Страница 57 из 88
Глава 21. Налет полиции
— Не ожидал от вас, Дмитрий! — пробормотал Тодоров.
Митя мгновение смотрел на него непонимающе, а потом почувствовал, как у него вспыхивают щеки, и лбу становится горячо:
— Полагаете, это я их привел? — почти прошипел он. — Чтобы дать противникам моего отца в руки козырь — что я встречаюсь с… — он обвел всю компанию презрительным взглядом.
Ведь понимал же, что нужно уходить! Так нет, постеснялся… этих!
— Господинчик боится, что его увидят с нами, недостойными! — не менее презрительно бросил Петр.
— Замолчите оба! — вдруг совершенно железным тоном отчеканила Ада. — На столе — запрещенная литература, а вы тут ругаетесь!
И все замерли, буравя взглядами разложенные по столу брошюры. И поистине убийственную книжицу Морозова — на самом верху.
«Болваны. — безнадежно подумал Митя. — И я вместе с ними!»
В дверь продолжали колотить, послышались шаги, высокий испуганный женский голос воскликнул:
— Кто вы такие? Что вам нужно? Убирайтесь, или я вызову полицию!
— Мы и есть полиция! — заорали за дверью. — Открывайте немедленно! У вас там нелегальная сходка!
— Что вы такое говорите… — пропищала мать Тодорова, но… судя по щелканью и лязгу, взялась за замки.
Сам Тодоров коршуном ринулся к столу, прижал стопку к груди и обвел помещение отчаянным взглядом.
— Найдут. Проведут обыск и найдут. — процедил Митя, когда тот попытался сунуть стопку под шкаф.
— В окно! — напряженно бросил Иван.
Тодоров метнулся туда…
— Под окном наверняка стоит городовой. Хотите, чтоб доказательства вашей вины свалились прямиком ему на голову? — хмыкнул Митя.
Замерший у окна Тодоров убитым тоном подтвердил:
— Стоит!
В квартире с грохотом распахнулась дверь.
— Какая еще сходка, зачем вы позорите нас перед соседями? — стремительно зачастила в коридоре мать Тодорова. — Молодые люди собрались выпить чаю, поухаживать за девушками, разве это запрещено?
— Вот мы и посмотрим, что там за чай и девушки! — откликнулся звенящий торжеством голос.
— Полицмейстер… — безнадежно выдохнул узнавший его Митя.
Тодоров застонал сквозь зубы и… попросту свалил стопку на подоконник, прикрыв портьерой:
— Ариадна, вы девушка и дворянка, может, они не посмеют…
Ада метнулась к окну и встала, опираясь на подоконник и пошире разложив юбку.
Митя медленно поднялся, подхватил свою чашку разом с блюдцем, и встал с ней рядом.
— Тоже собираетесь нас защищать? — Гирш пытался изобразить невозмутимость, но лицо его было бледным, а губы дрожали.
— Только Аду.
— Отойдите, сударыня, если не хотите, чтоб и вас арестовали! — послышалась возня, и створка распахнулась, с размаху стукнувшись об стену.
Внутрь, важно, как имперский линкор в порт, вступил екатеринославский полицмейстер.
— Так-так-так… И кого же мы здесь видим? Господа гимназисты… пока еще… ненадолго, все из гимназии вылетите с волчьим билетом…
— Почему вы угрожаете детям, какое вы имеете право? — позади полицмейстера вскричала мадам Тодорова, но тот только зло головой дернул:
— Я имею здесь все права, сударыня, в отличии от вас, у которой лишь одно право — помалкивать и повиноваться властям! Уберите ее!
Пара дюжих городовых за спиной полицмейстера перехватили женщину с двух сторон.
— Мама! — Тодоров ринулся к ней, но короткий стек в руках полицмейстера преградил ему дорогу.
— Думать о благополучии родительницы, господин Тодоров, следовало до того, как вы принялись злоумышлять на государя-императора, разом с высланными под надзор полиции! — он решительно ткнул концом стека в сторону Ивана и Петра. — И… — он повернулся к Мите с Адой…
— Добрый вечер, Ждан Геннадьевич. — светски улыбнулся Митя. — Рад, что вы, наконец, соизволили заметить и нас с Адой.
— Так-так-так… — повторил полицмейстер, едва мазнув взглядом по Ариадне и чуть не впившись глазами в Митю. — И что же сын самого начальника Департамента полиции, известнейшего питерского сыскаря… делает здесь? — в его голос было столько презрения, будто он застал Митю не в квартире над лавочкой, а в грязнейшем из притонов.
— Как и все здесь присутствующие. Пью чай. — Митя отсалютовала полицмейстеру чашкой и сделал глоток. Чай остыл, но сорт был хорош, и Митя с неожиданным даже для себя удовольствием глотнул снова. — Ухаживаю за Ариадной, и немного… совсем чуть-чуть… за барышней Сарой. — он мило улыбнулся бледной Гиршевой сестре. Та только рвано вздохнула.
— За еврейкой? — лицо полицмейстера изобразило брезгливость, он даже губами пошевелил, будто сплевывая. — Прям поветрие пошло: то меньшой Потапенко, то вы еще… А барышня Ариадна как на это смотрит? Хотя вы же, вроде, другой сестрице Шабельской внимание оказывали?
— Что поделать, я в неизменном восхищении от всех дочерей Родиона Игнатьевича. — Митя нежно улыбнулся Аде, у той вспыхнули щеки.
— Барышне Ариадне нравится… донашивать кавалеров после старших? — прищурился полицмейстер.
Ада тихо ахнула, щеки у нее запылали горячечным румянцем, а на ресницах повисли слезы.
— Ваше поведение оскорбительно, Ждан Геннадьевич. — сквозь зубы процедил Митя. — Боюсь, я вынужден буду сообщить о ваших словах как своему отцу, так и отцу Ады.
— Думаю, у обоих ваших родителей будут другие заботы, посерьезнее. — ухмыльнулся полицмейстер. — Равно как у родичей остальных юношей и барышень. — он обвел всю компанию довольным взглядом, с особенным плотоядным интересом уставившись на Гиршей. Испуганная Сара схватила брата за руку.
— Мы ничего плохого не делали! — подрагивающим голосом сказал Гирш, крепко сжимая пальцы сестры между ладонями.
— Узнаю лукавую жидовскую породу! — усмехнулся полицмейстер. — Плохого они не делали… Для вас и бомбу в государя кинуть — хорошо. А вот вы, барышня Ариадна, можете поклясться своей дворянской честью, что вы тут только чай пили, да ухаживания господина Меркулова-младшего принимали? — и полицмейстер оскалил пожелтевшие от табака зубы в издевательской ухмылке.
Ада снова покраснела, а потом вся кровь отхлынула от ее лица. Она посмотрела в одну сторону — натолкнулась на умоляющие взгляды Гиршей, в другую — на нее сочувственно и одновременно презрительно глядели Иван с Петром… И прикусив губу, низко опустила голову.
— Не можете… — с торжеством начал полицмейстер.
— Конечно, она не может. — вздернул бровь Митя. — Ада мои ухаживания принимать не желает, но сказать об этом при всех и обидеть меня, ей не позволяет воспитание.
— А ваше семейство тоже не без жидов в родне — эдак выкручиваетесь? — теряя терпение, рявкнул полицмейстер.