Бог войны

Салазар шевельнул пальцами, и стаканы раздвоились, на столе теперь стояло два десятка фужеров, причем второй десяток еще и ползал по столу, перемещаясь с места на место повинуясь движениям мысли безумного мага. Вскоре стаканы выстроились в ряд так, чтобы напротив каждого фужера из первой десятки, приходилась его противоположность — если в стакане не хватало трети, напротив него стоял заполненный на треть, если не хватало половины — напротив стоял такой же, ну а напротив полностью заполненного и полностью пустого стакана, стояли соответственно пустой и полный.

— Видишь, дурак, — принялся объяснять Салазар, — почему никто меня не понимает? Вот смотри как все просто. Вот она любовь.

— Любовь наступает после еще десяти стаканов вина?

— Да, — кивнул Салазар, — Нет! Дурак заткнись, а то прикончу. Во эта комбинация стаканов и есть твоя любовь, идиот. Твоя вторая половина. Ты не понял? Человек, который идеально дополняет твои вот эти вот пустоты или переливы. Видишь?

Салазар шевельнул пальцами и две шеренги стаканов поползли навстречу, коснулись друг друга стенками, и словно бы вошли один в другой. Теперь на столе стояло снова десять стаканов, уровень вина в которых был идеально выровнен.

— Кажется понял.

— Не важно кто это. Она, он или даже они, — Салазар жестом снова разделил стаканы на две шеренги и сдвинул фужеры из второй десятки разделив их на две группы — бывает, что один человек не может тебя дополнить, нужно два или больше — один дополняет часть, вторую часть дополняет еще один и так далее. Ты посмотри, какая сложная комбинация! Представь, как трудно подобрать идеальную пару! Чтобы все сошлось. Где-то уровень чуть выше, где-то чуть ниже, где-то стаканы поменялись местами и все, уже не сходится.

— Трудно, — подтвердил Мендакс.

— Десять стаканов я взял для примера. В реальности их может быть сто! Может быть тысяча!

— Ну уж тысяча стаканов точно решит все проблемы.

— Да! Нет! Дурак, заткнись, а то прикончу! Почему вы все не понимаете!

— Что?

— Я придумал способ! Я знаю, как найти вот эту комбинацию! Я, наверное, первый человек в мире, который решил проблему любви. Ни один философ не смог, а я смог. А меня за это в подземелье заперли.

— Тебя заперли за то, что ты не умеешь себя контролировать и за то что ты перебил и распотрошил почти сотню человек.

— Да умею я себя контролировать, вот смотри, — Салазар воплотил в руке опасную бритву, одним движение раскрыл лезвие и склонившись над столом поднес его вплотную к лицу Мендакса, который замер боясь пошевелиться и кажется мгновенно протрезвел. Покачав лезвием перед носом Фулгура, безумный маг закрыл бритву и развоплотил ее, — видишь, а мог бы и полоснуть. Умею я себя контролировать, просто не хочу.

— А зачем ты перебил столько народа?

— Можно подумать ты убил меньше.

— Я убивал по закону. На войне или на честной дуэли. Ради славы, чести, интересов империи.

— Это же такая мелочь! Я убивал ради любви!

— Черт возьми как? Что ты несешь? Продолжайте, извиняюсь, — Фулгур кивнул нескольким обернувшимся на них посетителям за соседними столиками и понизил голос, — какое отношение имеет любовь к твоим серийным убийствам?

— Я же недорассказал, — Салазар снова вернулся к своим стаканам, — смотри как сложно подобрать комбинацию для условных десяти параметров так, чтобы все идеально сошлось, без нехватки или перелива. Почти невозможно. Но, если мы разделим этот десяток например на пары — повинуясь жесту стаканы расползлись в стороны, и теперь стояли не ровным рядком в десяток штук, а рядком из пяти пар с небольшим расстоянием между ними — то все становится проще.

— Что ты…

— Смотри как легко подобрать группу стаканов вот для этих — Салазар ткнул пальцем в пару стаканов из которых один был наполнен на треть а второй наполовину. Быстро отыскав им пару, потому что во втором десятке половинок и двух третей было штуки по две каждого, Салазар подтащил эту пару к первым двум — смотри как все просто. А если мы разобьем десяток на одиночные стаканы, то подобрать каждому пару вообще проще простого.

— При чем здесь…

— Я актер, — гордо сообщил Мендаксу Салазар, — у меня много граней, я могу менять себя, выводить наверх любую из граней своей личности. Могу создать новую если захочу, могу расщепить старую. Я могу разбить этот десяток стаканов, которые составляют мою личность, на отдельные пары, тройки или единичные стаканы, ты понял меня? И могу подобрать кусочек, который этот мой отдельный аспект дополнит. Это легко — едва ли не в каждом человеке есть что-то, что может дополнить другого человека, если разбить сложную комбинацию на маленькие кусочки… Все же очень редко встречается идеальная пара, которая может дополнить тебя целиком.

— И все твои жертвы…

— Да! — воскликнул Салазар пытаясь приглушить возглас, — да! Верно! Я всех их любил! Частично.

— Но зачем ты их всех убивал?

— Я их поглощал!

— И сувениры, которые ты собирал…

— Да! Точно! Это кусочки любви. Ты понял! Я разбивал себя на кусочки, искал каждому кусочку другой кусочек, который его дополняет и забирал его, собирая в себе. Глупо оставлять это в другом человеке верно? Твой пример демонстрирует, что другой человек — это ненадежное хранилище, он имеет свойство умирать или уходить, а ты остаешься без куска души.

— Но почему так? — шепотом воскликнул Мендакс, — почему почка, селезенка, глаз или ухо? Почему не прядь волос, например?

— Я не знаю, — пожал плечами Салазар, — но это работает. Я просто знаю, что конкретно в этом человеке мне нужно сердце, или печень, или еще что-то. Когда я это забираю, я чувствую, что стал чуть-чуть более цельным. Я разбивал себя на кусочки, дополнял их и собирал обратно, я почти идеален.

Салазар щелкнул пальцами и фужеры на столе поползли навстречу друг другу и соединились снова превратившись в рядок из десяти стаканов заполненных вровень.

— Каждый раз правда, мне не хватало какой-то капли, — Салазар воплотил в руке большую медицинскую пипетку с вином, и капнул пару капель в один из стаканов, — я чувствовал какую-то не идеальность, приходилось снова дробить себя на более мелкие куски и снова собирать.

— Ты говоришь собирать и разбирать, так словно говоришь не о душе, а о коробке со спичками.

— Это не сложно, — снова пожал плечами Салазар, — я же актер, я могу сыграть любую роль, я могу отыскать в себе любую грань, мне не сложно представить себя как две личности, или двадцать две, двести двадцать две, две тысячи двести двадцать две!

— И каждую из этих тысяч, дополнить новой жертвой?

— Да! Ты меня понял, наконец! Скажи, что я гений.

— Ты псих. Ты обычный маньяк. Убийца, которому доставляет удовольствие потрошить своих жертв, вот и все.

— Зато я цельный, а не неполноценный кусок дерьма как ты.

— Цельный, — усмехнулся Мендакс, — да твой разум фрагментирован, как витраж. Ты склеен из осколков, — Фулгур кивнул на окно, одна из створок которого была заполнена мозайкой из кусочков разноцветного стекла, отбрасывая на пол цветные пятна света, — я удивлен, что у тебя тень не разноцветная.

— Ну зачем ты так? — даже удивился Салазар, — я же тебе помочь хотел.

Мендакс рассмеялся, уже сообразив, чем все закончится. Салазар, казалось, совсем не обиделся, но искренне расстроился.

— Ты оскорбил меня, — покачал он головой, — я не обижаюсь, это глупо, просто чувствую, что баланс нарушен.

Снова воплотив в руке пипетку, он добавил несколько капель вина в один из стаканов, и Фулгур понял, что сейчас произойдет.

— Думаю в этом заведении я найду кого-нибудь, кто сгладит выбоину… Тебе я тоже помогу, хоть ты этого и не заслужил, я не врал когда говорил, что желаю тебе добра, — Салазар воображаемыми пальцами коснулся сердца Мендакса, — Я же вижу, что ты страдаешь.

Пальцы сжались в кулак, Мендакс упал, умер мгновенно даже не успев понять, что случилось, а Салазар встав из-за стола, воплотил в руке опасную бритву. Двери кабака сами собой захлопнулись, лязгнули ставни, провернулись запоры.