Смертник

Мысленно кляня себя за то, что продолжает идти в сторону Припяти, а не повернул на Янтарь, Красавчик долго шел вдоль обрыва, стараясь держаться нависших над низиной кустарников. Любые аномалии, включая изнанку, были заметней на фоне растительности, пусть даже такой чахлой, чем на голой земле. Там и для комариной плеши раздолье – так и стремится разгуляться на свободе, выжимая все соки из израненной земли как стакан из теста, приготовленного для пельменей.

Вот на этой приятной мысли – о том, что неприметно заставит кого-нибудь наделать себе домашних пельменей – Красавчик и остановился как вкопанный, глядя на то, что открылось ему после того, как он обогнул невысокий холм.

С первого взгляда сталкеру показалось, что это зрелище ничего приятного не сулит. То же показалось и со второго.

Осторожно ступая, чтобы шорох листвы или треск сбитых ветром сучьев раньше времени не известили о его присутствии, Красавчик затаился за невысоким кустарником. Камуфляж сливался с грязно-зеленой листвой, и сталкеру хотелось верить, что его неосмотрительный выход в полный рост остался незамеченным.

Слева, насколько хватало глаз, до самого горизонта тянулась выжженная, изуродованная последним выбросом земля – и с этим все более или менее было ясно.

С другой стороны, у подножья невысокого холма, ощетинившегося скальными выступами, лежала мертвая деревня. Исхоженная вдоль и поперек, она предстала в новом обличье. Пару десятков разрушенных домов, включая и хозяйственные постройки, получила в безраздельное господство аномалия, в просторечье ласково именуемая "снежок".

В воздухе кружили мириады сверкающих блесток. Промерзшие насквозь деревенские срубы покрывал матово блестевший иней. Длинное, наводящее на мысль о холодном оружии, с уцелевших крыш свисало нечто, отдаленно напоминающее сосульки. Острые, они почти касались земли. Черные провалы окон, давно лишившиеся стекол, дышали холодом. Прямо за белым, покосившимся забором, навеки застыл остов сенокосилки со сверкающими лезвиями. Тревожную тишину чужой зимы, вторгшейся в лето, нарушал звук далеких шагов.

Все было предельно ясно. Однако Красавчик не спешил убирать в рюкзак армейский бинокль. В лицо пахнуло морозным воздухом. Звук шагов – единственный в царившем безмолвии – то приближался, то удалялся. Значит, хозяин аномалии находится где-то поблизости. У кого еще из живых, да и неживых тварей достанет способностей разгуливать по промороженной насквозь деревне?

Четыре трупа – сколько их пряталось за домами так и осталось неизвестным, но этих Красавчик хорошо разглядел. Вернее, то, что от них осталось. Жалкие останки, покрытые хрустким одеялом инея. По всей видимости, аномалия застала сталкеров врасплох. Сидели себе парни у костра, сон одолел, а проснуться так и не смогли. Трое так и не поднялись с земли, а один боролся за свою жизнь до конца. В прямом смысле – половина ноги в ботинке, как остаток разрушенного памятника, врос в белую землю. Тело, лишенное ног и головы, с выставленной вперед шеей, где еще виднелись белые, мумифицированные ткани, повисло на заборе – как убедительный знак того, что хозяин шутить не любит.

Близился вечер. Сплошная белая облачность, за которой не угадывалось солнце, посерела.

Красавчик сжимал в руках бинокль, пытаясь правильно оценить все за и против. Самым разумным решением ему виделась дорога назад – и святое правило сталкеров "не возвращаться той же дорогой, что пришел", следовало засунуть подальше. В таком случае на всей ходке следовало поставить жирный крест. Неделя, и Зона опять позовет. Потому что есть собственные принципы, от которых Красавчик не отступал никогда: каждая очередная ходка должна приносить доход. А надрываться за жратву и пойло – это удел Глухарей всех мастей. Стоило только начать, как скатишься на самое дно. И вот тогда от всех многочисленных ценностей, включая и бабло, останется великий и могучий общесталкерский Кодекс. "Не бросать в Зоне раненых" – к тому же относилось. К детсадовским играм для взрослых мужиков. Если так хочется разложить все по полочкам, то к каждому правилу должно прилагаться исключение. Да, не бросать раненых, но лишь легкораненых, способных передвигаться самостоятельно. И так далее.

В Зоне есть только одно правило – остаться в живых. И работает оно безотказно, если послать на хрен все остальные.

Дорога вперед являла собой чистой воды дилемму. Однозначно смертельно опасную – и с одной, и с другой стороны.

Все естество Красавчика протестовало против долгого броска по открытому участку, испещренному следами аномалий. Да черт с ними, с аномалиями, уж разобрался бы как-нибудь – с чувством, с толком, с расстановкой. Но одинокая фигура, блуждающая в полях – отличная мишень для всех, кому вздумается поразвлечься. Включая мертвяков, не разучившихся пользоваться оружием… А где вы найдете зомби, добровольно расставшихся с тем же автоматом? То, что вбито в голову намертво, умирает последним. Другое дело, что не у всех появляется желание пострелять – но ведь появляется! И списывать со счетов внезапный приступ агрессии нельзя.

Не следует забывать о "славных" представителях группировки "Патриот", обожающих вести с безопасного расстояния отстрел всего, что движется. Вот тот лесок, что маячит на горизонте – просто подарок для блюстителей чистоты человеческой расы в Зоны. Что вы говорите, вон тот, с дыркой в голове, был простым сталкером? Ой, извините, погорячились. Все равно мутант, если и не внешне, то, во всяком случае, внутри. А лечение? Оперативное, естественно: пуля в лоб и – почувствовали? – дышать стало легче.

Но это все цветочки. В мертвой деревне, особенно и не скрываясь, топтался хозяин аномалии. Одна из разновидностей Полтергейста. Существо беспощадное и к тому же наделенное зачатками разума. А отмерено ему ровно столько, чтобы заметив добычу, тотчас устремиться следом за ней. Криогенный выхлоп убивает все живое. Вот только кто ответит на вопрос: на каком расстоянии? Те, кто навеки упокоился в мертвой зоне, наверняка знали ответ.

Если пораскинуть мозгами – а до наступления сумерек время еще есть – то можно вспомнить о замечательных качествах обычного Полтергейста, впадающего в другую крайность – огонь. Его выдох может убить на расстоянии в десять, пятнадцать метров. Выдохнет огненной струей – живым огнем может и достанет, а вот от высокой температуры кожа на открытых участках начет лопаться как на печеном яблоке.

Если хозяин "снежка" при направленном потоке покрывает примерно такое же расстояние, то действовать предстоит крайне осмотрительно.

Красавчик и не заметил, как сделал выбор. И дорогу назад, и забег на длинную дистанцию с препятствиями он отверг сразу. Оставалось одно: воспользовавшись наступающими сумерками, пройти по краю аномалий – между «снежком» и вон той комариной плешью, настоящей иллюстрацией к "Пособию для начинающего сталкера". Имелась и такая брошюрка, в свое время широко обсуждаемая в узких кругах. Известностью тоненькая книжка была обязана перлам, типа: "Полтергейст – аномалия, характеризующаяся свободно висящим положением тела, то есть, когда ноги не имеют под собой опоры". Особенно, если учесть тот факт, что целому ряду Полтергейстов не только с ногами, но и с телом совершенно не повезло.

Однако смех смехом, а как бы он не стал последним.

Хруп. Хруп.

Нестрашный, знакомый звук ползет из детства, постепенно оставляя позади и первый снег, и мандарины, и праздничное шампанское. Надвигается, впивается в кожу острыми шипами действительности, проникает в кровь, постепенно растворяясь в адреналине.

Хруп-хруп.

Стремительно угасал небосвод. Если серые сумерки еще дают надежду на спасение, то ночь ее отнимет. Каких-нибудь полчаса спустя решение будет принято независимо от желания: здесь, в кустах предстоит встретить рассвет. А уж как пройдет ночь решит Зона.

И Полтергейст.

Хруп-хруп. Хруп.

Красавчик упаковал в рюкзак бинокль, проверил, легко ли вынимается запасной магазин, снял автомат с предохранителя. Нет, он был далек от мысли применять оружие. Что оно против криогенной твари? Разве что поцарапает. Сюда бы огнемет, тогда поговорили бы. Если и не равных, то, по крайней мере, по душам. Автомат дарил обманчивую уверенность в том, что лезет сталкер по доброй воле в дерьмо не с пустыми руками.