3
Лес встретил осенней хвоей, пряным ароматом брусничника, запахами недавнего осеннего дождя.
— Ты поосторожнее, дочка, — папа застенчиво улыбается. Он еще не привык и пока всё еще чувствует себя виноватым. За то, что так долго не появлялся. Даже если его вины в том нет и никогда не было. Просто Инне нужно было раньше это отцу сказать. И самой начать так думать. Просто раньше понять. — Тут болиголова много. Голова потом закружится.
— Уже нет, пап, — заговорщицки улыбается Инна. Теплая старая куртка защищает от сырости вокруг. — Я теперь привычная. Только разве еще осень? Я вроде снег помню.
— Осень, Инна. Здесь всегда только ранняя осень. Я себе домик тут выбрал.
Домик? Выбрал? Прямо как в «Простоквашино». Пошли дружной компашкой в первую попавшуюся деревню кот, пес и мелкий пацан по кличке дядя Федор, выбрали себе любой дом, живут. И вокруг никаких сволочных ювеналов и прочей опеки.
И даже у таких бестолковых родителей ребенка никто не отнял. Хоть они его и отправили прочь из дома — жить с котом и собакой черт знает куда и черт знает на что.
Ранняя осень. Просто здесь рядом нет ни одного лиственного дерева. А хвоя на елках и соснах цвет не меняет. Они выносливые. И не сдаются перед каждым новым временем года.
— Грибов нажарим, Инка. Подберезовиков, красноголовиков, даже белых с десяток. Крепких таких. Смотри, сколько набрали?
Действительно, обе плетеные берестяные корзины так и ломятся. Как и бидончик с голубикой. Сегодня у них будет к ужину еще и очень вкусный, ароматный чай…
— И картошка в этом году знатно выросла. Даже чистить не нужно — поскреби чуток, и всё…
— Пап! — мягко прервала самого родного человека Инна. — Пап, мне, наверное, уже пора. Обратно.
Туда, где нет никакой осени, и все грибы уже замерзли. И лесные тропы занесло глубоким снегом. Все дороги в прошлое и в будущее. Которого там, впрочем, уже нет.
Но нельзя укрыться от жизни во снах о прошлом. И от будущей нежизни — тоже.
— Наверное, пора, — чуть погрустнел папа. — Только ты это… помни, что я никуда не делся. Я всё равно всегда рядом. Мы все — всегда рядом. Даже если ты нас не видишь. Я, деревня, домик, лес. Теща тут недалеко, я к ней на блины иногда хожу.
— Теща… — улыбка вымученно ползет на лицо сквозь слезы. Грустная — как и осень. — Бабушка…
— Грибов вот ей отнесу. Она грибы любит…
— Грибы… — Инна проглотила случайную слезу. Наверное, осенний дождик уже моросит. — Я люблю тебя, пап. И бабушку люблю — передай ей, — дочь крепко обняла его и ощутила тепло родных рук. И стук сердца — сквозь плотную куртку.
И запах осеннего леса…
— …Инна, проснись!
Легкий-легкий шепот. Не хочется открывать глаза. До ужаса и дикого воя не хочется просыпаться.
Но папа прав. Он — всегда рядом. Как бабушка, как маленькая Ната… Даже, как Яр.
Никто не умирает до конца, пока мы их помним.
Темная ночь, но узкий лунный серп высеребрил комнату. И лицо трусоватого «неуловимого Джо» — Юрки. Как раз склонившегося над Инной. Осторожно так, неуверенно.
Он испугался и бросил ее — на произвол судьбы. Зная, что без него Инне не сбежать. Что она окажется в западне.
Но если бы не струсил — попал бы в плен вместе с Инной.
— Не испугался явиться один? — чуть усмехается она.
— Не смешно! — быстро озирается он. Совсем как тогда — в доме Мастера Евгения… — Быстро представила кабинет Марковой и ее саму — живо!
— Но…
— Быстрее! — психует неуловимый Юрка. — Я из-за тебя на корм чокнутым кровососам не рвусь! Тебе-то ничего не будет, вы с Вероникой — блатные, а вот мне… Сожрут — только за клыками захрустит… польется!
Сколько и чего пообещала Ирина Маркова или скольким и чем пригрозила? И зачем ей Инна? Сдать Свету, Тьме или прикончить уже самой? Никому больше не доверить?
А то, как выяснилось, даже на Мастера Владимира в столь важном деле до конца поручиться нельзя. Технически ведь обратить — это тоже убить, правильно? Вампиры ведь неживые. Казус такой… юридический.
Ничего — всё сейчас узнаем, когда перенесемся. В конце концов, скармливать вампирам Юрку действительно жалко. Вдруг ему еще есть, ради чего жить.
В отличие от Инны.
Кстати, сам ведь не понимает, насколько ему повезло. Инна же ночью вполне могла оказаться и не одна.
Как когда-то — Вероника.
И что бы ты тогда сказал Владимиру, а, Юра? А он тебе?