Второе дыхание

Вопрос с мужской активностью в адрес Софочки решён. Теперь надо переговорить с потенциальной невестой, чтобы не запорола собственное похищение глупыми попытками оправдать родительские ожидания. Жить нужно своей головой и для своего счастья, во-первых. А не пытаться заслужить одобрение родителей всеми возможными способами, во вред себе и своему будущему, во-вторых. А в-третьих, не фиг мешать его личному и семейному счастью в одном флаконе активностью драгоценного папочки. Этот Питерский дракон двадцать лет, как нашёл своё сокровище. Чужого ему не надо.

Бледная девица нашлась, по обыкновению, вечером на кухне с горячим ужином и пирогами. Такое бы рвение да в нужное русло.

Убедившись, что старшее поколение не мешает вечернему кухонному интиму, сурово глянуть на зардевшуюся псевдоневесту:

— Вы подумали о том, что я Вам сказал, София?

Вздох, заламывание рук, чисто Надюша, когда накосячила и не хочет говорить об этом с мамой.

— Артём Александрович, я не совсем, возможно, Вас понимаю, — влажный взгляд сиротки Бэмби должен, по идее, растопить суровое мужское сердце, а на деле провоцирует только страстное желание придушить малолетнюю дуру.

— Всё Вы понимаете, но не желаете признавать очевидное, София Александровна, — добавить металла в голос, сжать нож и вилку, — Вы не хуже меня осознаёте всю тщетность и невозможность нашего гипотетического союза.

Это ужасно, видеть, как понимание в глазах гаснет после слова «гипотетический», бл*. У неё же есть высшее образование, мать вашу! И семья не из подворотни. Капец. Нах*, он с этим счастьем жить не будет. К лешему.

И сразу вдруг вспомнились первые годы его собственного брака, когда Улька, внезапно, посреди своего повествования, глядела на него так тревожно. А он кивал, мол, нормально, продолжай, хотя понимал не всё. Или не так, как выяснялось впоследствии. Но он хотел, жаждал учиться и стать лучше. И стал. Остается верить, что стал для Ульки, а не для вот такой вот принцессы, которая, возможно, слово «бл*дь» напишет через «т».

Нет, места здесь ему, однозначно, нет. Остаться, продаться — значит сдохнуть. Морально сейчас, физически — после появления наследника с подходящим набором генов для управления дедовой корпорацией.

В гробу он видел такую историю. А вот туда совсем не хотелось.

— София, Вы готовы прожить всю жизнь с человеком, который к Вам равнодушен? Которому Вы не нужны, как женщина? Для которого Вы всегда будете недостаточно хороши, по сравнению с первой женой? А дети, которых Вы, возможно, родите — будут, заведомо, хуже тех, что у него уже есть?

Вот не надо сейчас плакать! Думай, голова, корону куплю!

— Артеееем Александровииич, а что мне делать? Я никомуууу не нужнаааа. Ни родителям, ни Ваааам, — принцесса всхлипывала и растирала тушь по своей кукольной мордашке.

Обнять и пожалеть, бл*. Нет, на хрен, пусть Олег её жалеет во всех позах, как хочет и сколько сможет. А ему эта снегодурочка не сдалась ни с каким приданым. На фиг всё. И тендер этот грёбаный, и акции, и Бюро его трижды драгоценное.

— А Вы точно уверены, что в Вашей жизни нет мужчины, который любит Вас, нуждается в Вашем внимании и обществе? Готов на всё, чтобы быть с Вами вместе и делать Вас счастливой? — ё, какие сопли с сахаром. Он-то верил, что до совершеннолетия дочерей в этом сиропе не завязнет, а поди же ты. Картина маслом: престарелый дядюшка наставляет на путь истинный юную племянницу. Оборжаться бы, да устал.

Сидит — думает. Прям видно, как мысли по мраморному лбу скачут. Да, у него Люба быстрее соображает. Ох, и бывают же девки… Мамина радость, папина гордость. Удавиться.

— Ну, да. Вроде бы, — неуверенно тянет Софочка. Мерцает глазами, поводит плечами и смотрит на него при этом вопросительно. Это он, значит, знать должен, что ли? О, еб* же вашу мать. Как же с тобой трудно, София Александровна.

— Так вот, помните, что «шанс на счастье» иногда даётся нам лишь раз. И чтобы до конца жизни не готовить постылому старому мужу буйабес, который Вы ненавидите и не глядеть в потолок и «думать об Англии» по ночам, — вот ведь — ни проблеска сознания, бл*, — выбор этот надо делать правильно, быстро и сразу.

Отнести тарелку с приборами в раковину и, кивнув на прощание, удалиться в свои апартаменты, почивать, ё.

Пусть принцесса соображает, если может, а он устал от этой семейки. Ему пора о своей подумать. О неучтённых Львятах, которые настырно кружат рядом с его женой; о том, что Влад что-то странное мутит с Полей, и, вроде бы, не в первый раз; да, а ещё, вероятно, мириться придётся не только с женой, но и с дочерями, но как? У него полно своих личных дел.

А ход сейчас за Олегом Фёдоровичем, и его бандитской харизмой.

70. Ульяна. Август. Санкт-Петербург

На что способна счастливая, довольная собой, увлечённая творчеством женщина, которая удачно пристроила своих чудесных многочисленных детей «в хорошие руки», я узнала к вечеру пятницы. Достаточно чистый дом, полный холодильник приготовленной собственноручно еды, но главное… Три огромных пакета! Три. Боги и демоны, да я чувствую себя в перспективе Царём Мидасом, не меньше. Написать Леону надо, чтобы на мотоцикле не вздумал приезжать, в его багажники не влезет всё это добро. Здесь и котята, и подставки, и пончо, и семья енотов. А ещё, я же размахнулась, таки, и связала два набора корзинок с деревянными донышками. По пять штук в каждом, разных размеров, формы: квадрат и круг. Самые большие — по сорок сантиметров в поперечнике. Попутно освоила два новых узора. Повышаю уровень разнообразия, самосовершенствуюсь, развиваюсь, иду вперёд. Молодец, да?

Плачу по ночам, да, но на качество моих изделий слёзы в темноте не влияют.

И пройдёт это, я знаю.

Ну, или хотя бы пока ещё в это верю.

Маленького страшненького первого некондиционного енота, которого я залила слезами в буквальном смысле так, что пришлось выжимать, я оставила себе. Назвала «Развод» и оплакивала Разика-Аза при острой необходимости. Даже на подушку рядом с собой пристроила. Спать.

«А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо…» у меня. У нас.

Себе время на терапию в календаре с сентября забронировала. С детским расписанием на школьный период пришлось помудрить, но по часу в неделю каждой дочери я выкроила и терапевта им тоже нашла.

На последние три рабочих дня перед школьной каторгой планы составили и согласовали. И медосмотр, и поход за формой, и обувной, и спортивный — всё влезло. Вера с Надей вдруг между собой договорились и так усердствовали в планировании, что даже один день для «Городского клуба» ещё урвали.

Удивилась, но не возражала. Ещё, может, набор корзинок свяжу.

И четверг, и пятница были настолько хороши, что вечером, в конце рабочей недели, я была весьма оптимистична.

А потом жахнуло.

Очень сильно я изумилась прибывшей без предупреждения и без руля Полине Романовне. Накормила поздним ужином, поделилась свежим десертом, пустила перецеловать племянниц на ночь. А потом загнала в дальний угол сада. На качели. С пледами, подушками и кавой.

Только собралась, помня Шушины увещевания, тактично допрашивать, как разверзлись хляби небесные в исполнении моей младшей сестрёнки. И вот тут-то, продираясь через слёзы, причитания и завывания, мне стало на самом деле страшно.

Так было у дверей маминой реанимации, так было на КАДе, перед знакомством со Славой. Моя крошка, моя маленькая Поленька, ещё одна «хорошая девочка», продукт «правильного воспитания», жертва семейных традиций. Только мягче, чем я, более нежная и ранимая. И, как следствие, пострадавшая гораздо сильнее.

Где были мои мозги последние десять лет? Чем я, матери нашей, дай бог здоровья, была занята, что пропустила вот такую трагедию прямо у себя под носом? Точно, дом, быт и кладбище меня изрядно отупили. И из сего порочного круга пора уже валить. Но сначала, нужно достать Полю из этих чёртовых недо-отношений с маленьким гадским заразой. С, трижды будь он проклят, деверем моим.