Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 146 из 170

1

Инна наконец проиграла. Просто потому, что глупо и наивно не учла слишком многого. И плевала на честные предупреждения всех, кто искренне хотел ей помочь.

Когда-то Ярослав обещал подруге всегда быть рядом. И если будет нужно — вместе переплыть бескрайнее черное море. Даже зимнее. Чтобы начать новую жизнь. Вместе.

— Я ценю, что ты любила меня, Катализатор, — усмехнулся он совершенно новой улыбкой. Ослепительной и холодной. Как и подобает вампиру. Особенно Мастеру.

Новой… Точнее — слишком старой. Древней. Из тех времен, когда Инна его еще не знала.

И ее далекие предки не родились. Ну, не считая тех, кто изобрел каменные топоры. Очень прогрессивные. Чтобы рубить ими не только бананы.

Инне когда-то было действительно важно, сколько лет ее любимому Яру. Потому что хотелось знать о нем как можно больше. Будто это еще сильнее их сблизит. Еще приоткроет Инне островок его души. И плевать на тех, кто считает, будто таковой у вампиров нет. Скорее, ее нет у человеческой верхушки. И никогда не было.

Но вот на точный возраст Мастера Владимира Инне плевать точно. Особенно плюс-минус жалкие десятилетия.

Гораздо важнее — сколько часов назад он перестал быть тем, кого она искренне любила. И как это случилось? Где в это время была Инна, почему даже ничего не почувствовала? Она же беспокоилась, что Яра убьют, искалечат пытками, а не…

Причастен ли ко всему этому Мастер Евгений? Или просто именно сейчас сработали методы урожденного демона Ворона? Как бомба с часовым механизмом.

— Я никогда не любила тебя, — так же криво усмехнулась в ответ Катализатор — беглый, но теперь наконец пойманный. Усмехнулась — в том числе на злую иронию в таких знакомых — родных! — черных глазах. — Я любила именно Ярослава. Моего лучшего друга. Хорошего парня. Смелого, благородного охотника на злобных вампиров и прочих плохих парней.

В его действительно красивом лице будто что-то изменилось. Не говоря уже о взгляде. В нем не осталось ни тени тепла. За эти считанные часы. Ни легкой тени того девятнадцатилетнего влюбленного парня, кого любила Инна. И для кого значила так много. Больше жизни… и нежизни.

В этой комнате лишь одноместная койка, стол и старый платяной шкаф. И старое, еще советского образца кресло, куда нагло плюхнулась Инна. Кому не нравится — пусть вытряхивает ее оттуда и швыряет на тощий бордовой ковер. Он-то уж точно жестче Вероникиного. Будто тоже еще из тех, советских, времен. Липового золотого века, придуманного теми, кто не нашел себя в будущем мире бандитов, чиновников или тех и других разом.

Еще скромная обстановка Инниной камеры чем-то похожа на приморский номер в почти родном полудиком пансионате. Это что, очередная едкая насмешка?

Всего полтора часа назад Инна сидела в полупродавленном кресле на Юрином чердаке.

И еще всего час назад они перенеслись в белоснежную камеру Ники. Меньше часа назад Инна еще держала на коленях бесчувственное тело пленной подруги, с тревогой вглядывалась в неподвижное лицо. В последний раз обнимала кого-то близкого.

— Он — это я. Часть меня. И никак иначе.

— Нет, — устало качнула Инна головой. — Он — это он. Добро не бывает частью зла, Владимир. Никогда и ни за что. Это ведь не Свет и Тьма. Аннигиляция случится.

— Странные сравнения для девочки — вечной беглянки, так и не закончившей школу. Ты же физику мимо по коридору проходила, — вновь едко усмехнулся… очередной Мастер.

Давний враг, зачем-то подобравшийся к Инне так близко. Зачем? Для любой мести это как-то уж слишком заковыристо. Многовато лишнего, неоправданного риска. И ненужных страданий — для себя самого. Ни один могущественный чиновник, начальник, олигарх или Мастер никогда на такое не пойдет. Слишком они все себя любят и ценят. И любых врагов предпочитают получать притащенными наготово. Связанными, скованными и на блюдечке. Ну, или на ковре.

А Инне уже даже не смешно. Только тоскливо.

— Не знаю, сколько классов закончил ты. И где. И вошла ли в учебный курс физика. — Лучше смотреть в заснеженное окно. Унылый зимний пейзаж — и то предпочтительнее злейшего врага с до боли родным лицом лучшего друга. Больше, чем друга. Хорошо, что в этой камере нет жалюзей. Наверное, потому что ее не планировали любовным гнездышком влюбленного Мастера. Этот Мастер — точно не влюблен. Ни в Инну и ни в кого другого. — Это ведь было так давно?



И откуда, во имя всего святого, вообще взялась память Ярослава — благородного охотника на вампиров? Потому что это точно не было ложью. Так врать и притворяться невозможно.

— Когда-то я успел закончить три курса весьма престижного университета. — Как способно измениться лицо, если в теле уже другая душа… — Это у нас с твоим Ярославом общее. Правда, физики там не было. В ее нынешнем понимании. С тех пор я усвоил еще очень многое. Но мы же говорим об официальном образовании?

— Тогда, осенью, на слащавом концерте в пьяном городишке, меня предупредил о засаде еще ты или уже Ярослав?

Почему-то это важно и сейчас. Очень. За кем Инна пошла на такой бешеный риск? Кого пыталась спасти? За кого дралась насмерть?

Кто за ее спасение заплатил пленом и пытками? Потому что и это точно не было инсценировкой.

— Хотелось бы тебя помучить безвестностью, — непривычно холодно усмехается он. — Или поманить ложной надеждой. Но не стану. На концерте еще был я.

Это Владимир тогда по-приятельски обнял ее за плечи. Так панибратски. Впервые увиденную девушку.

Могла бы догадаться, что такое — слишком не в характере сдержанного, мягкого Ярослава. Яр был, скорее, даже застенчив.

У южного моря пляж был совсем без снега. А здесь белые снега замели вокруг всё. Но не исключено, что завтра Инну запрут в темной камере без окон. Или в аду. Если убьют. Быстро или медленно.

И там не будет даже снега.

А рай ей не светит точно. Как и море.

Они так мечтали попасть туда летом.

И всё же жаль, что именно сейчас не видно теплого, ясного солнца. Ни слабого лучика. Пусть даже зимнего и северного. Или хотя бы золотого ожерелья ледяных равнодушных звезд.

В последний раз.

— Зачем? — ради такого Инна всё же повернулась.

Хоть ей точно не хватит ума или Магии понять, врет ли многовековой Мастер Владимир.

Просто нужно же хоть что-то спрашивать. Не молчать.

— У нас были на тебя особые планы. Многообещающие. У меня. А Светлые хотели их сорвать.

Планы? И сейчас наверняка легко найдутся. Правда, может, совсем уже другие.

— Какие? — кривая усмешка сама возвращается на усталое лицо. — Лично осушить? Быстро или медленно?