитя вернулось в Дом Солнца. Прими и уважь её выбор. Я отнёс ребёнка…

– Дочка? – слёзно предполагает Джуна.

– Дочка, – соглашаюсь я. – Предчувствие?

– На днях мне снилось, будто я говорю с черновласой голубоглазой девочкой. Сны навещают меня редко, посему в совпадения я не верю. Как её назвали?

– Она родилась в лунную ночь, – улыбаюсь я.

– Значит, ты нашёл ей семью. Так?

– Так. Ты стала удивительно спокойна.

– Я не могу повлиять на уже свершённое, а потому не позволю примитивным эмоциям ударить вверх. Расскажи мне больше, чтобы унять человеческий интерес и отвести душу; Стелла близка мне, несмотря на ссоры, одну из которых ты застал сам.

Тогда я рассказываю, что у девочки хватило сил произвести дитя – крохотное, слабое, недоношенное; я отдал его в деревню нефтяников к женщине, что недавно лишилась своего не родившегося ребёнка – так наследница Солнца вберёт силы кормящей матери. Что касается самой Стеллы, преследующая её пустыня доконала и без того ослабленный организм.

– Она родила в пустыне?

– Да, я повстречал девочку на тропе конвоя, принадлежащего Хозяину Монастыря.

– Всё-таки он погубил её.

Джуна быстро встаёт и открывает отцовский шкаф, угощается из горла крепким напитком и предлагает мне. Вежливо отказываюсь и продолжаю: рассказываю, что следует сделать Джуне, когда разыскивающие отыщут Стеллу и доставят её тело в резиденцию. От слова «тело» женщине становится дурно; пьёт ещё и велит не обращать внимания.

– Когда Стеллу доставят, вызовись омыть и одеть её сама. Сделай так, чтобы никто не узнал о родившейся дочери.

– Это невозможно, – спорит женщина.

– Для тебя нет ничего невозможного, Джуна, потому что только ты смогла добиться любви Гелиоса.

– Откуда…?

– Не сейчас.

– Это несправедливо по отношению к самому Гелиосу. Он слишком слаб в отношении младшей сестры…

– И все свои силы он кинет на поиски наследницы Солнца. Ты лучше меня знаешь, чем это закончится. Ты лучше меня ощущаешь, что клан болезнетворен. Стелла имела причины просить меня не возвращать дитя в отчий дом. И ты лучше меня знаешь, что известие это изрежет нутро каждого живущего в этих стенах. Жизнь уготовит девочке большее, позволь ей принять этот дар.

– Я не верю, Бог Смерти. Всё это звучит как какая-то фантасмагория. Какое-то безумие. Это всё не взаправду, я вот-вот проснусь.

Мы в молчании выжимаем секунды. Джуна не просыпается.