Constanta

Заместитель часто уезжала по делам или в командировки, но обещала нам помочь, и мы ей верили. Сессия давно кончилась, пересдачи – тоже. Подходило время отчисления, а нашу проблему до сих пор никто не старался решить. Лариса Александровна видеть нас отказывалась. У меня опустились руки, я была готова даже на комиссию.

В конце концов, оказалось, что теперь это наш единственный шанс.

Неожиданно староста пришла к нам с заявлением против Ларисы Александровны, в котором мы, студенты, дружно просили отстранить ее от преподавания в силу бесконечной рекламы своего товара, и не только рекламы. Я ни одного документа не подписывала с такой радостью! Но декан отреагировал не так, как мы ожидали – никого не спешили отстранять с гневными криками и чтением моралей, и теперь наши задницы оказались в опасной близости от огня. А я уж было понадеялась, что ее нам просто заменят другим преподавателем, которому я постараюсь сдать…

Вера Алексеевна пригласила меня к себе.

– Смотрите, Яна, я побеседовала с заместителем по воспитательной работе, она сейчас как раз занимается вопросом заявления и отстранения Корнеевой…

– А! Так Вы в курсе! – обрадовалась я.

– Я бы на Вашем месте сильно не радовалась. Будьте серьезнее. Так вот, совет сверху следующий: Вам и тем, кто не допущен Корнеевой к зачету, срочно писать заявления на комиссию и до шестого апреля сдавать ее предмет. Ларису Александровну отстранили от принятия долгов и пересдач.

– Ну хоть какая-то справедливость, – заметила я.

– Да. Так что поторопитесь. Это последний шанс сдать и не вылететь из университета. Будет очень обидно – Вы ведь такая способная студентка, у меня на Вас планы.

– А что в заявлении?

– Конкретно и детализировано описать ситуацию, при которой Корнеева отказалась принимать у Вас долги. И девочкам то же самое скажите. Сейчас все не особо на ее стороне, думаю, Вам поверят и примут во внимание как еще один камень в ее огород. И в конце прошение разрешения быть допущенной. Завтра с заявлениями ко мне – будем проверять и исправлять, что нужно.

На следующий день мы не без волнения сдали заявления доценту кафедры, от которой зависело теперь все. Все эти дни я ходила, как на иголках, в постоянном страхе и волнении, которые меня уже давно не посещали, и только Ольга была рядом. От ее слепой любви ко мне я немного начинала верить в себя и в лучшее, а мне это так несвойственно.

Вечером того же дня Вера Алексеевна позвонила мне домой и доложила из первых уст, что нам разрешили-таки сдавать зачет комиссии вместо Корнеевой, даже несмотря на ее категорический запрет. Только вот ее пары у нас продолжались как ни в чем не бывало, и нам посоветовали держать язык за зубами, чтобы не было скандала.

– Вера Алексеевна, теперь пришло время рассказать о комиссии, чтобы я знала, к чему быть готовой.

– Ну, Вы, наверное, уже не раз слышали, что сдать комиссии легче легкого?

– Слышала, но не особо верю.

– Нет, отчасти правда. Но надо хоть что-то знать, в общем, будьте готовы, чтобы мне не было за Вас стыдно. А то получится, что собрали комиссию ради тех, для кого этого не стоило делать. Назначили на четвертое апреля.

– Я буду готова, – решительно заявила я, успевая заботиться о том, чтобы никто из домашних не подслушал разговора. Для конфиденциальности я даже вышла на улицу, во двор, и пихала ногой своего кота, который с радостью набросился на тапок.

– Я на Вас надеюсь и буду держать кулаки.

– Спасибо, что так заботитесь обо мне.

– Ну Вы же моя любимая студентка, Яна.

Ну вот, еще одна слепая любовь, которой я не заслуживаю ни одним моментом своей жизни, ни одним граммом характера. Спасибо, господи, что на моем пути я встречаю таких бескорыстных людей, которые даже во мне смогли рассмотреть что-то человеческое!

– А вы – мой любимый преподаватель! – в сердцах сказала я, а на глаза навернулись предательские слезы. Благо, что за столько лет хреновой жизни я научилась их подавлять в зародыше. – Вы знаете, кто будет в комиссии?

– Я думаю, будет доцент кафедры в первую очередь. Завьялова Елена Вадимовна.

– Вы ее знаете?

– Да. Вполне себе адекватный преподаватель. Сильно придираться не будет. Человек лояльный.

– Аж от сердца отлегло. А кто еще?

– Владимир Иванович Быков будет. Ничего не могу о нем сказать – как-то не сталкивалась, кафедры разные.

– Сколько их будет всего?

– Трое или четверо. В идеале трое, конечно. Так по протоколу заведено.

Меня внезапно взял страх – сдавать троим незнакомым людям, среди которых мужчина, да с моей боязнью сцены… Попала так попала. И слова не смогу выдавить из себя.

– Да уж… – протянула я безрадостно. – Ну, делать нечего. Это последний шанс. Так, а третьим кто?

– А третьим будет, я думаю, Довлатов Константин Сергеевич.

– А о нем что можете сказать?

– Без понятия, кто такой – он вообще ведет у журналистов, не у филологов. Я его видела-то пару раз.

– Ясно. Я вот тоже ни одного из них не знаю и даже не видела ни разу.

– Вы готовьтесь, Яна. Сколько вас идет всего человек?

– Двое.

– Маловато… с вами не идут не сдавшие? Такие вообще есть?

– Разумеется. Но они еще надеются сдать.

– Готовьтесь, – было заветом. – И сдадите, и избавитесь от этого груза.

– Похоже на молитву, – усмехнулась я.

– Вам все смеяться, Яна. Ладно, жду новостей. Как сдадите – сразу же пулей ко мне.

– Спасибо Вам за все.

Я положила трубку с великой благодарностью, невыразимой словами, к этому человеку, что всегда помогает мне, словно не является совершенно чужой мне женщиной. Спасибо, жизнь, за нее и за Ольгу.

Как опытный разведчик я решила прощупать почву и хотя бы посмотреть на членов комиссии, в чем, как я надеялась, мне поможет всемогущий Интернет.

Я зашла на сайт нашего универа и вбила в поиске по очереди нужные имена и фамилии. Все трое были зарегистрированы в чем-то вроде социальной сети нашего ВУЗа. Одна женщина, двое мужчин. Нет. Я точно не сдам, как бы ни уверяла меня в обратном Ольга. Фотография последнего – с литературной фамилией – меня чуток заинтересовала: в отличие от молодящейся тети-блондинки и мужчины средних лет с незапоминающейся внешностью, этот последний, судя по малюсенькому фото, обладал еще и достаточной молодостью, и привлекательностью. Что видно было на этом ограниченном квадратике – пародии полноценного аватара? Да в сущности ничего, кроме черных волос и доброжелательного лица. По крайней мере улыбался он приятно, да и извергом каким-нибудь не казался. Хотя внешность – такая обманчивая вещь.

И я принялась готовиться к четвертому апреля – решающему дню в моей жизни, как мне казалось тогда.

4. Полураспад

Период полураспада квантовомеханической системы – время, в течение которого система распадается с вероятностью 1/2.

Как обычно, подготовиться нормально у меня не получилось.

Виной тому была не только моя лень (хотя она в большей степени), но и неспособность запоминать то, что мне абсолютно неинтересно. Особенность памяти, из-за которой я никогда не буду отлично знать предмет, не привлекающий мое внимание.

Если бы еще преподаватель вызывал уважение, я бы только ради него все выучила. А в моем случае говорить не о чем: злорадная зазнавшаяся тетка, пользующаяся служебным положением, чтобы пропихнуть свой товар – какое может быть уважение? Таких людей бойкотировать надо, а не пресмыкаться перед ними.

Единственное, что все-таки заставляло меня читать, учить, повторять, – это страх разочаровать Веру Алексеевну, которая надеялась на меня, боялась за меня, хлопотала. Ольга каждый день успокаивала мои истерики, уверяя, что у меня все получится, потому что я «умная», «схватываю на лету», и у меня «не будет вообще никаких проблем». Мне в это не особо верилось, но спорить с Ольгой было все равно что совать иголку в гусеницу танка с целью его остановить, то есть бесполезно, и я, попричитав, затыкалась, соглашаясь с мнением подруги.