Искупленный (ЛП)

Он делает глубокий вдох.

— Да.

Я кладу руку на кровать, нуждаясь в опоре.

— И что ты сделал, когда понял, что он не сказал мне правду?

— Я пошел к нему и сказал, что у него нет выбора, кроме как рассказать тебе настоящую историю. Что ты имеешь право знать, что твой отец умер. Этот человек хотел постоянно притворяться, что он твой отец, черт возьми. Без меня, кто знает, смог ли он. Я делал только то, что считал лучшим для тебя, чтобы убедиться, что ты узнаешь это от правильного человека.

— Ты должен был сказать мне сразу, как только узнал. Я думала, что мы были близки. Что мы понимаем друг друга, — мой голос надрывается, совпадая с чувством внутри меня. Все болит, пока я тону в своих мыслях.

— Конечно, мы близки. Я люблю тебя. Нет ничего более близкого, чем это, — он делает шаг ко мне.

Я делаю один шаг назад, ударяясь задницей о тумбочку.

— Если бы ты любил меня, ты бы не стал притворяться, что Маттео — мой отец. Я рассказывала тебе истории о нем. Мы смеялись над безумствами, которыми он делился со мной. Почему ты сидел там и делал вид, что не знал все это время?

Он вскидывает руки вверх.

— Я пытался защитить тебя! Я подумал, что будет лучше услышать это от него, а не от меня.

— Почему?

— Потому что я боялся причинить тебе боль. Я знал, что это разрушит тебя, если ты узнаешь о своем отце от меня.

— Ну, оказалось, что твой выбор причинил мне гораздо больше боли.

— Пожалуйста, дай шанс объяснить свои мотивы.

Я качаю головой.

— Нет. Я не могу сделать этого прямо сейчас. Мне нужно пространство.

— Ты сказала, что не покинешь меня.

— Это было до того, как я узнала, что ты можешь лгать мне прямо в лицо и даже не вздрагивать при этом. Я чувствую себя дурой, раз доверилась тебе. Ты хоть знаешь, как это тяжело для такого человека, как я? Или как мучительно признаться, что я кого-то люблю? Но я должна была этого ожидать. Ты вырос в окружении любви, а я выросла в манипуляции при помощи любви.

Он начинает говорить, но я прерываю его.

— Я больше не могу здесь оставаться.

— Ты собираешься вернуться в Америку? — его голос наполнен паникой.

— Нет. Пока нет. Мне нужно больше поговорить с Маттео и узнать о своем отце.

Он вздрагивает.

Да, придурок, я не останусь здесь из-за тебя.

— Но то, что я остаюсь, не значит, что я хочу жить здесь после того, как узнала, что ты сделал.

Он упирает руки в бока, как будто это ему нужно сдерживать себя.

— Не уходи. Пожалуйста.

Я застегиваю чемодан и стаскиваю его с кровати, игнорируя Сантьяго.

— Хлоя, остановись. Пожалуйста, — его голос дрожит. — Ты должна остаться здесь. Я пойду и поживу в другом месте. Мне на это наплевать.

Я останавливаюсь, моя рука застыла на ручке багажа.

— Что? — почему он предлагает что-то подобное?

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Я знаю, что сейчас ты не совсем веришь мне, но я люблю тебя и не хочу, чтобы ты жила в каком-то отеле. Это место всегда будет твоим домом, если ты захочешь. К тому же, это даст тебе возможность видеться с Маттео в любое время.

— Я не хочу этого сейчас.

— Но ты можешь, и, по крайней мере, ты будешь в нескольких минутах ходьбы. И это бесплатно, — он спотыкается на своих словах, как будто ему нужно успеть произнести их до того, как я брошусь к выходу.

Я хочу закричать на него, чтобы он перестал быть заботливым. Это последнее, что нужно моему уязвимому сердцу, но я сдаюсь. Он поймал меня на слове «бесплатно».

— Отлично. Я останусь только потому, что мне нужно накопить денег на обратный билет домой. Вот и все.

Его голова опускается, но он кивает.

— Ты действительно не собираешься здесь ночевать? — я все еще не могу в это поверить.

— Нет. Я пойду в другое место.

Я киваю головой и поворачиваюсь обратно к своему багажу.

— Хорошо.

Он испускает дрожащий вздох.

— Ты дашь мне шанс все исправить?

Я даже не пытаюсь смотреть в его сторону.

— Люди не похожи на твои машины. Ты не можешь починить то, что сломано и не подлежит ремонту.

— Я бы сказал то же самое о себе, но потом появилась ты. Я не собираюсь говорить тебе, что мне жаль. Я собираюсь показать это.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но слова не выходят. Волна усталости накатывает на меня, и под ее тяжестью плечи опускаются. То, что я оставалась сильной, берет свое.

Он вздыхает. Его шаги удаляются прочь. Замок на входной двери поворачивается не сразу. Вместо облегчения, вызванного отсутствием Сантьяго, меня захлестывает волна грусти.

Я заползаю на кровать и сворачиваюсь в клубок. События сегодняшнего дня тяжелым грузом лежат у меня на душе. Именно тогда, когда я думала, что в моей жизни все идет правильно, Бог бросил мне на колени бомбу и ожидал, что я ее обезврежу.

Мой отец мертв, Сантьяго знал и ничего мне не сказал, и причина, по которой я вообще приехала в Италию, бессмысленна.

Я не знаю, что делать дальше, но я знаю одно. Я ненавижу лжецов, но каким-то образом влюбилась в самого отъявленного из них.

* * *

— Заткнись, блять! Это не может быть реальностью, — кричит Брук в свой телефон.

— Ух, — я падаю обратно на матрас, позволяя поролону поглотить меня целиком. По крайней мере, Брук выслушала всю историю, прежде чем начать кричать. Все, до мельчайших подробностей, включая то, что касается Сантьяго. От его обмана до того, что он позволил мне остаться в его доме, а сам он даже не жил здесь.

— Как это вообще возможно? Тест не может быть неправильным.

Я вцепилась в болтающуюся нитку моих потрепанных пижамных штанов и потянула.

— Они близнецы. Идентичные близнецы. Это значит, что у них практически одинаковая ДНК. Это наука.

— Это глупость.

— Это не делает ее менее правдивой.

— Черт, — голос Брук стал лишь хриплым шепотом.

— Ага, — я смаргиваю слезы, застилающие глаза.

— Что ты собираешься делать теперь? Ты хочешь вернуться домой?

Мысли наводняют мою голову. Я едва могу уложить в голове все, что Маттео сказал мне, не говоря уже о том, чтобы принимать решения об отъезде. Любая подобная мысль тут же сменяется размышлениями о Сантьяго и о том, как он скрыл от меня правду. Как я могу доверять человеку, который прикидывался при мне, что не знает, кем является Маттео на самом деле?

Брук вздыхает.

— Что ты собираешься делать?

— Налить вино в детскую бутылочку и поплакать, чтобы уснуть?

— И?

— Я не знаю. У меня не было достаточно времени, чтобы придумать план. Ты первый человек, с которым я поговорила после того, как моя жизнь превратилась из «Оригинального фильма канала Дисней» в «Дневники Чернобыля».

Она фыркнула.

— «Дневники Чернобыля» был ужасным фильмом.

— Это точно.

— Не хочешь подключиться по FaceTime?

— Тебе вообще нужно спрашивать?

— Бери свое любимое вино и ноутбук. Давай устроим вечер свиданий.

Мое горло сжалось.

— Брук?

— Хм?

— Я ценю тебя. Просто чтобы ты знала.

— Мерзость. Оставь эти трогательные слова для девятидюймового члена, в который ты влюбилась.

— Люди не влюбляются в члены, — я впервые за вечер рассмеялась несмотря на то, что от ее слов у меня защемило в груди. У Брук всегда есть способ стереть мою боль, даже если это на несколько часов.

— В человека или в его придаток? Потому что у меня есть аргументы в пользу обоих.

Мой смех переходит в полноценный приступ хихиканья.

Постепенно боль в груди уменьшается при мысли о том, что Сантьяго обманул меня. Конечно, я понимаю, что он не солгал прямо, но утаивание правды все равно считается обманом.

Но почему я не чувствую столь сильного гнева или расстройства, когда Маттео поступает точно так же? Это потому, что я слишком отчаянно нуждаюсь в связи с отцом, чтобы переживать? Или это потому, что я добровольно дала Сантьяго возможность разрушить все барьеры вокруг моего сердца, прежде чем он разбил его?