Страница 12 из 20
Ева высыпала монеты на стол и, развернувшись, побрела прочь. В ушах звенели слова Шута: «Неужели ты решила, что между нами что-то есть? Я и подумать не мог, что для тебя это будет так важно».
Килан проводил ее взглядом. Как же больно! Еще непонятно, кому он сделал больнее: ей или самому себе. Этого она ему точно не простит. По крайней мере, он на это надеется. Лучше бы ей разлюбить его окончательно и бесповоротно. Висмут прав: Шут — калека и не имеет ни малейшего права обрекать Еву на пожизненные мучения с ним. Проклятый Вормак! Если бы не надежда на разделение, подаренная им несколько лет назад, Шут не усложнял бы отношения с Евой и не поддался желанию сблизиться с ней.
В одночасье рассыпались прахом все его надежды. Он никогда не сможет иметь собственное тело и жить как полноценный человек. Никогда не будет с любимой женщиной, а еще, возможно, никогда ее больше не увидит. Вряд ли она захочет общаться с ним или с его братьями после того, что он сделал. Пытаясь заглушить боль, разрастающуюся в груди ядовитым плющом, Шут одним махом осушил стакан.
Хозяин кабака, увидев на столе клиента монеты, расценил это как заказ и принес посетителю целую бутыль виски с закусками. Что ж, очень кстати. Килан открыл бутыль и плеснул янтарную жидкость в стакан, после чего выпил его содержимое до дна и наполнил снова.
В таверну ворвался Висмут.
— Ты чего натворил?! — вскинулся он.
— Избавил тебя от конкурента, — безрадостно ответил Шут, — разве ты не рад? Ты ж как стервятник, Висмут, только и ждал этого, я знаю. И вот: она разочарована, расстроена и раздавлена, а ты здесь? Со мной? Я тебя не понимаю. Иди обратно, шакал. Утешь девушку. И не говори мне, что не ждал этого момента.
Висмут ошалело попятился, как вдруг Шут схватил его за запястье и, глядя в глаза, добавил:
— Позаботься о ней, Висмут. Скажи капитану, что дальше с вами я не поеду.
Кок удивленно кивнул и поспешил на выход.
— Очень жестоко, — заметил Сомбер.
— Да, тут даже я удивился, — подключился Раснария. — Готов аплодировать тебе стоя, но это будет странно выглядеть.
Как только алкоголь подействовал, Шут потерял контроль над братьями, и они начали вести общение мысленно.
— Может, не стоило рубить с плеча, брат? — сочувствовал Сомбер.
— А ты видишь иной выход?
— Да! Например, объяснить ей все. Вместе найти другой способ. Она ведь предлагала помощь.
— Нет других способов, Сомбер!
— Ты прекрасно знаешь, что есть, — возразил тот.
И способ действительно был. Тот самый, о котором двадцать лет назад Шуту рассказал некромант. Тогда, будучи четырнадцатилетним подростком, Килан не на шутку испугался предложенного решения и после встречи с Вормаком искренне надеялся, что они с братьями смогут обойтись и без темной магии. Однако маг обманул их, и надежда на нормальную жизнь теперь обратилась пеплом. Нет способа стать полноценным хозяином тела без убийства, подселения братьев к другим людям или же заточения их в камне.
— Это не способ, — ответил Шут, — это преступление.
— Но сам посуди, — продолжал Сомбер, — разве это жизнь? Лично я устал делить тело с тобой и Раснаром. Я вижу, как вы с Евой любите друг друга, но сам никогда не чувствовал ничего подобного. Оставаясь в теле вместе, мы и мучаемся вместе. Я готов оставить его добровольно, завершив такую жизнь. Так для всех было бы лучше.
— А
— Никому и не придется приносить себя в жертву, — мрачно заключил Шут. — Мы все остаемся.
Ева еще не знала, что была единственным магом, способным освободить тело возлюбленного от соседей, но Килан не собирался ей об этом рассказывать. Открыв ей правду о своих чувствах, он получит ее безоговорочное участие в своей судьбе. Рано или поздно она узнает, что обладает особой властью, какой нет ни у одного колдуна, даже у такого мастера, как Вормак. Удержится ли она от соблазна воспользоваться даром ради личной цели? Шут, боясь толкнуть Еву на темную дорожку, старательно оберегал ее от этого и предпочитал молчать. Даже ценой собственного счастья. Перед глазами вновь возникло воспоминание об умирающем некроманте. В доме, где его нашел Шут, Ландегор разлагался заживо. Страшно представить, что он при этом чувствовал. Желал ли Шут такой же смерти возлюбленной? Однозначно нет.
— Думаю, стоило сказать ей правду, — настаивал Сомбер.
— Смеешься? — изумился Раснария. — Меня удивляет твоя наивность, Сомбер. Она примет его любым, это всем ясно. Так что я впервые согласен с клоуном, — Раснар обратился к Шуту: — Отлично паясничал, думаю, она поверила! Снимаю шляпу перед твоим талантом.
— Есть ли в тебе хоть капля сочувствия, Раснар? — совестил его Сомбер. — Брату и так плохо.
— А я сочувствую. И ему, и тебе. И себе. Всем нам сочувствую. Трудно представить, что за извращенный разум создал нас такими, а главное — зачем? За что?! У Создателя, должно быть, неподражаемое чувство юмора…
Чем дольше Шут жил, тем чаще задавал себе те же самые вопросы, но ответов на них до сих пор не нашел. Остаток ночи он молчал, опустошая принесенную ему бутыль. Братья же иногда переговаривались между собой, чтобы не уснуть и удержаться от падения под стол, когда Шут потеряет над собой всякую власть. В какой-то момент он все-таки отключился, и Раснария, взяв управление телом на себя, одним лишь усилием воли поднялся со стула, чтобы дойти до бара. Там он оплатил номер и, с трудом добравшись до кровати, пролежал на ней в беспамятстве несколько часов.
Ева не помнила, как преодолела ступеньки и вышла на улицу. Она стыдилась своей боли и старалась не показывать чувств, спрятав лицо под капюшоном. Наверху ее встретили Висмут, Стром и Дарий. Увидев девушку без Шута, капитан нахмурился. Он полагал, что, как только с рыжим поговорит Ева, тот непременно возьмет себя в руки и отправится в путь вместе со всеми.
— Я нашел экипаж, — сказал Стром. — Нам пора ехать.
— Поехали, — сдавленно ответила Ева.
— А Шут? Он что, остается?
— Он?.. — голос Евы задрожал. — Остается! Он ведь очень устал с дороги, Стром! У него там есть кое-какие дела: недопитый виски и скучающая жрица любви! — Ева всхлипнула, ее трясло. — Это очень… важно, понимаешь?!
Стром опешил. Что же там случилось? О чем она говорит? Он взял Еву за запястье и, повернув к себе, стянул с ее головы капюшон. Она торопливо прикрыла лицо рукой, но капитан успел заметить слезы на ее щеках.
— Ох, девочка! — воскликнул капитан и прижал ее к своей груди.