Первый шаг

«Мне понадобятся силы, – эхом отозвалось в голове Глеба. – Да, глупо морить себя голодом. Желающих убить меня и так предостаточно». Он встал и пошёл к столу.

– Ну, вот и хорошо. К—кушайте. Отдыхайте. Я потом приду, заберу посуду.

– Спасибо.

Рикки Тив кивнул и вышел. Дверь за ним с шорохом плавно закрылась.

***

Алина, хохоча, взлетает к небу и вновь стремительно летит вниз к нему в руки. Глеб ловит её, на мгновенье прижимает дочь к груди и снова подбрасывает вверх.

– Ещё, ещё, – кричит она, заливаясь от смеха.

– Хватит уже. Уронишь! Идите сюда! – зовёт жена, – Алина, смотри, какой я тебе веночек сплела.

Глеб ставит дочь на ножки:

– Побежали к маме веночек смотреть?

– Да! – соглашается дочь, разворачивается и, быстро – быстро перебирая чуть косолапыми ножками, несётся вперёд.

– Постой, Алина, дай ручку, упадёшь!

– Нэть! – Алина в белом платье с красными маками и босиком бежит по мягкой тропинке среди высокого разнотравья, утопая в зелени и луговых цветах. Глеб, смеясь, быстро идёт за ней, стараясь поймать, подхватить на руки. Тропинка сворачивает и вот он уже не видит дочь, только слышит её звонкий смех. Глеб бросается бежать:

– Алина, стой, подожди меня!

– Нэть! – доносится до него смех дочери и резко обрывается.

Гулко стукнуло сердце. Потемнело. Ветер всколыхнул траву и спокойную безмятежность в его груди, которая сменилась тревогой. Глеб бежал, обливаясь потом. Тишина обручем сжала голову. Травы жёсткими верёвками путались в ногах, мешали бежать. Он упал. Вскочил. И снова бежал, и звал, звал дочь. Ни звука в ответ. Наконец, разодрав в клочья брюки, он выбежал на опушку, за которой начинался тёмный лес.

Прислонившись к берёзе, сидела жена, у неё на коленях их маленькая двухлетняя дочка Алина. Жена надела ей на голову веночек из полевых цветов. Оглянулась на Глеба, улыбнулась. Глеб перевёл дыхание и улыбнулся в ответ. Увидел, как улыбка вдруг застыла на её губах, глаза распахнулись в беззвучном крике, а лицо застыло мраморной маской.

Он взглянул на дочь. Её голубые глаза радостно смотрели на отца. Ручками она трогала веночек, надетый на головку. Венок вдруг съёжился, почернел, ощерился отвердевшими травами и помертвелыми цветами, как острыми неровными зубами, глаза дочери стали огромными и удивлёнными, а на лбу выступили алые капельки крови.

– Нет! – закричал Глеб и резко сел на постели.

Сердце гулко стучало в ушах, тело покрыл холодный пот. Дико озираясь, он осмотрелся и обессиленно упал на подушку, изо всех сил стиснул её, прижимая к лицу, чтобы заглушить рвущийся стон.

***

Несколько минут он лежал неподвижно. Потом перевернулся на спину, устремил пустой взгляд на длинную щель–окно, заткнутую темно–серой ватой тучи, беременной дождём. Холодно. Он сел и закутался в одеяло, пытаясь согреться, унять дрожь. Тепло не приходило, и он никак не мог справиться с ознобом. Тогда он встал и пошёл в душ. Горячая вода ударила упругими струями, пар наполнил душевую, оседая мелкими каплями на маленьком зеркале над раковиной, а его продолжало колотить. Глеб пытался овладеть собой, прогнать ведение, но не мог: огромные удивлённые глаза дочери смотрели в самую душу. Он погубил их, маленькую принцессу Алину и самого близкого родного человека – жену Лию. Он подставил лицо по воду, струи смешались со слезами. Постепенно вода приводила его в себя.

Он вышел из душа, насухо вытерся жёстким полотенцем, натянул одежду. Подошёл к стене, сверху из щели–окна чуть заметно сочился сырой воздух, поднял голову, пытаясь им надышаться.

Раздался тихий шорох, дверь открылась, и вошёл охранник Рикки Тив, катя тележку.

– Здравствуйте. Я привёз вам завтрак—к, – Рикки Тив подкатил тележку к столику и начал выкладывать на него тарелки.

– Здравствуйте. Я не хочу, есть, – отозвался Глеб.

– Вам нужно поесть. Вам нужны будут силы.

– Силы? Для чего?

– Ну, к–как? Док–ктор ск–казал, что вы хорошо восстанавливаетесь и что скоро можно с вами беседовать. Так–к что будьте готовы, что вас вызовут на допрос. Сегодня или завтра.

– Мне не зачем готовится, – и, помолчав, добавил, – мне нечего сказать.

Рикки Тив подошёл к нему, заглянул в глаза:

– Пок–кушайте, если вы будете упорствовать, такая возможность может и не возникнуть в ближайшее время.

– А что вы так печётесь о заключённом? Вам то, что за дело?

– Мне есть дело, и не тольк–ко мне, – чуть слышно ответил Рикки Тив, повернулся и вышел, уводя за собой тележку.

Учёный удивлённо смотрел ему вслед.

***

За ним пришли через два дня. Дверь с тихим шорохом открылась, и на пороге возникли они. Трое в светло–серой униформе. Одного роста, коротко стриженные серые волосы, похожие ничем не примечательные лица с невыразительными чертами и ничего не выражающими глазами.

«Безликие», – мелькнуло в голове Глеба.

Взгляд учёного метался с одной фигуры на другую, с одного лица на другое, и не мог ни за что зацепиться, так и скользил по этим серым безликим фигурам, бесшумно возникшим на пороге.

Двое остановились у входа по краям двери, третий сделал несколько шагов вперёд и остановился напротив постели учёного.

– Прошу вас следовать за мной, – произнёс он чётко, но негромко.

Глеб, как ни старался, не мог уловить ни какого проблеска чувства: ни злобы, ни презрения, ни равнодушия – ничего, чтобы хоть как–то определило их сущность, подготовило учёного к тому, что его ожидало. Неизвестность липким страхом вползло в сознание, заставило глуше стучать сердце, вытесняя все чувства, кроме чувства самосохранения.

Пленник поднялся. Сунул ноги в кожаные шлёпанцы, одёрнул полы рубашки и шагнул вперёд, стараясь идти, не шатаясь. Он не хотел обнаружить слабость, которая сменила боль от раны. Третий сделал шаг в сторону, пропуская его.

У двери Глеб чуть замешкался. Третий вскинул правую руку, указывая в коридор:

– Проходите.

Учёный вздохнул, будто набирая воздух для прыжка в бездну, и вышел.

Дверь с тихим шорохом закрылась.

Они шли по узкому длинному коридору: впереди третий, за ним учёный, а чуть позади него, справа и слева, двое других. Гулко звучали шаги в бесконечным проходе, потолок которого терялся где–то высоко, откуда лился ослепительно яркий свет. Справа и слева на равных расстояниях друг от друга в каменных стенах коридора были вырезаны массивные двери.

Завернув направо по коридору, они остановились у одной из таких дверей. Она отличалась от других только тем, что вместо бельма–глазка в центре неё было вырезано окошко.

Третий приблизил лицо к толстому прозрачному стеклу. Голубая полоса пробежала слева направо, сканируя его. Замок щёлкнул, дверь открылась. Третий прошёл вперёд и обернулся к Глебу:

– Заходите.

Глеб вошёл.

Он оказался в небольшой комнате. Ничего, кроме стола у противоположной стены и ряда стульев у этой, не было.

За столом сидела молодая женщина в такой же серой форме, что и у сопровождавших учёного охранников. Она подняла на него темно–синие глаза, и Глеб уловил в них интерес.

– Задержанный доставлен, прошу доложить, – сказал Третий.

– Одну минуту.

Женщина поднялась, подошла к незамеченной Глебом двери, расположенной в противоположном углу комнаты, выкрашенной в тот же серебристо–голубой цвет, что и стены, и исчезла за ней.

«Секретарь, должно быть. Странно, что пошла докладывать лично. Связи, что ли, нет. На робота не похожа», – подумал он, заметив, как женщина кокетливо повела бёдрами, заходя в открывшуюся дверь.

Она вернулась почти сразу же, и, придерживая дверь рукой, посмотрела на Глеба:

– Проходите, пожалуйста, вас ждут.

И другим властным голосом обратилась к безликим:

– А вы ожидайте тут. Можете сесть.

Все трое одновременно опустились на стулья. Сидели прямо, не касаясь спинок сидения и сложив на коленях руки.

«Как роботы», – подумал Глеб.

Проходя в дверь, которую придерживала женщина, он взглянул ей в лицо. Она чуть заметно, ободряюще ему улыбнулась. Или показалось?