Страница 27 из 95
Глава 10. Вызов с того света
— Сон… опять сон… это — плохо. Всего лишь сон, это — хорошо… — Митя вытянул руки — белеющие в темноте пальцы мелко и часто подрагивали. Ледяной пот тек по вискам — будто Митя попал под дождь.
Он потянулся вытереть пот — не получалось, почему-то никак не удавалось поднести пальцы к лицу, он словно все время промахивался, бессмысленно хватая воздух… Митя глубоко вздохнул — сейчас он соберется… возьмет себя в…
Новая волна оглушительной, запредельной боли накрыла его. Митя заорал и отчаянно забился. Одеяло обернулось вокруг него, стискивая со всех сторон, он рванулся, грохнулся с кровати на пол и пополз, в напрасной попытке спастись… Но его кости трещали, переламываясь как сухие ветки, их изломанные концы вспороли легкие и желудок, протыкая насквозь кожу и выйдя наружу! Его вздернули в воздух и скрутили в разные стороны — как ребенок тряпичную куклу. И разорвали тоже как куклу. Лопнула кожа, натянулись и с треском разорвались кишки, кровь хлынула наземь… И это повторялось снова, и снова, и снова…
— Митя! Митя, ты что! — его снова схватили за плечи, он заорал, одновременно пытаясь вырваться и смутно удивляясь, почему у него еще есть плечи — ведь их же вырвали, небрежно отшвырнув кровавые ошметки прочь.
— Митя! — его схватили с другой стороны, прижали к полу и тут же сверху полилась ледяная вода.
Его собственный крик перешел в хрип, вода лилась в глаза и рот, он захлебывался, отплевывался, колотясь головой об пол. От особенно сильного удара в затылке резко стрельнуло болью, и он замер, вдруг понимая, что вот эта боль, не такая уж сильная по сравнению с недавней пекельной мукой, она… настоящая! Затылок у него и в самом деле болит! Он медленно поднял руку, пощупал… встряхнулся, смахивая воду с лица, и разлепил склеившиеся ресницы.
Задевая по лицу, над ним колыхался край некогда белой, а теперь весьма застиранной ночной сорочки. Он поднял глаза выше — и встретился глазами с любопытно уставившейся на него Ниночкой. Кузину он даже узнал не сразу: лицо стоящей над ним девочки было словно перевернуто, и вместо привычно торчащих вверх косичек его окутывало пушистое, почти круглое облако жестких темно-русых волос, схваченных синей лентой. К груди Ниночка прижимала кувшин.
Деловито перевернула, стряхивая на Митю последние капли и поинтересовалась:
— К тебе что, жаба ночью приходила? Сожрать хотела?
— Какая еще жаба, о чем ты, Ниночка? — с двух сторон над Митей нависли еще две головы.
Его подхватил под локти, он повис на держащих его с двух сторон отце и Ингваре — ноги подламывались. Попытались поднять на постель, не смогли, тогда просто усадили, прислонив к ножке кровати. Отец поднял брошенное на пол одеяло и укутал его, как маленького. Вырвал у Ниночки кувшин, заглянул внутрь и отрывисто скомандовал:
— Воды!
Засуетились, затопали… Митя с трудом поднял голову. Мимо стоящего в дверях комнаты полуодетого Свенельда Карловича протиснулась тетушка в ночной рубашке и пуховом платке, с папильотками в волосах. Протянула отцу стакан, и застыла рядом, пока отец пытался напоить Митю. Руки у отца подрагивали, так что часть воды пролилась Мите на грудь.
— Ступайте отсюда, нечего глазеть! — она махнула размахрившимся концом платка на выглядывающих из-за плеча Свенельда Карловича горничных. — Спать идите! Дмитрию всего лишь сон плохой приснился, а вы прям: «Варяги, варяги…» Нету никаких варягов и не случилось ничего…
— Слу… случилось. — Митя мотнул головой, отпихивая тычущийся ему в губы стакан. — Я… Они…
Слабенький голос осторожности в душе тихо-тихо пропищал: «Если ты расскажешь, тебя спросят, откуда ты знаешь», но Митя лишь снова тряхнул головой, отмахиваясь. Там, во сне, он очутился в том вагоне лишь потому, что так ничего и не рассказал отцу. Но даже реши он по-прежнему скрытничать о собственных делах, скрывать случившееся от начальника губернского Департамента полиции — попросту преступно!
— В городе… нет, за городом… но недалеко… Только что убили людей! — выпалил Митя. — Много!
За дверью пронзительно взвизгнула, и кажется, хлопнулась в обморок Маняша. Ну, или просто — хлопнулась, все же обмороки для горничной — непозволительная роскошь. Лицо Леськи стало таким бледным, что веснушки проступили на коже как яркие золотые монетки.
— Да приснилось ему, приснилось! Кошмар ночной… — нетерпеливо фыркнула тетушка. — Леська, молока с медом баричу принеси… да и барину заодно… — косясь на брата, добавила она. — И спать все!
— Не нужно молока! И не кошмар это был!
То есть, кошмар, конечно, но…
Митя стряхнул одеяло, оттолкнул руки отца и вскочил. Тетушка скандализировано ахнула:
— Митя! Да это форменный скандал! Как можно, здесь девочка! — она торопливо закрыла Ниночке глаза ладонью. Ниночка немедленно принялась выворачиваться, норовя выглянуть из-под материнской руки.
Не обращая внимания, Митя заметался по комнате.
— Я не знаю, что там произошло, но… их было много! Может… и варяги.
За дверью снова послышался стук падающего тела, и почти восторженный возглас Антипки:
— Ты гля, снова ляпнулась! Не девка, а чисто кегля!
— Много… тех, кто убивал? — настороженно спросил отец.
Митя, одной ногой в брючине, остановился, балансируя на второй, на мгновение задумался:
— Не знаю… И скольких убили тоже — не знаю! — торопливо добавил он. — Там… боль и ужас, так много, что и не поймешь.
— Где? — отрывисто бросил отец.
Митя натянул, наконец, брюки, крутанулся на пятке и указал на одну из стен комнаты:
— Там! В той стороне.
— А точнее?
— Точнее по дороге разберусь! — натягивая штаны, бросил Митя.
Отец досадливо поморщился, но потом коротко кивнул:
— Хорошо, едем! Ингвар, заводите автоматоны.
Германец метнулся вон из комнаты, и только Митя рявкнул ему вслед:
— Оденьтесь!
— Свенельд Карлович, вы с нами? Тогда берите паро-телегу — мало ли…
— Оружие? — отрывисто спросил старший Штольц.
— Обязательно… — скомандовал отец. — Ждите меня у конюшни! — и бросился к своей спальне.
Тетушка вцепилась ему в локоть и почти повисла на отце:
— Но Аркадий… Не кажется ли тебе, что это слишком?! Мчаться невесть куда, в ночь… из-за того, что мальчишке приснился кошмар! С чего ты взял, будто что-то и впрямь случилось?!
— Сесстррра!
Наскоро, попадая мимо пуговиц, застегивающий жилет Митя даже замер — отец умудрился в одном слове и шипеть, и рычать разом!