Страница 58 из 78
Глава 20. У подножия пика Коммунизма
Ужасный вой и пронзительный визг чуть усилился. Вертолет легко оторвался от земли. Незаметно. Раз — и вот мы уже в воздухе.
Я заглянул в иллюминатор. На стекле остались царапины. Но видно хорошо. Зеленые склоны долины, где расположен лагерь Ошхамахо, быстро остались внизу. Аккуратные домики, вездеходы, кучка людей на площадке, все, как на ладони.
Вертолет трясся, как бешеный. Но держался хорошо. Плавно развернулся в воздухе и полетел на юго-восток. В иллюминаторе мелькнули горы. Мелькнули и пропали.
Итак, я опять еду на Памир. Правда, в этот раз совсем в другое место, чем то, где я закончил прошлую жизнь. К пику Коммунизма. Помочь в спасении экспедиции Вайнова.
Ребята застряли наверху. Ужасные погодные условия, двое раненых. К ним не пробиться.
Спасательную команду собрали из лучших альпинистов страны. Я как раз крутился под ногами и тоже сумел попасть в состав. При условии, что буду делать черновую работу.
Гущев был решительно против.
— Кто будет отвечать за этого сосунка, который впервые поднялся в горы? — спросил он. — Вы понимаете, какая это ответственность?
Друг Вайнова, тоже именитый альпинист Комиссаров Женя, с которым я уже был шапочно знаком, возразил:
— Вайнов считает Сохатого одним из самых лучших и перспективных альпинистов. В этом деле важны как опыт, так и сила с энтузиазмом. Он будет помогать спасателям. Что в этом такого?
Дело тогда происходило в домике начальника лагеря. Альпинисты, находившиеся недалеко от Безенгийской стены, договорились встретиться в Ошхамахо. Гущев предоставил жилье для маститых гостей.
Тогда на собрании присутствовали четверо альпинистов. В том числе Комиссаров. Они уже сегодня после обеда улетали к пику Коммунизма.
И еще был Гущев. И я.
— Что в этом такого? — взревел начальник лагеря. — Что в этом такого, спрашиваете вы? Смотрите, это по его вине в моей шевелюре появилась седина. Это он довел меня.
Комиссаров тогда снисходительно улыбнулся. Это был мужчина среднего роста, лет тридцати. Неторопливый и в то же время ловкий. Усатый, смуглый, лицо обветренное. На левой руке нет двух пальцев. Ампутировали после того, как застрял на пике Ленина. Примерно, как сейчас Вайнов.
— Он? Восемнадцатилетний юноша? Тебя, Боря, легко сбить с панталыку, как я посмотрю. И что же он сделал?
Гущев зверем поглядел на Комиссарова. Он рассчитывал, что Вайнова нет, и за меня некому заступиться. Но получилось так, что у меня опять появился покровитель.
— Этот упрямый соплях совершил траверс Безенгийской стены. В одиночку. Несмотря на мой запрет. И несмотря на установку коммунистической партии о том, что альпинизм — спорт взаимовыручки. Коллективный спорт. Почти что воплощенный коммунизм. А он на все это наплевал.
Гущев мог много расписаться насчет коммунизма и социализма. Но его никто не слушал. Альпинисты удивленно подняли на меня мохнатые брови. Как только начальник лагеря закончил, Комиссаров, не обращая внимания на его тухлую белиберду, тут же спросил:
— Это правда, сынок? Ты совершил траверс Безенги? В одиночку?
Задавший вопрос «батя» не намного превосходил меня возрастом. Но ничего, считается. Он уже заработал себе репутацию, его знают по всей стране. С первым секретарем ЦК за ручку здоровался, медаль от него получил, опять же, не хухры-мухры, заслуженный мастер спорта СССР.
Поэтому я кивнул, хлопая доверчивыми коровьими глазами. Пусть думают, что я простой провинциальный парень, ни черта не понимающий в горах. Взял да и пошел лазить по диким скалам, причем нечаянно забрался так далеко, что сделал то, к чему другие готовятся месяцами.
— За какой период? — строго спросил другой альпинист, прищурив ясные карие глаза. В уголке высокого лба у него имелся извилистый рваный шрам, видимо, последствия удара камня. — И есть ли доказательства?
К этому вопросу я уже основательно подготовился, чай, не совсем придурень. Назвал срок моего горного путешествия. Выложил перед импровизированной комиссией записки предыдущих экспедиций, собранные на маршруте. Получилась целая стопка пожелтевших, измятых листков, исписанных расплывающимися чернилами.
— А это что такое? — строгий с шрамом выпучил глаза на фантик с изображением лося. — Что за конфеты?
— А это мой фирменный знак, так сказать, — я скромно потупил глаза. — Моя фамилия Сохатый. Можно сказать, это отметина. Тавро, свидетельство того, что я здесь был.
Альпинисты снисходительно усмехнулись. Гущев побагровел от еле сдерживаемой ярости.
— Ну что же, товарищи, — веско подытожил Комиссаров. — Не будет слишком громко сказано, но если ты, сынок, и в самом деле сделал то, что сказал, причем за такой короткий срок, то надо признать, ты — феномен. И мы не можем препятствовать тебе. Закрывать дорогу к вершинам. Поэтому, давайте проголосуем. Кто за то, чтобы товарищ Сохатый принял участие в спасательной экспедиции?
Все, кроме пунцового Гущева, подняли руки. Я внутренне усмехнулся.
— Кто против? — чуть насмешливо спросил Комиссаров. Только Гущев поднял руку, но слабо, не до конца, и тут же опустил. — Ну, что же, раз так, тогда Сохатый летит с нами.
На этом и решили. Побежденный Гущев пробормотал: «Вы все еще пожалеете о своем решении». И только. Все, что он мог сказать, больше ничего.
Самое трудное настало потом. Мучительное объяснение с безутешной матерью. И с еще больше обиженной Катенькой. Оба разговора выдались, сразу скажем, нелегкие.
Но в конце концов, огорченные женщина и девушка смирились. А что еще оставалось?
Мать поохала, повздыхала, всплакнула. Но поделать ничего не могла. Сын, все-таки, не просто так летит в дальние края. Спасать другие жизни, помогать чужим, попавшим в беду.
Катя тоже погоревала, а потом успокоилась. Как не крути, долго обижаться на меня она не могла. Последний час перед вылетом я провел с ней. Наедине, в палатке. Прощальное рандеву, страстные объятия, нежные поцелуи.
До самого приятного, впрочем, дойти не удалось. Катя была порядочной девушкой. До белоснежной свадьбы — ни-ни. Никаких пошлых шалостей. Ну что же, уважаю. Хоть это и немного досадно.
Когда прилетел винтокрылый вертолет, я собрал все свои эксклюзивные новинки в сфере снаряжения. Закинул тяжеленный рюкзак с вещами в кабину и уселся сам.
И вот я лечу, вместе с остальными спасательной команды. Тут очень тесно. Справа и слева крепкие, прокуренные тела других участников.
Громко гудит пропеллер. Очень громко. Черных наушников против шума для меня не нашлось. Пришлось закупорить многострадальные уши затычками из обычной ваты. Впрочем, это нисколько не помогло.