Мой друг – домовой

Я с сомнением посмотрел на священника и сидящего у его ног домового.

– Ладно, спасибо, что пришли, – я выдавил самую доброжелательную улыбку и, открыв кошелек, дал священнику несколько купюр за оказанную услугу.

Чуть позже сидя на кухне и потягивая чай, я мрачно смотрел на домового. Дух хохотал и косолапо ходил по кухне, пародируя недавнего гостя.

– И ты подумал, что этот пузырь меня прогонит? – веселился домовенок. – У него же пузо, как у бегемота. Да и врал он все, мол чувствует что-то. Петька тоже монаха раз приволок, так я монаху рясу порвал. Эх, видел бы ты, как они бежали по ступеням. Вот потеха-то…

– Ты меня не оставишь в покое, да? – спросил я Нафанаила. Тот кивнул и гаденько улыбнулся.

– Я тут живу, барин. И коли ты тут теперь хозяин, будем жить вместе. Идет? Я так-то славный, ты не подумай плохого, – умильно посмотрев мне в глаза, ответил он.

– Ты голоден? – спросил я домового. – Или ты вообще не ешь? Я как-то с домовыми раньше не общался.

– Голоден, барин. Ох, голоден. Приготовь мне жаркого доброго, да чарку пива заморского, – кивнул мохнатый чревоугодник, загибая толстые пальцы.

– А икры на хлебушке не дать? – огрызнулся я в ответ, открывая холодильник. – Яичницу пожарю. Будешь?

– Буду, – насупился дух, но любопытный нос в холодильник все же сунул.

Я принялся жарить яичницу. В принципе, кроме яиц и сосисок в холодильнике ничего не было. Посыпав пышущее жаром лакомство небольшим количеством зелени, я добавил сосисок и поперчил перед подачей. Домовой уже глотал слюнки, сидя за столом, и откуда-то вытащил пыльную тарелку.

– Э, нет. Так не пойдет, – я покачал головой и взял тарелку, чтобы сполоснуть её от векового слоя пыли. – Марш руки мыть!

– Докомандуешься, Андреюшко. Вот возьму и душить начну, – пробурчал тихо домовой, но направился в ванную. То, что злой дух меня слушался, вселяло надежду.

Придя обратно, он показал мне свои ладошки, которые чище явно не стали. Я удовлетворенно хмыкнул и поставил перед ним тарелку с яичницей. Домовой принялся медленно есть, старательно пробуя еду на вкус.

– Что, давно не ел? – улыбнулся я. Дух кивнул. – Кушай. Приятного аппетита.

– Спасибо, барин, – прослезился домовой. – Хороший ты, Андреюшко. А я хотел тебя шваброй отлупить.

– И, слава Богу, что не сделал этого, – буркнул я. – И вообще. Нафанаил – странное имя, как по мне.

– Имя, как имя, – привстал со своего места домовенок и внимательно на меня посмотрел. – А ты, чего, по-другому меня назвать хочешь?

– Ага. Будешь Нафаней, – засмеялся я, вспомнив любимый в детстве мультик. – Звучит получше.

– Нафаня, – повторил домовой, улыбнувшись толстыми губами. – А мне нравится, барин. Ласково так, теплышко.

Сидя на кухне, я смотрел, как ест Нафаня, и удивлялся чудесам, что со мной приключились. То, что с домовым скучно не будет, я уже понял. Как понял и то, что мохнатый грубиян с этого момента стал моим соседом.

Глава третья. Внезапная находка.

Так и началась моя жизнь с новым соседом. Он – барабашка. Он же полтергейст, он же дух неупокоенный, он же домовой. Я зову его Нафаня, ибо от его истинного имени можно зубы сломать.

Будучи небольшого роста, Нафаня напоминает собаку породы «мопс». Те же большие глаза и рот, как и страсть к храпу. А еще у него на шее болтается розовая соска. Старая и повидавшая многое. Где Нафаня ее взял или украл неизвестно. Но он категорически не желает с ней расставаться, даже когда укладывается спать в шкафу или в кресле. Кровати домовой категорически не признает, называя «буржуйскими штучками».

А еще буйный дух любит тяжелую музыку, и когда я включаю один из альбомов нежно любимой мной группы «Удавка», Нафаня мотает лохматой головой в такт жестким риффам и довольно лыбится. Забавно, но его циничный сволочизм порой сменяется добротой, малоподходящей для каноничного домового. Конечно, у Нафани бывают трудные дни, когда он ходит букой и постоянно ругается, а то и комментирует каждое мое действие в особой, язвительной манере. Но в целом он вполне сносный сосед, учитывая, с кем порой приходится снимать квартиру. Самое странное же было в том, что Нафаня не мог сказать ничего путного о своем происхождении.

Я выяснил, что домовой это просто душа, оставленная Богом на земле, чтобы следить за местом или за определенным человеком. Но дух ничего не помнил из своей прошлой жизни. Он лишь сказал, что сам выбирает, показываться человеку или нет. Правда, чем его так прельстила моя персона, непонятно, а сам домовой на этот вопрос предпочитает отмалчиваться и загадочно сверкает глазами. Кроме меня видеть его могут дети до определенного возраста и домашняя живность.

Польза от него тоже есть. В квартире не текут трубы, мусор исчезает мгновенно, везде порядок и чистота. Пока Нафаня не впадает в запой. В эти моменты лучше никого домой не приводить, ибо злой дух начинает негодовать и может запустить в голову гостю ночной горшок, в котором стоит его любимый кактус.

Моя жизнь с Нафаней похожа на сериал, что в изобилии крутятся на сотнях телеканалов. Только мой сосед – злой дух. Все реальнее некуда. И так получилось, что именно я помог духу найти одну крайне занятную вещь, проливающую свет на историю его появления.

Дождливым субботним утром, когда весь прогрессивный люд мирно отсыпался в своих кроватках, отходя от рабочей недели, Нафаня надоедливо теребил мою руку:

– Хозяюшко. Хватит дрыхнуть. Бидный Нафаня продрог, бидный Нафаня оголодал и питался одними тараканами.

– Отстань, жутька! Я сплю. Выходной же. Иди и возьми себе в холодильнике морковку или сосиску, – сонно пробурчал я.

– Едрить тебя, барин! – взбеленился домовой. – А ну как я тебе мусора в кровать накидаю, или льда пойду из морозилки нагребу? По-хорошему прошу! Накорми Нафаню!

Я уже проснулся и, хмуро посмотрев на духа, побрел в туалет. Нафаня, как верный пес, остался караулить около двери, периодически царапая её коготками.

– Андрейка, хвать тебя за ногу да головой об стену! Ты что вчера ел? – ехидно прогудел из-за двери барабашка.

– Отвали, Нафаня. Отвечаю, я священника позову, чтобы он обряд экзорцизма провел. Только на сей раз удачно. Надоел ты уже, – зевнул я, когда старенькая газовая колонка достаточно нагреет воду для умывания.

– Священники мне не помеха. Я крещенный и в Боженьку верую, – не унимался дух.

Когда я вышел из туалета, смерив гнома тяжелым взглядом, Нафаня, взвизгнув, помчался следом на кухню. Кто бы знал, какого соседа я себе найду, умер бы от зависти.

– Что ты хочешь, бабай? Салфетку сопли подтирать?

– Сам ты бабай. И нос у тебя огромный. И глазки поросячьи, – Нафаня обиженно закусил толстую губу, поглаживая свою соску, висевшую на груди. Однако с кухни никуда не ушел, лишь злобно засопел.

– Я просто спать хочу. А тут ты надоедаешь, – вздохнул я. – Так чего ты хочешь?

– Андреюшко, я хочу яишенку с салом на сковороде каленной. Да с перчиком душистым, – понесло вредного духа. Глаза Нафани затуманились, а из рта на подбородок стекла тягучая слюна.

– Каков гурман. Сейчас будет. Там, кстати, под раковиной подтекает. Глянь по дружбе, пока я готовлю, – я не остался в долгу, зная, что Нафаня за яичницу сделает все, что нужно. Все-таки полезно домовых держать в узде.

– Не вопрос, Андрейка, – вредный дух знал, что я не люблю такого обращения, но сдерживался крайне редко, предпочитая язвить напропалую.

– Назовешь меня Андрейкой еще раз, я тебе в яишенку горчицы добавлю, – Нафаня горчицу люто ненавидел и корчил такие морды, что голливудские комики удавились бы от зависти.

– Твоя взяла, – буркнул домовой и поплелся в ванную устранять поломку, попутно почесывая свой мохнатый зад.

Яичница весело шкворчала на сковороде. Тучи разошлись и в окно било яркое солнышко. Я цедил горячий кофе и улыбался, наслаждаясь утром. Пока из ванной не явилось нечто, возмущенно сверкая глазами. Нечто было в паутине, грязи и мазуте.