Страница 3 из 42
Ладно, говорю, теперь поясни, в чем там заминка вышла, когда машину вытаскивал?
— А ее сначала резко дернул, правый крюк вырвал, они его в машину бросили...
В тот же вечер устроили у Шахова совещание: надо было подытожить, что за минувшие сутки оперработники успели. Вроде бы и сделано немало, а уцепиться не за что.
Первым докладывал лейтенант Жарков — офицер дельный, собранный. Он составил целый список из 48 человек, у кого фамилия Крюков или Крючков, отыскали, кто с уголовной кличкой Крючок. 38 из них сразу же отпали за очевидной непричастностью к преступлению, из оставшихся десяти подозрение пало на Крючкова Василия Ивановича, 27 лет, ранее дважды судимого, в городе объявился месяц назад, не работает, живет у дружка по заключению Михаила Перлова по улице Дорожной. С одной стороны — живет на законном основании, прописался. С другой — в день второго ограбления дома не ночевал. Сказал — ходил к бабе, Клавкой ее зовут, она, мол, за деньги или подарки всех принимает. Но Клавка не подтвердила.
Шахов лицо от бумаги поднял, недовольно спрашивает — чего не подтвердила? Что Крючков у нее в ту ночь был, или что мужиков принимает?
— Ничего не подтвердила, ни того, ни этого.
Спрашиваю Жаркова — а кто она в самом деле, эта женщина? Не оговорил ли ее твой Крючок?
Этого, отвечает, пока сказать не могу, я ее вызывал через участкового. Женщина, как женщина, по лицу ничего не скажешь.
Шахов всерьез возмутился: по лицу! У нее что же, клеймо, что ли, на лбу должно быть, чтобы оперсостав мог с одного взгляда понять, кто к нему явился?
Жарков покраснел, вконец расстроился — завтра, говорит, к вечеру буду все о ней знать.
Шахов кивнул: и Крючкова не забудь. Фотоснимок его Иванову покажи и пастухам, а главное — трактористу Бахвалову. Ясна тебе задача на сутки?
Затем докладывал Коняхин. Парень в милицию пришел недавно, однако в обстановку вник быстро, и видно было, что работать в угрозыске ему нравится. За считанные часы, после нашего возвращения из поездки в колхоз, он успел проверить по городу все 27 машин марки ЗИС-5. Но доложил только о двух, остальные имели чистое алиби — очень Коняхину нравилась юридическая терминология, он как раз собирался учиться заочно на юрфаке и сейчас штудировал право — словечками так и сыпал:
— Есть такой Олег Петров, родом из Рубцовского района Алтайского края. Лицо, конечно, не должностное и в этой части субъектом преступления не является. Исходя же из презумпции невиновности...
Шахов ладонью по столу хлопнул: что ты тарабарщину несешь? Кончай на нас тренироваться, говори по-людски!
По-людски получилось вот что: Олег Петров, шофер грузовика ЗИС-5 с кирпичного завода, перед ограблением первого магазина выпросился у директора поехать на этой машине в Рубцовск к родителям и до сих пор не вернулся. Машины в гараже нет и где сам, ни на работе, ни дома не знают. Жена считает, что беспокоиться о нем нечего, он либо в субботу, либо в воскресенье приедет.
Второй шофер — по фамилии Крылов — показался Коняхину интересным тем, что свой ЗИС-5 вместо гаража часто ставит на ночь возле своего дома. О нем соседи говорят — любитель подзаработать: хоть днем, хоть ночью готов ехать. Кто бы ни позвал, лишь бы калым был. И выпить любит. А главное — тут Коняхин глянул на меня, — судимость у него, у Крылова. За кражу пять лет отбыл.
Так, говорю, личность интересная. А где он был со своей машиной в те дни, когда магазины ограбили? Проверил?
Оказалось — нет, не успел еще. Решил сначала выявить все машины марки ЗИС-5, а уж завтра заниматься только теми, кто вызвал оперативный интерес.
В этом был свой резон, и я с Коняхиным согласился. Потому и осталось у меня к концу совещания такое ощущение: зацепок много, а определенного пока ничего нет. Шахов еще одного оперработника поднял, но тут звонок дежурного: ему там Кемерово дали, из угрозыска кто-то звонит.
Звонил Владимир Никитич. Мы еще вчера услали к нему на экспертизу винные бутылки из магазина.
Владимир Никитич сказал, что бутылки жутко захватаны, там один отпечаток на другом, но эксперт все еще возится, надежды не потерял. Еще Владимир Никитич сказал — человека задержали, на рынке в соседнем с вами городе, Градов его фамилия. Список похищенного в первом и во втором магазине где у тебя? Есть под рукой? Нет? Тогда запиши: продавал на рынке костюм мужской, коричневый, размер пятьдесят четвертый.
На другой день послал я разобраться в тот город Гринева, а часам к двенадцати ночи собрали с Шаховым опергруппу и пошли к Клавдии Зиберовой.
Жарков слово сдержал, и мы теперь о ней много чего знали: лет ей двадцать девять, живет с матерью, обе нигде не работают. У Клавдии что днем, что ночью дым коромыслом. А на какие доходы пьянки-гулянки, никто объяснить не может. Бывают в ее доме и драки — соседи говорят, когда пьяные мужики Клавку делят, а мужиков ходит много.
Правда, до этого мы с Шаховым поспорили: он считал, что тратить на Клавку время нет ни смысла, ни резона, что если по всяким пьянчугам ходить — работать некогда будет. Я же считал — были у Крючкова какие-то основания именно ее назвать, не другого кого-нибудь. В общем, согласовали мы вопрос с городским прокурором и отправились.
Дом Зиберовых пятистенный, большой, тесом крытый, пристроена к нему сараюшка. Во дворе, под навесом, поленница сложена. Месяц ясно светит, видно все.
Расставили как нужно людей и стучим в дверь — никто не откликается. Стучим кулаком, раз, другой, третий. Из-за двери голос: «Кто там буянит? Чего спать людям не даете?»
Шахов откликается: «Свои, Клавка нужна, отворяй!»
Ждем. Слышим, крюк изнутри отбросили. Дверь приоткрылась, Клавдия Зиберова зло спрашивает — что еще за «свои» объявились?
Шахов говорит — из угрозыска, проведать тебя пришли. Зиберова сразу в крик: «Что за беззаконие! Ответите! Я прокурору нажалуюсь! Людей среди ночи...»
А справа, в ночной темени вдруг слышу, Коняхин кричит: «Стоять!» Мы и глазом моргнуть не успели, ведет он с Жарковым всклокоченного парня. Он, оказывается, из окошка выпрыгнул, да прямо на них.
Ну, говорю, Клава, жалобу прокурору завтра будешь писать, право у тебя такое есть, а сейчас на улице нас не держи, надо нам глянуть, кто у тебя в гостях кроме вот этого.
Что в комнате увидели, скажу кратко, потому как неинтересно, а главное — противно. Лежала на полу мертвецки пьяная женщина, ничем, можно сказать, не прикрытая. Клава на нее тканый половичок набросила. На столе — тарелки с объедками, грязная посуда, окурки, порожние бутылки.
Хозяйка растрепанные волосы с затылка на лоб перекинула, лентой перетянула. Не успели, говорит, прибраться, подруге Машке день рождения отмечали.
Я велел кудлатого парня в угол посадить, Клавдию спрашиваю — кто такой?
Она плечом повела, на лице усмешка: почем мне знать? Машкин хахаль, с ней пришел. Виктором звать.
Шахов на стол указал — четыре, мол, стакана, еще один человек должен где-то быть. Клавдия снова усмехается — нет больше никого, тут с вечера разные заходили, Машку поздравляли, то их стакан...
Четвертого нашли в подполе. Как люк в кухне откинули, он оттуда закричал: «Не стреляйте, сам вылезу!»
От него невыносимо несло водочным перегаром. Сколько я за годы работы в милиции пьяных видел, можно было бы, кажется, и притерпеться. А нет — не мог, и сейчас не могу на них, на пьяных, безразличными глазами смотреть! Противны они — и все тут! Этот, что из подполья вылез, назвался Леонидом, на вид ему было лет 27-28, документов при нем никаких. Шахову говорю: что толку их тут держать, отправляй в горотдел, до утра протрезвеют, тогда поговорим. А тут без обыска не обойтись: если парни только ради водки да женщин сюда пришли — чего бы им от нас в подпол прятаться и из окон прыгать?
Клавдия демонстративно отвернулась: ищите, такая ваша собачья служба, а мне все одно завтра на вас жалобу писать, так я еще и про самочинный обыск добавлю.
Обыскали все: комнату Клавдиной матери, сухонькой, сгорбленной старушки, чердак, сараюшку, подполье — ничего. А я на оперработников смотрю: умучились парни, а все же плохо, видно, искали. Уж больно у Клавдии вид торжествующий. Если у нее ничего нет, чего бы ей так откровенно злорадствовать? Нет — и нет. А у нее в глазах другое: есть у меня! Есть! Да фиг найдете!