Страница 3 из 10
Аквалангист вынырнул из моря возле самого берега, где стеной стояли заросли высокого тростника, своими узловатыми стеблями немного напоминавшего бамбук. Место тут было уже довольно мелкое, и, когда аквалангист поднялся на ноги, вода оказалась ему не больше чем по пояс. Аквалангист потянулся рукой за правое плечо, перекрыл воздушный вентиль у закрепленных на спине баллонов, после чего выплюнул изо рта загубник. Поднял с лица маску, с удовольствием втянул носом воздух. И только после этого оглянулся, посмотрел назад, на море. Там, вдалеке, над самой линией горизонта чернело дымное облако.
Некоторое время аквалангист разглядывал это облако дыма, висевшее над морем уже достаточно долго и постепенно рассеивавшееся, таявшее в воздухе. Казалось, что это зрелище доставляет ему особенное удовлетворение и даже наслаждение.
Простояв так некоторое время и дождавшись, что очертания дыма у горизонта стали уж совсем неясны, и если не знать про него, то можно было и вовсе не заметить, аквалангист повернулся к зарослям, снова надел на глаза маску, оставив, однако, загубник болтаться за спиной. Нырнул, подплыл прямо к стене тростника, в которой вдруг открылось что-то вроде узкой щели. По этой щели, а на самом деле – аккуратно проделанной просеке в зарослях тростника, аквалангист стал пробираться к берегу, таща за собой под водой что-то объемное, тяжелое.
Через некоторое время он выбрался на небольшую прогалину в береговых зарослях. Под ногами хлюпала вода. Верхушки тростника смыкались, так что сверху этой прогалины никак невозможно было заметить. Настоящий тайник. Невысокий, правда, – достаточно было подняться на ноги, чтобы обнаружить себя. Особенно если ступить на небольшой, торчащий посреди прогалины песчаный пригорок, лишь слегка влажный от окружающей его воды и совершенно лысый, свободный от растительности.
Аквалангист именно так и сделал: взобрался на пригорок, выглянул из зарослей тростника, убедился, что вокруг безлюдно, как обычно. После этого снова пригнул голову.
Он втащил на пригорок то тяжелое, что он волоком тянул за собой по узкой просеке, – это оказался подводный мотоцикл, машина, позволяющая аквалангисту двигаться в глубине без особенных усилий, но с немалой скоростью. Усевшись на пригорок, он скинул баллоны, затем ласты, стянул гидрокостюм. Переоделся в джинсы, майку, кроссовки.
Быстро забросав все оставленное на пригорке добро длинными стеблями тростника, оставленными здесь после прорубания тропинки, бывший аквалангист, а теперь обычный человек, отправился через заросли дальше к берегу. Скрылся в высокой, выше своего роста траве, и долго ничего не было видно и слышно, кроме хлюпанья ног по грязной, влажной, заболоченной почве. Вскоре и это стихло, зато послышался треск мотора другого мотоцикла, на этот раз предназначенного для езды по суше. Треск стал удаляться и наконец вовсе стал не слышен.
Черное дымное облако на горизонте теперь полностью исчезло, растворилось в далекой дымке. Как будто его никогда и не было.
ГЛАВА 2
Это было не застолье и даже не день рождения. И вечер вовсе не воскресный, а самый что ни на есть обыкновенный, посреди рабочей недели. Тем не менее тот факт, что офицеры-моряки собрались провести вечер в квартире одного своего сослуживца, старшего лейтенанта Сергея Павлова, никому не казался странным или необычным.
Вообще это случалось довольно часто. Морские офицеры из одного небольшого городка на Кольском полуострове, уже за Полярным кругом, собирались именно в квартире Сереги Павлова, небольшой двухкомнатной хрущевке, точно такой же, как и все остальные офицерские жилища в этом городке. Причины этого предпочтения, оказываемого жилищу старлея Павлова, назывались самые разные. Одни говорили, что виноват в этом сам старлей, личность на флоте легендарная и прославленная, несмотря на свои три скромные звездочки младшего офицера на погонах. Павлов, за свой крайне горячий и героический нрав прозванный на флоте Полундрой и под этой кличкой известный даже больше, чем под своим собственным именем, был командиром группы боевых пловцов Северного флота – подразделения морского спецназа, подчиненного непосредственно ГРУ, Главному разведывательному управлению Вооруженных сил Российской Федерации. Квалификация боевого пловца элитного спецподразделения предполагала не только виртуозное владение техникой подводного плавания, погружений и выполнения всех видов подводных работ, но и обширные энциклопедические знания практически обо всем, что касается моря и морского транспорта, военного и гражданского, всех видов оружия, владения приемами рукопашного боя и самозащиты без оружия. Старший лейтенант Северного флота Сергей Павлов вполне соответствовал этим высоким требованиям.
Молва приписывала Полундре деяния, казавшиеся самыми невероятными, выполнить которые было свыше человеческих сил. Поговаривали, будто однажды он предотвратил теракт в одном из старинных западноевропейских городов, отыскав мину в расположенных под жилыми кварталами катакомбах и обезвредив ее за несколько секунд до взрыва. Будто бы в другой раз сумел пробраться в стоящий на рейде американский крейсер и отобрать у высокопоставленного офицера ЦРУ какие-то важные бумаги – не то документы, не то что-то еще, украденное американскими шпионами в России и имевшее огромное стратегическое значение. Истории об этом бывалые моряки рассказывали в кубриках боевых кораблей матросам-срочникам в свободные от службы минуты, и вчерашние пацаны слушали, пооткрывав рты и позабыв про все на свете, было непонятно только, верят ли они во все это или считают флотскими байками, а самого Полундру личностью легендарной и нереальной, чем-то вроде современного Ильи Муромца.
На самом же деле Полундра был более чем осязаем. Великанского, под два метра роста, атлетического сложения, лицо волевое, загорелое, несколько сумрачное, не склонное к улыбке. Старлей Сергей Павлов в данный момент сидел на диване в своей квартире и рассеянно смотрел на экран телевизора, где один за другим мелькали рекламные ролики. Его гости, товарищи офицеры, притащившие в дом кое-какую, скромную, впрочем, выпивку и закуску и разложившие все это на столе в большой комнате, теперь, выпив и закусив, развязали языки и предались громогласной и бессмысленной душевной болтовне, когда говорят все разом и никто не слушает друг друга. Проще говоря, в квартире стоял настоящий гвалт, составленный из грубых мужских голосов, и звука старенького телевизионного приемника попросту не было слышно.
На диванчике рядом с Полундрой сидела Наташка, его жена – молодая женщина редкой красоты, с чертами лица гармоничными, мягкими и добрыми. Пышные волосы золотистыми водопадами спадали ей на плечи. Иные злые на язык флотские жены, которым по жизни было просто нечего больше делать, кроме как сплетничать о своих знакомых, утверждали, что потому-то их мужья и ходят пьянствовать домой к Сереге Павлову, чтобы лишний разок поглазеть на его красавицу жену. Впрочем, если элемент поклонения женской красоте здесь и имел место, то это так и оставалось чисто платоническим, потому что чистота и порядочность Натальи Павловой были известны всему приморскому городку, а связываться и конфликтовать с ее мужем тем более никому не хотелось.
Сейчас, сидя на диванчике рядом со своим мужем, как обычно весьма молчаливым и неразговорчивым, она рассеянно смотрела на пестрый калейдоскоп телевизионного экрана, звука от которого во всеобщем гвалте все равно не было слышно. Их маленький сынишка Андрюшка ползал на коленях между ног гостей, и мать внимательно следила за ним, чтобы по неосторожности с мальчишкой не случилось беды. Наташа уже говорила своему мужу потихоньку на ухо, что веселье это пора кончать, а сынишку надо бы укладывать спать. На что Полундра спокойно кивал и отвечал, что, конечно, надо, но немного попозже – еще девяти нет, и выгонять людей из дому в такую рань было бы невежливо..