Страница 87 из 95
— Не буду спорить, но я не рэволюционэр. — не дал перебить себя Карпас. — Если хочу вести дела, должен искать связи и соратников среди тех, кому законы и порядки дозволяют больше всех. Только вот я — иудей. — он поднялся и подошел к окну и заговорил тяжело и глухо, не отрывая взгляда от цветного витражного стекла. — Говорят, деда нынешнего царя, Николая I Даждьбожича, как-то упрекнули, что мы, евреи, в империи прав не имеем, а в Туманном Альвионе с евреем Дизраэли, графом Биконсфильд, даже альвийские лорды свой норов придерживают. На что император сказал: когда еврейское местечко перестанет означать нищету, грязь и безграмотность, а евреи его империи станут такими, как тот альвионский граф-еврей, то и права получим такие же. Теперь у нас есть образование, манеры, почтенные профессии. Мы не только уличные музыканты, сапожники и портные… не в обиду, юный Альшванг… но и учителя, адвокаты, фабриканты… И теперь нас ненавидят. Те самые люди, что когда-то презирали. Если мы богаты — нас зовут кровопийцами, если бедны — грязными попрошайками. Нам нельзя жить, где мы хотим, нельзя учиться, нельзя участвовать в правлении. Нас даже в земство не дозволено избирать, как всех, а только назначать волей губернатора, если тот найдет, что с жида взять… — он скривился. — А когда наши юноши и девушки, не найдя себе места нигде, идут в рэволюционэры, то говорят, что мы разрушаем империю.
— И что вы хотите? — Митя откинулся на спинку дивана.
— Для себя? Сперва — стать миллионщиком. — Карпас вернулся в кресло и пристально уставился на Митю. — И может быть, сделать таковым и вас. Полагаю, Новая Кровь и новые деньги смогут поладить друг с другом. Я вам пригожусь, и давить на вас, в отличии от давних питерских богатеев со связями, тоже не смогу.
— А что потом? Когда вы станете миллионщиком? — настороженно спросил Митя.
— Потом… — протянул Карпас. — Вы уже сейчас сделали Йоэля дворянином.
— Снова — свои источники? — вздернул бровь Митя.
— Юный Альшванг сказал. — в тон откликнулся Карпас. — Может, это и удивительно для нынешних хозяев империи, но я тоже… хочу! — и он заговорил быстро и горячо. — Дворянства для моих будущих сыновей. Или офицерского звания — и чтоб ради этого им не приходилось отрекаться от веры своих отцов. Чтобы они не боялись, что из студентов выгонят, а могли стать профессорами! У меня чудесная жена — умная и прекрасно образованная женщина, делающая для города много добра. Любая другая была бы уже представлена губернатору… но не она. Потому что вера неправильная. — он скривился.
— А еще говорите, не рэволюционэр! — Митя даже отпрянул. — Я верю, что ваша жена чудесная дама, но… не можете же вы и впрямь желать… Право, это так же невозможно, как… как… член Государственного Совета из диких башкирских кочевников, или фрейлина двора из эвенкских охотников!
— Почему? — тихо спросил Карпас. — Потому что дикие? Или потому что башкирские? Если у нас даже шанса нет стать в империи чем-то большим, чем бесправные подданные… зачем нам эта империя вовсе?
— То, что вы говорите… это… похуже, чем господа-нигилисты с их бомбами… — растерялся Митя. — Я… не могу вам этого обещать! Я даже представить всего этого не могу!
— Что ж… — Карпас помолчал. — Вы меня выслушали — это уже больше, чем я получил бы от любого из князей старшей Крови. Мы привыкли терпеть и не станем добиваться всего и сразу. Вы не просили награды, когда не щадя себя, защищали моих соплеменников.
«Да я там случайно оказался!» — почти в панике подумал Митя.
— Я тоже готов помочь, чем смогу.
— И чем же?
— Для начала — сведениями с петербургской биржи, где вот прям сей же час чудовищно упали ценные бумаги Екатерининской ветки железной дороги, Брянских сталелитейных заводов и «Южно-Русского Днепровского металлургического общества». Последние так и вовсе почти обесценились, чуть не по цене самой гербовой бумаги идут.
Рядом судорожно вздохнул Ингвар, а сам Митя почувствовал, как у него дыхание перехватывает. Сердце глухо стукнуло, и забились часто-часто, а в груди смерзся ледяной ком.
— Шшшурх! — от кончиков пальцев по изогнутой ручке чашки побежала чернота и… крак! Чашка, уже без ручки, шмякнулась о блюдце, расплескивая чай. На руках Мити остался черный прах с белыми крошками фарфора.
— Надо же, как интересно… — протянул Карпас. — Что ж… Я всегда полагал, что здоровая склонность к авантюрам, если держать ее под строгим контролем разума и расчета, может быть весьма полезным качеством… — он смотрел на Митю как человек, узнавший некий давно интересовавший его секрет — и улыбка подрагивала в уголках его губ.
— Что… вы имеете… в виду? — Митя отчаянно старался сохранить лицо — хотя его бросало то в жар, то в холод, а в голове звучал лишь неумолчный вопль: «Всё пропало! Пропало всё!»
— Что надо покупать! — подавшись вперед, заговорщицки прошептал Карпас. — Пока кое-кто там, в столицах, дожидается, что разоренные набегом владельцы здешних заводов вот-вот отдадут свои ценные бумаг… за бесценок.
— Я все равно не понимаю. — растерянно поглядел на него Митя. Правда, в этой растерянности было немало надежды.
— Моисей Юдович хочет сказать, кто-то знал, что заводы и чугунка пострадают, и готовился скупать ценные бумаги заранее. — меланхолично сообщил Йоэль.
— Знал… заранее… — медленно повторил Митя. Знал… А значит — готовил. Готовил набег фоморов. Чтобы… скупить ценные бумаги? Значит, это не сами фоморы… Предки, он ничего не понимает!
— Как раз успеем перекупить, что есть. — деловито продолжал Карпас. — Собственно, я уже отдал распоряжение.
— А как же — если телеграф на замке? — удивился Ингвар.
— Скажу вам по секрету, господин Штольц… — заговорщицки прошептал Карпас. — У меня есть домашняя линия. Только не говорите никому, умоляю! А то просьбами телеграфировать тете Розе в день ее именин замучают.
— Какой… тете? — медленно приходя к пониманию, что пропало, кажется, не всё, выдохнул Митя.
— Ой, да любой — у нас, знаете ли, этих теть… — в глазах у Карпаса плясал смех. — Вас и ваших свитских, ваша светлость, могу взять в долю, и даже предложить краткосрочный целевой заем, каковой вы вернете мне из своей прибыли сразу по завершении дня.
— Заем безпроцентный. — мелодично, точно стихи декламировал, пропел Йоэль. — Посреднический процент мы оплатим. А что насчет завтрашнего дня?
— А завтра его светлость Первый Князь Меркулов изволит вновь разрешить телеграфное сообщение…
Насколько Митя знал, отец еще и сам не решил, когда это самое сообщение можно возобновлять, но Карпас говорил с полной уверенностью.