Страница 5 из 14
Сюжет
И так художник встретил старость…Он все, что мог, успел сказать,И лишь одно ему осталось —Поэму кистью написать.Не мимолетом, не случайно,А с убежденьем, как завет,Когда душе открылась тайна —Как примирить и тень, и свет.Он скажет все мазками кисти,Он красок таинства постиг,В них – откровенья, чувства, мысли,Его слова, его язык.Давно желания и страсти,Его раскаянье в глазахРвались на холст, искали краскиИ оживали в образах.Здесь все у мастера сложилось,Он сможет правдой поразить,Он заслужил такую милость —Всю жизнь в холсте отобразить.Создать всего одну поэмуСвоей мятущейся души,Где нет ни замысла, ни темы,Лишь выдох Господа – Кижи.Как прежде тот, безвестный мастер,Что эту церковь строил сам.Теперь художник был не властенНе написать бессмертный храм.С его осанкой и обличьем,Поморской строгой простотой,С каким-то царственным величьем,С непостижимой красотой.Так могут вдруг соединитьсяНесовместимые вовек —И бури рев, и пенье птицы,Цветы весны и белый снег.Картина
Заря. Рассвет…С утра художникСвой холст поставил под сосной,Хотя опять его треножникКачает ветер ледяной.В плаще брезентовом, как шкиперНа потрясенном корабле,Небес агатовую кипеньОн пишет вновь в туманной мгле.Он смотрит в даль, что тучей скрыта,Где день рождается за днем,Где сталь небес с утра омытаХолодным северным огнем.Он с голубым мешает серыйИ, твердо кисть держа в руке,В туманной дымке пишет Север,Что с небом слился вдалеке.Потом он золотом и белымЗажег зари скупой костерИ вдруг размашисто и смелоПо небу тучи распростер.Так мастер дерзко, без опаскиСтарался холст разговорить,Пытаясь все земные краскиМежду собою примирить.И фиолетовые тениНа землю падали с небес,И, как разбитые ступени,Бугрились камни там и здесь.И чудо – Север вдруг открылсяВ своей глубинной красоте,Он не смирился, но явилсяНа ветром вздыбленном холсте.И каждый шквал, впадая в ярость,Упорно рвался к небесам,А холст льняной, как будто парус,Тянулся к мачтовым лесам…Бунтарь
Художник даже не заметил,Уже при свете первых звезд,Как Божий храм, высок и светел,Ворвался в холст и в небо врос.Холст жил, дышал, контрастов полон,И светлой силы, и добра.А сам художник вдруг напомнилПростого шкипера – Петра,Что в громе яростных баталийСумел Полтаву отстоятьИ на брегах России дальнихСвой новый город основать…Художник замер у картины,Как будто перед алтарем…Он понимал, за что отнынеЕго прозвали бунтарем.Ведь передвижники все чащеСтояли у его картин,Где жизнь предстала настоящей —Из русских северных глубин.И час настал…Великий город,Его картиной потрясен,Был, словно молнией, расколотНа сто враждующих сторон.Одни кричали – он романтик,Другие – грубый реалист…Что он задумал, этот странник,Всех передвижников солист?А он считал, что смог впервыеСтать летописцем тяжких летИ храм его – судьба РоссииВо мраке горестей и бед.Он к небесам, сквозь мрак и пепел,Тянулся ввысь, как вечный мост.И нипочем ни дождь, ни ветер —Он в небеса навечно врос.Но, как ни странно, от скандалов,Попав хулителям во власть,Картина только дорожала,Чего-то главного лишась.И понял он в потоке буден —Его картине места нет,Она должна открыться людям,Быть может, через сотни лет.Тогда потомки лишь обсудятВеличье старого холста,Но грешным золотом не будутТалант оценивать творца.В картине – ключ к исконной вере,Но лишь для тех, кто хочет самТалант не золотом измерить,А мерой тех, кто строил храм.К чему хвалить и преклоняться,Деньгами меряя восторг, —Грешно святому появлятьсяНа суд невежд,На пошлый торг.Кижи
Теперь он больше не посмеетВзять в руки холст, как белый лист.Но перед совестью своеюОн был правдив, а значит, чист.Но вновь уехал в Заонежье,На перепутье всех ветров,Где быт и дух России прежней —Первопроходцев, мастеров.Где в скитах – смысл тысячелетий,Где дорог скудный хлеб в лесахИ где он понял в новом свете,Что равен воину монах.И старцы, иноки, святые,На нас глядящие с икон, —Все были частью той России,В какую был он погружен.Был холст его надежно спрятан…А обновленный кижский храм,Как струг царя Петра, опрятен,Навстречу плыл по небу сам.Скорее, он летел по небуМеж колоколен облаков…Ему достался славный жребий —Стать вехой в вечности веков.От первых бревен, первых оконДо первых глав, до верхних главХрам звал подумать о высоком,Являл крутой онежский нрав.Здесь вся судьба его читаласьПо строкам бревен – вместо букв,И от него нам в дар достались —Смиренный нрав и русский бунт.