Мэйделе

Первого сентября, входя в свой новый класс, Гита беспокоилась – как ее примут, но, несмотря на то что школа была русской, в ней училось множество еврейских детей, для которых история истерзанной румынами девочки секретом не была. Поэтому Ривка смотрела на сестренку с улыбкой, точно зная, что ничего плохого произойти не может. Ровные ряды парт, за которыми и на которых сидели такие же дети, как Гита. Девочка робко вошла в класс.

– Ой, смотрите! – воскликнул какой-то мальчик, в следующее мгновение Ривка и Гита были окружены школьниками.

– Привет! Тебя Гита зовут? – поинтересовался какой-то мальчик. – А я Лима, будем знакомы!

– Будем знакомы, – улыбнулась подавившая неизвестно откуда взявшееся желание поклониться девочка.

– Меня Лея зовут, – маленькая скромная девочка в синем платье и красном галстуке робко представилась. – Будем дружить?

– Конечно, будем, – Ривка улыбалась во весь рот. – После уроков пионеры остаются, – предупредила она. – И Гита тоже.

– Какие вы молодцы! – обрадовался какой-то пока не представившийся мальчик и хотел уже что-то добавить, но прозвенел звонок, от которого дети порскнули за парты, подобно испуганным воробьям.

Ривка усадила Гиту рядом с собой, шепнув: «Делай, как я». И девочка встала вместе со всеми, стукнув крышкой парты, приветствуя зашедшего в класс учителя, так же со всеми и уселась, пока тот проводил перекличку. Мужчина ласково посмотрел на слегка испугавшуюся уже Гиту, назвав ее имя и фамилию. И от улыбки учителя вдруг стало спокойно, она была настоящей, эта улыбка, совсем не фальшивой. Германия забывалась, исчезая в тумане воспоминаний и ночных кошмаров.

– Ну что, в нашем полку прибыло, – учитель улыбнулся классу, перейдя затем к теме занятия. – Сегодня мы с вами рассмотрим географию южных рубежей нашей Родины, но для начала товарищ Нудельман расскажет нам о том, что мы проходили в прошлом году. Прошу к доске.

Не представившийся мальчик уверенно вышел к доске, с ходу начав рассказывать о Сибири и северных реках. Это было очень интересно, Гита просто заслушалась, что учитель, конечно же, заметил. Поставив пятерку мальчику, мужчина начал рассказывать о юге Советского Союза. Урок пролетел совершенно незаметно, он был настолько интересным, что девочка хотела еще. Но за географией последовала математика, а за ней и физическая культура, которую Гите еще было нельзя, Папа рисковать не хотел, поэтому в этом году от занятий физической культурой девочка была освобождена.

Школа оказалась настолько интересной, что было просто не оторваться. Учиться девочке понравилось, что оценила Ривка, видя с какой радостью занимается сестренка. После уроков все остались в классе, потому что сегодня пионерская организация готовилась принять решение – готова ли Гита, чтобы вступить в ее ряды или нет.53 Девочка так разволновалась, что сильно побледнела, отчего сестренка ее отругала. Мягко, ласково, но тем не менее. Однако оказалось, что Гита волновалась зря. Показав знание устава, она заставила ребят улыбаться. Когда начались прения, товарищ Нудельман вышел перед своими товарищами.

– Гиту мучили румынские буржуи, одно это говорит о том, что она наша, – твердо сказал мальчик, глядя в глаза товарищей. – Она не сломалась, не отчаялась, а нашла в себе силы сбежать, чтобы бороться. По-моему, это достойно! Если нужно, я ей свой галстук отдам!

– Правильно Аркаша говорит! – выкрикнул Лима с места. – Достойна!

– Я тоже считаю, что надо принять, – тихо произнесла еще одна девочка, на чем прения и закончились.

– Голосуем, – произнес взрослый юноша. – Кто за то, чтобы принять Гиту Пельцер в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Ленина?

– Единогласно, что ли? – удивилась какая-то девочка, считавшая поднятые руки. – Ну тогда…

И задыхающийся от волнения голос Гиты клялся «горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия, всегда выполнять законы пионеров Советского Союза»,54 а потом Ривка повязала на шее сестры красный галстук – символ той страны, в которой теперь жила девочка. И снова Гита чувствовала себя частью чего-то большого, просто огромного, важной частью. Нужной.

Отлично понимавшая, что означал этот галстук для дочки, Мама устроила праздник, на который собрались и соседи, поздравляя девочку, лицо которой было цвета галстука, с этим важным шагом. Для Гиты это было важно – доверие товарищей. Каждый день девочка училась тому, что она совершенно точно не одна. Уходило в прошлое одиночество, все реже приходила в снах камера… Все чаще снились абсолютно волшебные, в которых была радость, только радость и больше ничего, сны.

– Расцвела девочка, – прокомментировал Изя, полюбивший эту милую девочку. – Перестала бояться…

– Закрой рот с другой стороны и иди суды, – попросила Циля, поинтересовавшись затем: – Ты себе сделал мнение, как праздновать день рождения Гиты будем?

– Понятно, что вместе с Ривкой, – покивал Изя, пустившись в обсуждение деталей с любимой женой.

А ведь впереди еще были праздники, их тоже надо было праздновать, чтобы детям было комфортно. Родители думали о том, чтобы детям было тепло и хорошо дома, всем их детям, не разделяя их на биологических и нет. Именно это Гиту поражало больше всего, именно этого она никогда в жизни ранее не видела, даже в синагоге. У девочки теперь была настоящая семья, поэтому и радовалась обязательно солнечному будущему а идише мэйделе.55

Часть 7

Нежный голосок Гиты выводил: «А идише маме, ис гибт нит бэсер ин дер вэльт…»,56 а Циля смотрела на младшую из своих детей, глядевшую на нее сейчас с такой любовью, буквально заставляющую плакать от того, как девочка относилась к ней, к своей Маме. Гита даже писала это слово с большой буквы, поразив учителя объяснением, почему так правильно. И ей позволили, не считая это ошибкой, при этом люди смотрели на Цилю с большим уважением – так воспитать детей…

В школе все было прекрасно, по мнению уже еврейской девочки, совершенно забывшей, что когда-то она была ненужной и нелюбимой. У нее были Мама, Папа, Ривка и Йося, и Гита хотела, чтобы так было всегда. Мама была права, отправив их троих в русскую школу, потому что не прошло и пяти лет – еврейские школы начали закрывать, принудительно переводя город на русский язык, точнее, его одесскую вариацию. Но спустя год Гита уже довольно хорошо владела русским, работая над собой. Девочка видела, как радовалась Мама за них, стоило только получить хорошую отметку, и старалась никогда не огорчать Цилю. Свою Маму.

Глядя на Гиту, менялась и Ривка, потому что такое отношение и такие эмоции не могут оставить никого безразличным. А Изя только улыбался, радуясь за детей. Пропадавший на работе доктор, конечно же, очень осторожно привел младшую в больницу еще в самом начале – состояние нужно было зафиксировать для НКВД, но Гита уже полностью доверяла Папе, поэтому даже и не запомнила деталей осмотра.

– Ривка, мы на речку пойдем? – поинтересовалась доделавшая уроки Гита.

– А как ты себя имеешь57? – поинтересовалась сестра, озабоченная бледностью своей младшей. – А так я не против.

– Ой, да… – хотела уже отшутиться девочка, но потом просто прильнула к Ривке, тихо сказав на идиш: – Все хорошо, сестренка, честно-честно.

– Ох, сокровище мое, – обняла та Гиту, погладив по голове, что ее сестре очень нравилось. И Ривка, и Циля быстро заметили, что младшая не просто нуждается в ласке, но и ценит ее. – Пойдем…

– Ты слышала, что за геволт58 у Рабиновича был? – поинтересовалась младшая, пока они шли к морю.

53

Обязательным и формальным это в те годы не было, как и комсомол, кстати.

54

Текст клятвы пионера того времени.

55

Еврейская девочка (идиш).

56

Еврейская мама, нет ничего лучше на свете. Строчка из песни «Еврейская мама», Джек Еллен/Лу Поллак.

57

Как ты себя чувствуешь? (одес. жарг.)

58

Шум, вой, скандал (идиш).