Мэйделе

– Ничего, маленькая, все плохое закончилось, – проговорила незнакомая, но такая добрая женщина. – Можешь называть меня тетя Руфь. Я не знаю, чего ты боишься, но мы не дадим тебя в обиду.

– Они придут и… – тут какая-то странная боль пронизала девочку, отчего та не удержалась, а увидев, что ребенка буквально выгнуло, Руфь посерьезнела.

– Не надо, не говори сейчас ничего, – попросила женщина, переодевая девочку. Белья на такой размер пока не было, поэтому женщина натянула пока платье ребенку на голое тело, что ту совсем не обеспокоило и это было ненормально. – Ты кушать хочешь?

– Немножко… – тихо ответила Ингрид, не желая обманывать, но и пользоваться доверием тети Руфи девочка тоже не хотела, а вдруг та подумает, что Ингрид плохая девочка?

Руфь молча встала и вышла из комнаты, отчего Ингрид заплакала. Она ощущала себя абсолютно никому не нужной, отчего все вокруг казалось серым. Но тетя Руфь скоро вернулась, неся поднос, на котором стояли две тарелки. Оценив дрожание рук ребенка, женщина вздохнула, приподняла ту на подушках, начав медленно и спокойно кормить с ложечки, рассказывая ошарашенной Ингрид, какая она хорошая девочка. Немецкий перемежался каким-то слегка отличным от него языком,12 который был Ингрид смутно знаком. Но сейчас девочку купали в ласке, и от этого никогда не испытываемого чувства Ингрид просто не знала, что делать.

А пока девочку кормили, пожилой врач делился с ребе своими наблюдениями. Ситуация осложнялась тем, что состояние ребенка очень походило на то, что бывший малолетний узник немецкого концлагеря видел в ту пору, вспоминать которую совсем не хотелось. Но вот увидеть такие реакции сейчас…

– Ее били, били много и почти до шока, – объяснил доктор раввину. – Кроме того, в последнее время, насколько я вижу, – еще и электричеством или чем-то подобным, этим объясняется дрожь. Страх у нее очень странный, давно не видел именно такого проявления.

– Как в лагере? – все понял ребе. – Значит, ребенка надо или эвакуировать, или спрятать.

– Понимаешь,13 ребе, – врач попытался сформулировать, но не преуспел, потому сказал, как думал. – Нет сейчас причины так обращаться с ребенком, а это означает, что они продолжают начатое ранее, то есть девочке чудом только удалось спастись.

– Значит, ее ищут? – задумчиво проговорил мужчина. – То есть и полиция может быть… надо связываться с нашими?14

– Доказательств у тебя нет, – напомнил ему доктор. – Так что пока спрячь, пусть придет в себя ребенок, а там, спустя некоторое время, посмотрим, что сделать можно.

Ребе решил, что спрячет девочку ото всех, чтобы суметь понять, что именно происходит. Для этого нужно было связаться с Израилем. Пока же нужно было массировать, успокаивать и убеждать малышку, что она в безопасности. Приняв решение, раввин отправился к девочке, которую как раз докормили. Что-то беспокоило мужчину, что-то связанное с фамилией ребенка, но вот понять он пока не мог, поэтому присел на кровать девочки, улыбнувшись ей.

Почему-то улыбка этого мужчины совсем не была фальшивой, он был добрым, отчего этого странного мужчину по имени Ребе хотелось обнять, но Ингрид не посмела. А дядя улыбнулся ей и начал рассказывать какие-то очень необычные вещи, девочка даже подумала, что уже умерла и ей все это только кажется или даже снится.

– Ты останешься здесь, – твердо произнес раввин. – Мы сумеем спрятать и защитить тебя.

– А… ну… они… – боясь возвращения боли, Ингрид сжалась, но ребе погладил уже испугавшегося ребенка.

– Никакие «они» тебя здесь не найдут, – мужчина был очень убедительным, да и девочке хотелось поверить. – Ты здесь в безопасности.

– Спасибо… – прошептала Ингрид и вдруг широко зевнула.

– Спи, малышка, – погладила ее мягкая рука какого-то необыкновенно доброго мужчины, так не похожего на тех… черных.

Тетя Руфь села рядом с постелью девочки, гладя ее и напевая колыбельную на идише. Ребе кивнул и вышел, нужно было организовать общину. Ситуация была не самой простой, раввин это хорошо понимал, кроме того, необходимо было связаться с консульством. Еврейская девочка в таком состоянии, как много-много лет назад, не могла не вызывать серьезных вопросов. Идеально было бы переправить ее в Израиль, но для этого надо выяснить – кто она и откуда.

– Хаверим,15 – обратился раввин к собравшимся по его приглашению мужчинам общины. – У нас очень сложная ситуация. Синагога дает приют еврейской девочке, которую явно мучили по неизвестной пока причине. Что-то рассказать ребенок пока не может, поэтому нужно выяснить что-то, кроме фамилии. Где жила, с кем, кто родители…

– Мы выясним, ребе, – серьезный мужчина с карими глазами и присыпанными сединой волосами серьезно кивнул.

– Девочка называет себя Ингрид Мот, – пояснил ребе. – Ее бабушка звалась Ида Пельцер, и это, пожалуй, все, что нам известно. Ребенок чего-то боится, кроме того, пытки, к ней примененные, уважаемый Самуил классифицировал, как знакомые ему с детства.

– Значит… – кто-то протяжно свистнул, все они понимали, что это значит. Теперь посерьезнели уже все присутствующие, понимая, почему правительству и полиции в таком случае веры нет и быть не может.

Еврейская община немаленького города выясняла, что произошло с девочкой, а та сладко спала, наслаждаясь лаской, попробованной впервые в жизни. В мягкой кровати спала а идише мэйделе.16

Часть 4

Пока маленькая еще девочка осторожно училась доверять окружающим ее людям, община работала. Жители разных городов федеральной земли,17 в которой и находилась синагога, работали в различных ведомствах, поэтому им удалось установить историю ребенка. Странностей было очень много, причем странностей, позволявших начинать и официальное расследование, но…

– Нам удалось установить, что ребенок практически нигде не зарегистрирован, – пожилой мужчина, одетый в строгий костюм, в расшитой бисером кипе, венчавшей голову, рассказывал ребе то, что получилось выяснить. – Ни медицинская страховка, ни социальные службы, ни врачи. Единственное – школа и все. Причем школа не запрашивала никого из тех, кого должна была. Опрашивать подробнее мы не рискнули.

– Это правильно, Лев, – кивнул раввин, пытаясь понять, как это смогли организовать. Выглядело чуть ли не правительственной операцией, но для таких вещей должны быть причины, а вот причин видно не было.

– Далее, девочку ищут и ищут плотно, но не официально, – сообщил Лев Корлиц, работавший в органах, как раз детьми и занимавшихся. – Да и у нас странные шевеления.

– А что известно по ее семье? – поинтересовалась ребецин, которой девочка с разноцветными глазами понравилась, несмотря на то что была очень тихой и забитой…

– Симха сумела выяснить немногое, – пожилой мужчина покачал головой. – Бабушка ребенка – Ида Пельцер, происхождением откуда-то из России,18 вышла замуж за Андреаса Мота, от брака родилась опять же девочка, но тут начинаются странности. Документов на Андреаса не обнаружено, а что касается детей – бумаги противоречивы. В одних – детей было двое, а в других – один. Мы склонны доверять тем, которые говорят об одном ребенке.

– По какой причине? – поинтересовался ребе, которому было очень не по себе. – Эта девочка, да и ее семья, была чем-то важна, чем?

– Роддом, семейный врач, начальная школа, – спокойно перечислил Лев, заставив ребецин кивнуть. – Пересечением получаем, что вторая девочка возникла из воздуха в двенадцатилетнем возрасте. Тут можно бы уже подключать власти, но…

12

Идиш и немецкий очень похожи. Иногда идиш принимают за диалект немецкого, но девочка такого слова не знает.

13

В традиции, что на идиш, что на иврите, обращение друг к другу на «ты».

14

Сохнут или/и консульство государства Израиль.

15

Друзья (ивр.).

16

Еврейская девочка (идиш).

17

Федеральные земли – административно-территориальные образования, входящие в состав государства на на федеративных началах. Имеют свои конституции, выборные законодательные органы (ландтаги), правительства, судебные органы, которые пользуются определенной автономией в вопросах внутренней организации и местного самоуправления при широких полномочиях во всех основных сферах государственного управления и законодательства федеральных органов.

18

Имеется в виду Советский Союз.