Возвращение

Сейчас в десять лет Вольт знает физику так же, как студент-второкурсник, знает биологию, математику. И в то же время многое, что составляет жизнь обыкновенного земного мальчишки, ему неизвестно совсем.

Впрочем, Вольт не знает Земли. Он родился в ракете. И я не показывал ему захваченные с собой кинофильмы. Зачем? Для него это одна из планет, по которой он никогда не станет тосковать так, как тосковали мы…

Вольт будет идеальным космонавтом.

Вернись мы в наш мир, он вправе был бы обвинить меня в том, что я лишил его радостей детства. Но он должен полноправно войти в мир будущего. И я сделал все, чтобы мой сын не был «мамонтом».

Наконец, последнее сомнение. Что ждет нас на Земле? Иногда мне кажется, что нас встретит планета, повторившая судьбу тех двух страшных миров, на которых мы оставили товарищей.

Может быть, это неизбежно? Может быть, достигнув определенного уровня, цивилизация должна погибнуть, чтобы возродиться вновь?..

Тринадцать лет назад перед стартом, мы, все пятеро, подписали воззвание к народам Земли. Требование запрещения ядерного оружия. Правда, прошли века, и, Может быть, наши имена истлели в исторических архивах. А субсветовая скорость не позволила ни послать на Землю, ни принять ни одного сообщения по радио.

Кто же встретит нас, вернувшихся из тысячелетнего странствия?..»

Над пультом негромко заныл зуммер. Человек повернул рычажок, включая динамик и микрофон, и произнес:

— Слушаю.

Выносной астрономический пост — ВАП, круглая кабина которого соединялась с телом корабля полой трубой, был связан с главной штурманской рубкой телевизионным каналом. Это позволяло при снижении скорости вести наблюдения за планетами прямо из центрального помещения. Сюда же сводились и все главные органы контроля и управления режимом полета. Такая централизация управления имела особенно большие преимущества сейчас, когда на борту большого корабля остался фактически он один. Остальные отсеки соединялись обычной телефонной связью.

На экране появилась голова светловолосого мальчика.

— Отец, мы находимся в сфере притяжения звезды Солнца. Указатель курса требует начала вспышек торможения.

«Звезда Солнце» — житель Земли никогда бы не назвал так свое светило. А для Вольта Солнце-одна из звезд, примечательная только разве что богатой биосферой.

Человек вытянулся ё кресле, развернув его в направлении движения ракеты, так легче было переносить перегрузки, и пристегнул ремни. Начиналось самое неприятное — торможение. Он открыл кран подачи воздуха, и скафандр — обычная форма одежды на «Кассиопее»- наполнился воздухом, стал упругим и тесным. Опустив голову на подушки кресла, человек прикрыл глаза.

— Готов!.. А ты?

— Я тоже. — Голос мальчика звучал спокойно. Для него торможение стало привычным режимом. Он даже не особенно страдал от скачков перегрузки, организм приспособился. Эта особенность позволила передать Вольту дублирование управления кораблем в периоды разгона и торможения.

— Включай!

Голос команды утонул в грохоте двигателей. Корабль резко тряхнуло, и сразу все тело стало наливаться свинцовой тяжестью. Веки давили на глаза, глаза — на глазные впадины.

Казалось, еще мгновение -и грудная клетка не справится с навалившейся тяжестью.

Автомат торможения планомерно увеличивал отрицательную тягу, доводя перегрузку до критической.

Откуда-то из глубины сознания поднялся красный туман, застилая зрение. Предметы теряли форму, расплывались. Сознание рушилось. И в тот момент, когда казалось, что оно окончательно покинет это чужое неподвижное тело, тяжесть вдруг исчезла. Человек судорожно глотнул, несколько раз зажмурился, чтобы прогнать красную пелену, и снова увидел приборы. Первая ступень торможения была пройдена.

Вот так же, после одной из наиболее тяжелых перегрузок, сознание не вернулось к Марте. Они попали тогда в страшное гравитационное поле нейтронной звезды и Тормозили главным двигателем. До сих пор ему оставалось неясным, как вырвалась «Кассиопея» из этого плена.

Когда на борту остались лишь двое, двое взрослых, Марта включила в схему управления автомат обратного привода. Теперь, даже если бы погибли все, приборы приведут корабль в пределы солнечной системы. И там, на далекой орбите, те же приборы включат мощные радиомаяки, которые сообщат людям Земли о возвращении ракеты.

Это было четыре ракетных года назад. С тех пор каждые две недели помещения корабля заполнял низкий мелодичный звон — предупреждение о переходе на автоматическое управление. Сигнал похоронным колоколом будил память об ушедших, заставлял страдать…

Каждый раз человек выключал автомат. И ровно через две недели низкий звон вновь и вновь заполнял огромный и такой пустой сейчас корабль.

Снова загрохотали двигатели. Ступени торможения следовали одна за другой, гася скорость до заданной величины. И каждая уносила частицу здоровья, частицу жизни. А сколько их прошло за тринадцать ракетных лет?..

Он с трудом повернул голову. Из глубины никелированной стойки на него смотрело усталое лицо с резкими морщинами возле губ и на лбу. Седые волосы выбились из-под противоперегрузочного шлема и падали на глаза. Когда-то синие-синие, они выцвели, лишенные яркого цвета родного неба.

Человек усмехнулся. В год старта ему было двадцать три. Сколько ему сейчас?..

Лучевая болезнь, настигшая его в районе Крабовидной туманности, выбелила волосы, иссекла лицо складками.

Марте тоже не удалось уберечься. Их сын родился альбиносом: белые, бесцветные волосы, белые брови и ресницы. Марта горевала — это так некрасиво в сочетании с бледной матовой кожей лица, лишенного загара и красок. Она не увидела Вольта, когда тот подрос. Черты лица мальчика стали тоньше и определеннее, а строгий и немного печальный взгляд красных глаз делал его облик немного странным и притягательным.

Вольт рано повзрослел. Сейчас, в десять лет, ему можно было дать шестнадцать.

Программа торможения первого периода была закончена. Описывая огромную спираль, «Кассиопея» поглощала пространство, переходя с орбиты на орбиту.

Над астрономическим пультом мигали сигнальные неоновые лампы. Это означало, что в поле зрения локаторов попадали метеоры или далекие планеты. В ракетном корабле не были предусмотрены иллюминаторы. Объективы телевизионных камер, установленные на ВАПе, заменяли их.

Человек включил экран. На минуту мутная пелена, изрезанная темными полосами, заслонила его, но сервомоторы сменили объектив, и на стекле заиграли красно-оранжевые блики далекого и самого близкого соседа Земли — Марса. .

Человек не удержался. Он нажал кнопку вызова.

— Вольт! Иди сюда. Скорее, мы почти… у цели.

У него чуть не вырвалось «ДОМА». Вовремя остановился. Что является домом для Вольта? Да и, кроме того, зачем радоваться раньше времени? Кто знает, что их ждет там?..

Человек отвел глаза от экрана. На пульте все еще лежал раскрытый на последней странице бортовой журнал. Две строчки записей были жирно подчеркнуты — старая земная привычка выделять главное.

«Мы побывали в трех разных звездных системах. И две планеты носили следы цивилизации». Только «СЛЕДЫ» и только «НОСИЛИ». Все в абсолютно прошедшем времени…

— Можно войти?

Дверь плавно отъехала в сторону. На пороге рубки стоял Вольт. Нет, пожалуй, шестнадцать дать ему трудно, а вот четырнадцать- вполне. Невысокого роста, стройный, с хорошо развитой мускулатурой, — по раз заведенному порядку все члены экипажа три часа в день занимались специальной космической гимнастикой. Мальчик подошел к отцу.

— Помнишь, я тебе рассказывал о Марсе — соседе Земли?