Первый шаг

– А-А-А-А-А, – закричал Ан, не слыша своего крика. Он вскочил и кинулся к горящей машине. Жар огня опалил его, он отпрянул. Он видел, как огонь охватил отца, лежащего ничком на руле, как вспыхнули мягкие и нежные, всегда пахнущие сладкой ванилью, волосы мамы.

В ужасе и изнеможении он опустился на снег. К нему подошли. Он увидел ноги, которые остановились рядом с ним. Поднял голову. Мальчик не увидел лица, Ан увидел отблеск солнечного зайчика от эмблемы—голограммы на груди справа: рука, на открытой ладони которой, лежала Земля. Голубая энергия, переливаясь, устремлялась вверх по руке и огибала Земной шар, который медленно вращался в сполохах голубого огня.

Ан потерял сознание.

***

Белое небо. Низкое и плотное, оно нависло над Аном.

«Почему такое тяжёлое небо», – думал он, – «оно не даёт дышать, сейчас раздавит».

Небо не выдержало собственной неподвижной тяжести и превратилось в белый потолок. Ан лежал на кровати в белой комнате и смотрел на потолок. Один среди пустой белизны. Больше никого нет. Никого не было. Никого никогда не будет. Он будет всегда один в этой белизне. В этой тишине. Пока она не растворит его в себе. Ан закрыл глаза. Он принял белую пустоту и ему хорошо. Он хотел раствориться в ней совсем.

Белая дверь тихо открылась, и в комнату вошёл мужчина в белом халате. Он подошёл к постели Ана, и, присев, взял его руку, чтобы проверить пульс.

Ан открыл глаза.

Мужчина улыбнулся ему.

– Здравствуйте, Андо, как вы себя чувствуете?

– Хорошо.

– Замечательно! Вы помните, кто вы?

Ан задумался. «Кто я?». Прислушался к себе. Внутри тихо и бело, как и снаружи. Ан молчал.

– Ничего, ничего, – успокоительно произнёс человек в белом халате, – вы отдохнёте и всё вспомните. Сейчас вы в больнице. Очень скоро поправитесь, и память вернётся. Только вам нужно много спать.

Человек в белом халате встал, поправил одеяло на Ане и погладил его по голове.

Ан уже спал. Мужчина также тихо вышел из комнаты.

В коридоре его ждали двое.

– Ну, что? – спросил один из них.

– Он что-нибудь помнит? – поинтересовался другой.

– Пока нет. Но я уверен, что память к нему скоро вернётся. Ему надо только выспаться. Он обязательно вспомнит всё.

– Всё?! – почти хором воскликнули двое.

– Всё, что нужно вспомнить. Операция прошла успешно. Последние три дня, он не вспомнит, не беспокойтесь. У него есть родные? Куда его выписывать?

– Да, тётка, сестра его матери. Живёт с семьёй в элизии. Мы уже связались с ней. Рассказали о происшедшем, и что мальчик частично потерял память. Она приедет завтра. Когда ей можно будет забрать мальчика?

Доктор помолчал.

– Думаю, после того, как к нему частично вернётся память, несколько дней надо будет понаблюдать. Пройти анти-шоковый курс. И можно выписывать.

– Вы уверены, доктор, что полностью память к нему никогда не вернётся?

– Уверен. Вероятность полнесмотря напроцента из ста, и то исключительно при условии, что он переживёт состояние, аналогичное эмоциональному потрясению, которое он ощутил при гибели родителей. А это, как вы понимаете, вряд ли возможно.

– Спасибо, доктор. Вы спасли ребёнку рассудок. Трудно жить с памятью, когда на твоих глазах погибли родители.

Они пожали друг другу руки и разошлись.

***

Ан сидел на постели, подложив под спину подушку, и рассматривал фотографии. На одной из них на него, улыбаясь, смотрела молодая женщина с серо-зелёными глазами и длинными почти до плеч светлыми волосами.

«Мама», – прошептал Ан, слеза капнула на матовую поверхность, и он ладонью провёл по ней.

В палату постучали.

Мальчик быстро вытер глаза. Дверь открылась, и он увидел высокую толстуху в белом халате.

– Не спишь? Можно к тебе? – спросила она и, не дожидаясь ответа, вошла, энергично закрыла дверь и направилась к Ану.

Он опешив, смотрел на неё во все глаза. Её круглое лицо с явно обозначенным вторым подбородком, полные губы большого рта, ямочки на пухлых щеках, появившиеся, когда она улыбнулась, выражали такую доброту и сострадание, а серо-зелёные глаза были такими знакомыми, что Ану, совершенно не знавшему её, вдруг захотелось уткнуться в её толстый живот и разрыдаться, пожаловаться, выплакать свою боль от потери родителей, о гибели которых, ему сообщили ещё вчера, предупредив о приезде тёти.

– Тётя? – сглотнув комок, спросил Ан. – Доктор мне сказал, что вы приедете.

– Да, милый, это я, – сказала она, подходя к нему и участливо заглядывая в глаза.

– А у меня мама и папа погибли в автокатастрофе, – прошептал Ан, смотря на неё глазами, полными слёз. Рот его растянулся, лицо скукожилось, и он уткнулся в тётю, уже не сдерживая рыдания.

Она охнула. Села на постель и обняла его.

– Миленький ты мой! Сиротинушка! – в голос завыла она.

Они так и сидели, крепко обнявшись, и плакали, пока понемногу не успокоились. Тётя гладила его по голове, а Ан, прижавшись к ней всем телом, судорожно вдыхал её ванильно – яблочный запах, запах его матери. Он помнил его, и уже любил эту полную женщину за мамины серо-зелёные глаза и за этот сладковато-свежий аромат.

– Всё будет хорошо, – шептала тётя.

«Всё будет хорошо», – постепенно успокаивалось сердце Ана.

– Тётя, а почему вы раньше к нам не приезжали и не звонили? И мама ничего о вас не рассказывала, я даже не знал, что у меня есть тётя! Вы были с мамой в ссоре?

– Нет, что ты, миленький! Просто я живу в элизии, я – Созидатель. Вам же рассказывали в школе про Созидателей?

– Рассказывали. В Элизиуме живут Хранители. Они управляют и охраняют жизнь на Земле. В Наукоградах и на крупных производствах – Творцы. Они улучшают наш мир, чтобы он был лучшим из миров. В элизиях – Созидатели. Они своим трудом создают наш мир.

– Ну, вот видишь? – тётя гладила его по голове, – Каждый занимается своим важным делом. Все очень заняты. Да и интернет у нас тоже трёхуровневый, чтобы выйти из своей зоны нужно делать запрос Хранителям, а это не очень приветствуется.

Ан отодвинулся от тёти и заглянул ей в глаза:

– А как же так получилось, что мама – Творец, а вы – её сестра – Созидатель? Вы же родные сёстры!

– Да. До окончания школы мы жили все вместе с нашими родителями – Творцами. Ты знаешь о них?

– Бабушка умерла, когда я ещё не родился, а дедушку знаю! Мы с ним часто в шахматы в вирте играем. – Ан вдруг запнулся. Втянул голову в плечи и нахохлился.

Тётя внимательно взглянула на него и, улыбаясь, погладила по плечу.

– Ты не сердись на дедушку, что он не приехал и не забрал тебя к себе. Это не значит, что он не любит тебя! Совсем нет! Он тебя очень любит, но он не может тебя взять к себе жить. Детям до определяющего испытания можно жить только с родителями или в элизии у родных, а если родных нет, то в элизии в приёмной семье. Вот окончишь школу, пройдёшь испытание, станешь Творцом и поедешь учиться в Наукоград. И тогда, если захочешь, сможешь жить у дедушки или приезжать к нему в гости. Он будет очень счастлив.

– Правда?

– Правда.

– Но вот вы же не стали Творцом.

– Ну, это у кого какая судьба! У каждого свои способности. Даже в одной семье. После выпускного испытания Юлия стала Творцом и уехала учиться в Наукоград, а я стала Созидателем и уехала в элизий. С тех пор там и живу. Кстати! Ты любишь вкусные булочки?

– Ага! С изюмом и ещё с заварным кремом!

– Смотри, что я тебе привезла, – тётя достала из сумки вместительный контейнер, сняла с него крышку и от аромата свежей выпечки у Ана чуть закружилась голова, он сглотнул. Внутри прижимались друг к другу сдобными румяными боками булочки, кексы, большие и маленькие, с изюмом и маком, обсыпанные сахарной пудрой и политые шоколадом.

– Ух, ты! – задохнулся от такого богатства Ан.

– Попробуй! Надеюсь, тебе понравится. Это я испекла на нашем хлебопекарном комбинате. Специально для тебя. А Сандра все упаковала.

– Сандра?

– Да, дочка моя. Тебе она двоюродной сестрой приходится. Она немного постарше тебя будет. Ей двенадцать лет. А вот тут, – она быстро открутила крышку термоса, – тут Семён Игнатьевич тебе прислал. Сок из яблок и черноплодной рябины. Семён Игнатьевич – муж мой. А яблочки и рябина из нашего сада. Он любитель возиться в саду.