Страница 3 из 37
— Я уронила ленточный перфоратор, мисс Роббинс! — оправдываясь, воскликнула девочка.
— Хорошо, поднимай его, поднимай. А теперь, дети, живее, живее.
Она нажала на кнопку, и часть стены скользнула в специальную нишу, открывая серую пустоту большой Двери. В отличие от обычной Двери, через которую некоторые ученики уходили домой на переменах, эта была самой последней моделью и являлась предметом гордости их состоятельной частной школы.
Будучи вдвое шире обычной, она обладала большим и впечатляюще оснащенным «автоматом последовательного поиска», который мог настраивать Дверь на серию различных координат через заданные интервалы времени.
В начале каждого семестра мисс Роббинс всегда посвящала часть дня настройке этого прибора, вводя координаты домов своих новых учеников. Зато потом весь оставшийся срок он, слава богу, почти не требовал к себе внимания.
Класс выстроился по алфавиту — сначала девочки, потом мальчики. Дверь стала бархатисто-черной, и Эстер Адамс, помахав рукой, шагнула в пустоту.
— До за-а-ав…
Прощание оборвалось на середине, почти как всегда.
Дверь стала серой, затем снова почернела, и через нее прошла Тереза Кантроччи. Серая, черная — и ушла Зелда Карлович. Серая, черная — Патриция Кумбс. Серая, черная — Сара Мей Эванс.
Очередь становилась все короче. Дверь проглатывала девочек одну за другой, отправляя их по домам. Иногда некоторые мамы забывали настроить домашнюю Дверь на режим приема в положенное время, и тогда школьная Дверь оставалась серой. После минутного ожидания механизм автоматически переходил к следующей комбинации, а незадачливый ученик ждал, пока пройдут все остальные, после чего звонок из школы напоминал забывчивым родителям о правилах и долге. Подобная небрежность всегда плохо действовала на учеников, особенно впечатлительных, которых больно задевало доказательство того, что дома о них думают мало. Мисс Роббинс старалась объяснить это родителям, но каждый семестр такие случаи хотя бы раз, но повторялись.
Все девочки прошли через Дверь. Ушел Джон Абрамович, за ним — Эдвин Бирн…
Конечно, чаще возникала другая проблема — когда кто-нибудь из мальчиков или девочек занимал не свое место в очереди. Им это удавалось, несмотря на строгий присмотр учителей, особенно в начале учебного года, когда заведенный порядок еще не входил в привычку.
И если такое случалось, с полдюжины детей оказывались не в своих домах. Их присылали обратно, начиналась путаница, которая отнимала лишнее время и неизменно вызывала нарекания родителей.
Мисс Роббинс внезапно заметила, что очередь остановилась.
— Проходи, Самуэль! — она резко прикрикнула на мальчика в начале очереди. — Чего ты ждешь?
Но Самуэль Джонс взглянул на нее и самодовольно ответил:
— Это не моя комбинация, мисс Роббинс.
— А чья же?
Она нетерпеливо осмотрела пятерых оставшихся мальчишек.
— Кто встал не на свое место?
— Это код Дика Хэншо, мисс Роббинс.
— Где он?
Ей ответил другой мальчик, отвратительным фарисейским тоном, которым пользуются дети, донося старшим о проступках друзей:
— Он убежал через запасной выход, мисс Роббинс.
— Что?
Дверь классной комнаты перешла на очередную комбинацию, и в ней исчез Самуэль Джонс. Один за другим ушли и остальные.
Как только класс опустел, мисс Роббинс бросилась к запасному выходу. Это небольшое приспособление управлялось вручную, и, чтобы не нарушать единообразной структуры помещения, его разместили за выступом стены.
Она со скрежетом привела механизм в действие. Выход служил для эвакуации из здания на случай пожара и, и, конечно же был пережитком прошлого, навязанным устаревшими законами, которые не принимали в расчет современных систем автоматического пожаротушения, устанавливаемых во всех общественных строениях. Снаружи никого не оказалось — только то, что и должно быть снаружи. Солнечный свет резал глаза, в лицо бил пыльный ветер.
Мисс Роббинс закрыла дверь, Как вовремя она позвонила миссис Хэншо. Ее долг исполнен. Вне всяких сомнений, с Ричардом творится что-то странное. Она подавила желание еще раз позвонить матери мальчика.
В тот день миссис Хэншо так и не уехала в Нью-Йорк. Она осталась дома, встревоженная и злая на эту наглую мисс Роббинс.
Ее нервы начали сдавать, и за пятнадцать минут до окончания школьных занятий миссис Хэншо стояла у Двери. В прошлом году она установила автоматическое приспособление, которое ровно без пяти три активировало Дверь на школьные координаты и держало их, запирая ручной набор, до появления Ричарда.
Ее взгляд остановился на мрачной серости (почему неактивированное силовое поле не окрасили в какой-нибудь другой цвет — более живой и веселый). Она ждала. Руки стали холодными как лед, и она сцепила пальцы.
Дверь стала черной с точностью до секунды, но ничего не произошло. Время летело, Ричард опаздывал — а потом вдруг стало поздно. Потом стало очень поздно.
Без четверти четыре она пришла в отчаяние. Конечно, ей следовало позвонить в школу, но она не могла сделать это, не могла. Особенно после того как учительница выразила сомнение в психическом здоровье Ричарда. Ну как же звонить после этого?
Миссис Хэншо беспокойно зашагала по комнате, дрожащими пальцами прикурила сигарету, но тут же раздавила ее в пепельнице. А если произошло что-то вполне обычное? Возможно, Ричарда задержали в школе какие-то дела? Но в таком случае он бы обязательно предупредил ее заранее. И тут ее осенило, что Ричард знал о ее предстоящей поездке в Нью—Йорк, а значит, мог не вернуться до самого вечера…
Нет, он бы предупредил ее. Хотя зачем себя обманывать?
Ее гордость была сломлена. Миссис Хэншо закрыла глаза, и слезы просочились сквозь сомкнутые ресницы. Она была готова звонить в школу и даже в полицию.
А когда она открыла глаза, перед ней, потупив голову, стоял Ричард, и весь его вид был жалким и обреченным.
— Привет, мам.
Тревога миссис Хэншо тут же превратилась в гнев (да, так умеют только мамы).
— Где ты был, Ричард?
Прежде чем завести обычные причитания о беспечных неблагодарных сыновьях и разбитых сердцах матерей, она осмотрела его повнимательней и ужасе выдохнула:
— Ты был в открытом пространстве!
Ее сын уставился на свои перепачканные туфли (флексы где-то потерялись), полосы грязи покрывали его руки, а на рубашке зияла небольшая, но хорошо заметная дыра.
— Ей-богу, мам, я просто подумал, что… — И он замолк.
— Со школьной Дверью тоже что-то не в порядке?
— Нет, мам.
— Ты хоть понимаешь, что я чуть не заболела, переживая за тебя?
Она напрасно ожидала ответа.
— Ладно, молодой человек, об этом мы поговорим позже. А сейчас ты примешь душ и выбросишь всю свою одежду до нитки. Механо!
Но механо уже отреагировал на фразу «примешь душ» и устремился в ванную, плавно и тихо скользя над полом.
— Снимай туфли и отправляйся за механо, — велела миссис Хэншо.
Ричард покорно исполнил приказание, понимая, что протесты бесполезны.
Миссис Хэншо подняла перепачканную обувь кончиками пальцев и бросила в мусоропровод, который испуганно взвыл от неожиданной нагрузки. Она тщательно вытерла руки тряпкой и швырнула ее в мусоропровод вслед за туфлями.
Во время обеда она не вышла к Ричарду, и он ел в обществе ненавистного ему механо. Она считала, что столь явное выражение недовольства лучше любых упреков и наказаний заставит мальчика понять всю глубину проступка. А Ричард, как она часто говорила себе, был очень чувствительный ребенок.
Но перед сном миссис Хэншо пришла навестить его.
Она улыбнулась ему и мягко заговорила. Ей казалось, что так будет лучше всего. В конце концов, он и так уже наказан.
— Что сегодня произошло, Дикки, сынуля?
Она называла его так только в детстве, и эти слова растрогали ее саму почти до слез. Но сын отвернулся.
— Мне не нравится проходить через эти чертовы Двери, мам, — холодно и упрямо ответил он.