Страница 3 из 78
По плану разогревать народ предполагалось публикуя текст по частям, в «Технике молодежи». Это если белозоровский разговорный стиль и литературные заходы в стиле двадцатых годов двадцать первого века зайдут моему высокому цензору…
Писалось-то оно писалось, но после того, как Тася уехала на сборы — обкатывать своих девчат-биатлонисток на искусственном снегу где-то на Кавказе, а лисички-сестрички с тестем и тёщей — уехали в том же направлении, только несколько южнее и ближе к побережью Каспийского моря, я откровенно заскучал. Была у меня такая дурацкая привычка — производить впечатление занятого человека. Кому-то для творчества нужна тишина, кому-то — алкоголь или другие химические вещества, другие предпочитают какой-то строго определенный порядок вещей на рабочем столе, я же…
Я даже в редакции, и потом — в корпункте дверь часто держал открытой, и по клавишам долбил излишне ожесточенно, чтобы все слышали: Белозор работает! Ну да, чистая дурь… Но — каждый сходит с ума по своему. Лучше всего мне работалось, например, на балконе, на раскладном столике когда девчата разносили соседнюю комнату, а Тася читала, или рисовала под музыку, или готовила что-то на кухне. А когда они разъехались — производить впечталение стало не на кого. Ходить писать в кафе? Ну да, как вариант… Вот только толковых тихих кафешек или баров на весь Минск может и не было пока вовсе. Вот-вот должны были начать открываться — но это вот-вот никак не наступало. Да и поперли бы меня с моей адски стрекочущей "Москвой взашей — это ведь не по клавишам ноутбука шелестеть, и не гаджет свайпить. А от руки я давно не пишу: дурная работа, почерк зело отвратный.
Так что я драил квартиру, готовил сложные блюда на обед и ужин, много гулял, тренировался — и писал по три абзаца в день. Даже просил у Старовойтова какие-никакие задания, мол — если нужно было выручить, подстраховать. В общем — что угодно делать, абы ничего не делать. Прокрастинация-с! Всем творческим людям… Да что там — творческим, и студентам перед экзаменам, и многим другим деятелям науки, техники и культуры это чувство хорошо известно.
Может мне и вправду нужна была смена обстановки? Или незнакомый дед за стеной, который херачил бы меня черенком от лопаты, если полчаса не слышал бы стрекот печатной машинки. Машинку я, кстати, по почте отправил. На Талицкое отделение, до востребования. А сам решил вспомнить молодость, и погнать автостопом — опять же, новые впечатления и всё такое…
Именно таким макаром я и оказался у знака с надписью «Жмаки», и предстояло мне проехать еще километров двести или двести пятьдесят.
— Давай, залезай, турист! — спустя полчаса остановился пошарпанный ЗИЛ с желтой цистерной, на которой свежей синей краской была нанесена надпись «Молоко».
Водила с цигаркой в зубах и в видавшем виды картузе помахал мне рукой.
— Скорей давай! Тебе куда?
— Вперед! — откликнулся я, карабкаясь в кабину. — Чем дальше — тем лучше.
— Дальше — понятие растяжимое! — глубокомысленно затянулся ядреным табачным дымом водитель. — Я в Валерьяны еду, за молоком.
— Ну, мне точно дальше, — улыбнулся я, как можно более дружелюбно.
Под капотом ЗИЛа взревел мотор, закачался плетеный из трубок для капельниц человечек на приборной панели, полетели из-под колес грузовика кусочки гравия.
— Шо, к милой торопишься? — его по-шоферски загорелые руки выкрутили баранку, правая ладонь легла на рычаг коробки передач.
— На деревню, к дедушке. В Петриковский район! — из вежливости ответил я и положил на панель целый рубль.
— Ого! Ну, до Петрикова я тебя точно не довезу, но вижу, ты парень свойский, — он скосил глаза на деньгу. — Я поспрошаю у наших, может дальше кто подбросит.
— Огромное вам человеческое спасибо! — я откинулся на сидении настолько, насколько это было возможно и поудобнее пристроил рюкзак в ногах.
«Оружие самурая не меч, но его дух, растворённый в воздухе!» — вот что сказал бы Герилович, находись он рядом. Из открытого окна встречный ветер доносил запах приключений, тайны, близкой реки и очистных сооружений. В воздухе был растворен вполне конкретный дерьмовый дух, который тонко намекал на качество авантюры, в которую я вписался.