Страница 20 из 78
Завершая исторический экскурс в эпоху Хрущёва, остановимся еще на одном важном обстоятельстве. Был ли октябрьский Пленум ЦК КПСС 1964 года переворотом? Для многих современных авторов ответ однозначен – безусловно! Вот, к примеру, сетования на этот предмет П. Родионова, писавшего: «Теперь кое-кто утверждает, что октябрьский Пленум готовился по всей форме, в согласии с Уставом, что никакого заговора не было. Позвольте спросить, а зачем тогда первично обрабатывали многих членов ЦК? Почему в ходе подготовки Пленума надо было использовать КГБ, а не механизм внутрипартийной демократии?»
Ответим на поставленные Родионовым вопросы. Он, видимо, сам не видит противоречий в своих оценках. С одной стороны, он заявляет о том, что шли предварительные разговоры с членами Центрального Комитета, а с другой – пишет о том, что не были задействованы механизмы внутрипартийной демократии. Что же может быть демократичней, чем неофициальные консультации рядовых членов ЦК по вопросам бедственного положения дел в стране? Кроме того, буду очень признателен, если кто-нибудь сможет показать мне положение партийного устава, согласно которому члены ЦК не имеют права на частные консультации и обязаны докладывать первому секретарю о каждом своем шаге, о каждой своей встрече, о каждом произнесенном слове – вот уж тоталитаризм почище сталинского! КГБ же оппозиционерам пришлось привлечь исключительно для того, чтобы тайная полиция не оказалась задействована самим Хрущёвым, и тем самым на корню пресечь попытку очередного государственного переворота с его стороны.
Что касается самого пленума, то он, нравится это кому-то или не нравится, был созван с пунктуальным соблюдением всех уставных норм, в отличие от 1957 года, когда Хрущёв, в обход сложившейся субординации и привычного порядка вещей, напрямую обратился к членам ЦК, в обход Президиума. Можно спросить, а почему же о повестке предстоящего пленума не был оповещен сам Хрущёв? Почему ему сообщили, будто бы планируется обсудить положение дел в сельском хозяйстве? Разве это не обман? Но, во-первых, положение дел в сельском хозяйстве на октябрьском Пленуме 1964 года действительно обсуждалось. Во-вторых, если бы Хрущёву доложили все остальные вопросы повестки дня, то он бы явился в Кремль в сопровождении танков. Кому это было нужно? Никому, в особенности уставшему от хрущевского самодурства народу. Помимо этого, совершенно не ясно, зачем, собственно говоря, Хрущёва надо было о чем-то дополнительно оповещать? Пригласили в Москву – и довольно с него. Разве он оповестил Берию о грядущем аресте и расстреле? Или, может статься, был оповещен Жуков о предстоящем снятии его с должности министра обороны?
Безосновательны и реабилитирующие Хрущёва высказывания: дескать, благодаря его демократической политики партия доросла до того, что смогла мирно сместить своего лидера. Об этом как о своей заслуге говорил еще сам Хрущёв. Но никакой заслуги в этом Хрущёва нет. Хороша демократия, если члены высшего партийного и государственного руководства вынуждены были обсуждать свои планы в кулуарах, не имея возможности открыто выступить с критикой творимого в СССР произвола! Разве уничтожение любой возможности честной публичной критики – это и есть демократия? Очевидно, что нет! А вот сохранили жизнь Хрущёву вместо того, чтобы подвергнуть его репрессиям, совсем не потому, что общество благодаря Хрущёву эволюционировало от тоталитаризма в сторону законности и свободы, как это пытаются утверждать некоторые хрущевские адвокаты. Причина лежала совершенно в иной плоскости, а именно в том, что новое поколение советских руководителей, сменивших Хрущёва, не было, как он, повязано кровью 1937 года, а потому в их арсенал не входили ни тайные убийства, ни репрессии против побежденных. И никакой заслуги Хрущёва в этом, конечно же, не было…
Тем самым все инсинуации насчет «заговора», «переворота» и тому подобных ужасах – не более чем выполнение политического заказа или результат собственных симпатий к Хрущёву со стороны отдельных пишущих о нем людей. На самом деле, несмотря на то, что многими участниками антихрущевской оппозиции двигал отнюдь не благородный порыв тираноборцев, объективно, сделанное ими стало благом для нашей страны. В этом смысле следует полностью присоединиться к точке зрения известного современного историка Ю.В. Емельянова, написавшего в своей вышедшей в издательстве «Вече» книге о Хрущёве замечательные слова: «В октябре 1964 года руководство партии и страны исправило ошибку 11-летней давности»12. Очень точный анализ того, во что вылилось хрущевское правление для нашей страны и народа! «Малая октябрьская революция», как метко назвали смещение Хрущёва некоторые авторы, спасла СССР от мощного социального и политического взрыва, который вполне мог бы стать смертельным. Всем нам было подарено еще несколько мирных лет, а уж каким образом власть, общество и каждый из нас смогли воспользоваться ими – это уже другой вопрос.
Глава III
Идеология перестраховок
На следующий день после Пленума ЦК КПСС, 15 октября 1964 года, в газетах о произошедшем накануне царило молчание. Поэтому большинство советских людей не могло заподозрить, что страна вступила в совершенно новую эпоху. Даже появившиеся наконец 16 октября сообщения прессы мало что проясняли в случившемся. Ход Пленума в них никак не освещался, говорилось лишь об отставке Хрущёва со всех постов по состоянию здоровья. Многие, конечно, отдавали себе отчет в том, что дело вовсе не в старческих болезнях прежнего руководителя, а в его политическом банкротстве, но это мало проясняло масштабы грядущих перемен. Вряд ли адекватно оценивали, насколько велик ущерб, нанесенный хрущевским правлением Советскому проекту, и сколь тяжелую ответственность взваливают себе на плечи даже сами авторы «малой октябрьской революции». Вступая в борьбу с Хрущёвым, они решали преимущественно сиюминутные проблемы, не заглядывая далеко вперед. К сожалению, полное осознание всей катастрофичности хрущевского наследия к его преемникам не пришло и в последующие годы. Но и в верхах, и в низах советского общества самые разные, не похожие друг на друга люди волей-неволей задумывались: как теперь жить дальше? А подумать было над чем.
В «хрущевское» десятилетие, из-за нескончаемых сомнительных реорганизаций во всех областях жизни страны, Советский Союз потерял былые высокие темпы своего развития, оказалось растрачено неоправданно много исторического времени. Экономические и административные преобразования, идеологическое экспериментаторство серьезно ослабляли государство. Советское общество, отдававшее все свои ресурсы на алтарь Великой Победы во время Второй мировой войны, самой страшной в истории человечества, и потом в период послевоенного восстановления напрягавшее все свои силы ради восстановления разрушенного, вместо того чтобы наконец получить долгожданную передышку, на рубеже 1950-1960-х годов вновь оказалось на грани опасного перенапряжения сил. Результатом допущенных системных просчетов становится отставание СССР от стран Запада в цивилизационном соперничестве. Отставание, которое при Хрущёве во многом стало носить качественный, стадиальный характер. Фактическая ставка на экстенсивное развитие в годы пресловутой семилетки не позволила Советскому Союзу вовремя и в полном объеме ответить на вызов времени и стать лидером на всех направлениях НТР, наметился спад в темпах прироста экономических показателей, страна потеряла продовольственную независимость. Обострившиеся проблемы требовали немедленных решений, но инерция предшествующего десятилетия постоянно давала о себе знать…
Накопившаяся усталость советского общества стала серьезнейшим препятствием на пути назревших преобразований, что вело к выработке особого, консервативного типа реформирования, когда новое вводилось с оглядкой на старое, нередко носило лишь косметический характер. В последующие годы такое положение вещей будет названо последним генсеком ЦК КПСС М. Горбачевым «эпохой застоя». С его подачи понятие «застой» – эмоциональное, но лживое и с научной точки совершенно некорректное – нашло прописку не только в публицистике, но и во вполне «научной» литературе, став своего рода визитной карточкой заключительного этапа социалистического строительства в СССР. Новое руководство делало выбор в пользу стабилизации советской системы.