Страница 11 из 104
— Можно ли спросить о причине?
— Ну, о причине, — Флексиг замялся, — лучше у неё самой спрашивать. Ой, зараза! — Осветитель в его руках вспыхнул и развалился надвое. — Что-то мне опять не везёт. Руки мои дырявые.
— Кажется, уже не починишь, — посочувствовал Бенито. — Кстати, я зашёл спросить о Майке и Олафе — они ещё с вами?
— Майк и Олаф? — переспросил рыжий. — Нет, они оба сразу уехали!
— А куда?
— Да кто его знает…
— Неужели никто?
— Ну разве что Драйхорн, — Флексиг задумался, — …или Сони.
Что ж, раз такое дело, Родригес опять обратился к Сони, но девушка вновь его проигнорировала. Так и стояла в напряжённом самоуглублении с тяжёлым молотом в руке. Тогда Бенито подошёл к ней поближе и заговорил тихим голосом, не предназначенным для ушей Флексига.
— Сони, здравствуйте. Хотите, я угадаю, что вам хочется сделать этой увесистой штукой?
И сработало!
— Да я знаю, что вы угадаете. Любой дурак угадает! — откликнулась Сони. — Я хочу здесь всё переколошматить!
— А зачем? — проглотив «дурака», поинтересовался Бенито.
— А затем! — Сони надулась сильней. — Это второй вопрос!..
— Я на первый ещё не ответил, — Родригес улыбнулся самой открытой из всех улыбок, на какие был только способен. — Я не думаю, что виновата эта аппаратура. Вы хотели бы наградить ударом человека. И не Флексига, кое-кого другого.
— Да, его! — Сони перебросила молот из правой руки в левую. — Но и аппаратуру тоже. — И повеселела от одной только мысли. Вот что значит вовремя спросить о желаниях.
— Аппаратуру? Да не вздумай! — воскликнул Флексиг, но ответа не получил. Девушка с молотом всё ещё помнила о решении молчать, но губами уже шевелила. Знать, её так и подмывало высказаться.
— Вы же, вроде, не разговариваете, — напомнил Бенито рыжему. Тот кивнул:
— Это да. Но приборы в обиду не дам!
— Хочешь сам их раскокать! — вдруг ляпнула Сони, расхохотавшись. Флексиг взглянул на свой осветитель и засмеялся тоже.
Наблюдая подвижки, Бенито решился взять быка за рога:
— Я так понял, что вам насолил сам Драйхорн? Интересно, чем?
Сони прекратила смеяться, застыла лицом и сказала зло:
— Слишком уж ты понятливый! Слишком многое тебе интересно! Вы в этом сраном Содоме…
— Я не из Содома, — перебил Бенито.
— Бабилон? — поднял бровь веснушчатый парень.
— Я приятель ребят, которые вас сюда довезли. Майка с Олафом, о которых спрашивал.
— А, понятно… Это другое дело. — Сони вдруг попыталась говорить повежливей. Получилось, конечно, так себе. — Но их нету здесь, правда. И Драйхорн тоже не знает.
— Ладно, я всё же дождусь, у него спрошу. Мне очень надо.
— Не вопрос.
Помолчали. Затем Бенито спросил:
— Кстати, а как вам Содом? Я так понял, вы разочарованы?
Сони ожидаемо взорвалась:
— Ты, наверно, хотел спросить, как мы здесь устроились? Да хреново устроились, хрен их всех побери!!!
— Драйхорн тоже такого мнения?
— Да плевала я на его мнение, кобелина он гнойный! — и отвернулась.
— Что ж, я понял, — вздохнул Родригес. — Это Содом.
7
Мало-помалу Сони снова разговорилась. Выпустила молот из рук, села на стул напротив Бенито, властно сметя умостившуюся там сумку. Говорила неровно — то с долгими паузами, то захлёбываясь словами. Дело дрянь с проклятым Содомом, что уж тут изображать равновесие.
Начиналось-то всё хорошо, на подъёме. После тоталитарного Бабилона свобода Содома казалась глотком чистого воздуха. Оказалось, нечистого, но то оказалось позже.
— Первый концерт — это было что-то! Песня про Эр-Мангали, про Свободный Содом… Люди плакали, как же здесь люди плакали! В Бабилоне они зажаты, всегда с оглядкой, но в Содоме — живут в половодье чувств!
— Половодье — это да! — вставил Бенито. — Но какая же мутная и грязная вода в половодье! В ней, признаться, многие потом тонут. Причём без малейшего удовольствия, так как их гибель слишком отвратно пахнет.
— Вот-вот, — подтвердила Сони, — воняет отвратно. Там сперва терпимо, потом сильней… После первого же концерта, прикинь, всё начальство содомское прирулило. С этой сучкой, как её, Мэри Бастиндой. То да сё, зазвали на званый ужин… Приглашают, а сами так мерзко лыбятся — прямо тебе в лицо. Я заметила — что-то не то. Слишком неуважительно. А парням хоть бы хны. Музыканты порою такие бляди!
Рыжий Флексиг засопел, завозился:
— Да ничего же не было, совсем ничего! Что ты себе там выдумала…
Сони ему не ответила, но кулачок потянулся к молоту. Родригес её движение перебил:
— Ну а всё-таки, что там было? Редко когда с первой встречи…
— Да пристойно всё! — вклинился снова рыжий. — Так, алкоголь, курительные грибы… Оргии не было!
— Ой, да хоть бы даже была, — молвила, тряхнув головой. — Я ж не ханжа какая-то. Наслаждение дело весёлое. Если бы всё по-честному — слова бы не сказала. Ну так не в этом дело…
— Так а в чём тогда?! — Флексиг завёлся. Не умел он с ней разговаривать.
И Бенито снова поспешил сбить накал догадкой:
— Я так думаю, в Мэри Бастинде? — ведь не мудрено угадать.
— В ней! — Сони кивнула. — В этой звезде Содома! Эта гадина в первый же вечер — так к нему мерзко клеилась! Я приметила сразу. А он — будто не видит… Я говорю: «Чего она к нам пристала?». Он говорит: «Она же тут самая главная». Я говорю: «Да она же старуха!» — он соглашается. Я говорю: «Так чего она строит глазки и слюни пускает?». Он: «Так у них Содом». Я говорю: «Блин, Драйхорн, мне с тобой всё понятно!». А самой хочется взять этот молот…
— Я б не советовал, — возразил Бенито, — в расстроенных чувствах брать тяжёлое в руки. Кстати сказать, это не муляж. Настоящий боевой молот. Черепа крушит легче яиц. Если не тюкните молотом, может, ещё помиритесь. Ну а тюкните — группа останется без франтмэна.
Сони презрительно бросила:
— Разве же это группа? Им содомиты смотрины устроили, а они рады стараться…
— Это ложь! — вспыхнул Флексиг.
— К сожалению, правда, — вздохнул Бенито. — Просто не все это вовремя понимают.
8
К моменту, когда появился Драйхорн с остальной группой, Родригес, убедительно посредничая, сумел и добиться от Сони и Флексига и к себе уважения, да и их самих помирить. Рыжего волынщика Сони бойкотировала не всерьёз, а больше за компанию. Не имела ничего личного. Только и того, что показывала характер.
С Драйхорном — иное. Здесь обида жестокая. Потому как только группа вошла, Сони снова замкнулась и окаменела лицом.
Видя такое дело, Драйхорн гордо прошествовал мимо, с нарочитым воодушевленьем кивнул Флексигу:
— Зря остался. Там было весело.
— Я чинил осветитель.
— Ну и как?
— Ой, не спрашивай! Как-нибудь факелами обойдёмся. Кстати, у нас гость. Он из Нового Бабилона. Приятель Майка, короче.
Драйхорн повернулся к нему, Родригес назвался. Тут же с ним перезнакомились Драйхорн, Себастьен, Пфайфер, а также ещё с десяток участников группы «Оу Дивиляй» — их имена Бенито нетвёрдо запомнил.
Собственное имя Родригеса впечатления не произвело — творческие же люди, не какие-нибудь ушлые чинопочитатели, чтобы знать всё начальство Бабилона по именам. Но рекомендация «приятель Майка» вполне хорошо сработала. Драйхорн принял его присутствие как должное. А ведь всякий мог так назваться. Даже совсем «неприятель», посланный мстительным Рабеном.
На вопрос об Олафе с Каем Драйхорн ответил неопределённо. Кажется, с ним в самом деле не поделились. Не таков человек солист группы, чтоб молчать из одной осторожности. Зато осторожен Олаф. Да и Кай.
Ладно, один из вопросов, приведших сюда Родригеса, так и завис без ответа. Это тоже ответ: надо искать в Джерихоне. И Бенито бы уже распрощался и выехал прочь из Содома…
Но остался второй вопрос, верней предложение — о содомском подполье, которое пора бы возобновить. Выезжая из Бабилона, Бенито его пред собой специально не ставил, но держал про запас. Плохо без своих надёжных ушей в этом важном посёлке. Вербовать бы лучше всего новичков, а здесь их — целая группа. Но к кому обратиться? Недовольна своим положением только лишь Сони, но она чересчур заметна в своём одиноком протесте. Стоило присмотреться к другим. Кто ещё как себя проявит? Но активничали всё те же.