Страница 16 из 84
Глава 6. Подарок
Лаборантская находилась на втором этаже. Тот, кто убегал, мог скатиться по лестнице на первый этаж и спрятаться в одной из многочисленных аудиторий. Мог подняться на этаж или два выше и спрятаться там. А мог вовсе выскочить из корпуса. Он находился к лестнице намного ближе, чем я, и отследить его перемещение я попросту не успел.
Прошипел сквозь зубы ругательство и ударил кулаком по перилам.
— Ушёл? — спросил подбежавший Платон.
— Нет — остался ждать, пока догоню, — буркнул я. — Лабораторные крысы, говоришь?
Платон виновато вздохнул.
— Всё, что могу сказать в свой оправдание — этот человек, кем бы он ни был, не видел, что мы с вами делали, дверь была плотно закрыта. И нашего разговора не слышал. Привычка старого параноика — крысы крысами, а глушилку я поставил. Машинально.
— И то хлеб, — проворчал я.
— У вас есть предположения, кто это может быть?
— Предположений, по меньшей мере, два. Первое: это кто-то, кому интересен я и мои ночные перемещения. Второе: это кто-то, кому интересен ты.
— Я? — удивился Платон.
— Ну, нас тут двое. И, кстати. Ты ведь не впервые устраиваешься сюда преподавателем, так?
— Не впервые.
— Ничего не хочешь мне рассказать? — повторил я вопрос Платона.
— Мой предыдущий преподавательский опыт не имеет никакого отношения к тому, что происходит сейчас. Это всё, что я могу сказать.
— Платон… — Я цапнул учителя за рукав, затащил в первую попавшуюся аудиторию. Поставил глушилку. — Давай договоримся сразу. Что имеет значение, а что нет — решать буду я. Ты уже, кажется, сам давно убедился, что игра затеяна очень серьёзная. Задавать вопросы из праздного любопытства я бы не стал. Если спрашиваю — значит, считаю, что это имеет отношение к тому, что происходит. А твоя задача — отвечать. Итак?..
Платон долго молчал. Заговорил медленно, тщательно подбирая слова:
— Я преподавал в Императорской академии магическое искусство на протяжении почти двадцати лет. Василий Калиновский, мой давний знакомый, пригласил меня сюда после того, как ваш покойный батюшка достиг совершеннолетия и был принят в Ближний Круг. На этом я счёл свои занятия с Александром Григорьевичем законченными и, с согласия Григория Михайловича, принял предложение Калиновского.
— А через двадцать лет — что произошло?
— Меня снова наняли для того, чтобы заниматься с учеником в индивидуальном порядке.
— Со мной?
— Нет. И вас, и Надежду Александровну я тестировал регулярно, но результаты, увы, не радовали. Такой преподаватель, как я, при ваших магических способностях просто не требовался. Не подумайте, что набиваю себе цену, и не сочтите за дерзость. Но использовать мои навыки для того, чтобы обучать вас — это было бы, как… — Платон задумался, подбирая сравнение.
— Микроскопом гвозди заколачивать? — подсказал я.
— Именно. Не мой уровень квалификации.
— Ясно. И к кому же тебя наняли?
— А вот этого, Константин Александрович, при всем уважении — сказать не могу.
— Почему?
— По той же причине, по которой молчите вы — относительно некоторых произошедших с вами событий. Государственная тайна. Я принёс клятву о неразглашении.
— Вот оно что, — задумчиво проговорил я.
Для того, чтобы догадаться, к кому именно нанимали Платона, не нужно было быть семи пядей во лбу. Раз уж этот факт — государственная тайна…
Император, как и его супруга, о которой мне рассказала Кристина, действительно пытался ухватиться за любую соломинку. Не удивлюсь, если Платон был лишь одним из целой череды педагогов, пытавшихся пробудить магию в ученике — способном к ней едва ли больше, чем был способен прежний Костя Барятинский.
— Я вижу, что вы догадались. Но не нужно произносить это имя вслух, — попросил Платон.
— Не буду. Только один вопрос: чем закончилось обучение?
— Это я также не вправе разглашать.
Угу. Ну, в общем-то, и не нужно. Если бы из обучения вышел хоть какой-то толк, это немедленно стало бы достоянием общественности. А раз о могуществе цесаревича не кричат на всех углах, значит, ничего хорошего не вышло.
— Ты знаешь, чем он болен? — напрямую спросил я.
Платон мгновенно окаменел лицом.
— Ясно, — кивнул я. — Тоже — тайна.
— Не пытайте, ваше сиятельство, — взмолился Платон. — Я действительно, при всём желании, не могу ответить на этот вопрос.
Выглядел он подавленно. Ну, ещё бы — при всей своей подозрительности ухитрился прохлопать соглядатая, шпионящего за нами.
— Раньше всё было иначе, — будто подслушав мои мысли, горько проговорил Платон. — Раньше я и подумать не мог, что кто-то в академии осмелится следить за преподавателем…
— Или за курсантом, — хмыкнул я.
— Тем более! Я считал Академию одним из самых безопасных мест во всей Российской Империи.
— Что ж, времена меняются.
Я заговорил жёстко. Стало не до деликатности, мне важно было донести до Платона мысль.
— Борьба перешла на новый уровень. Ставки так высоки, что враг скоро вовсе перестанет стесняться в средствах… Платон. — Я заглянул учителю в глаза. — Ты — единственный в этом мире человек, который полностью отдает себе отчёт в том, кто я такой и на что способен. Не забывай об этом! Перестань видеть во мне сопливого пацана, которого надо оберегать. И запомни вот что. При малейшем подозрении! Как только тебе покажется, что кто-то ведёт себя подозрительно — или тебе покажется, что тебе так кажется, неважно. Немедленно сообщи мне! У тебя уже, по-моему, было время убедиться, что обезвреживать шпионов я умею получше многих. И постоять за себя могу. Если понадобится — ещё и тебя прикрою. Довольно с меня Вишневского! Я не хочу в один прекрасный день обнаружить, что ты тоже бесследно исчез. Это понятно?
Платон помолчал — должно быть, переваривая услышанное. А потом коротко, по-военному, кивнул:
— Вполне.
— Рад обрести союзника. — Я хлопнул его по плечу.
Мы вышли из аудитории, спустились на первый этаж. На стене, отгороженный решёткой, грустил в одиночестве телефонный аппарат. Охранник на ночь покидал пост — предполагалось, что на такую наглость, как звонки по ночам, не осмелится ни один курсант. Этому заведению ещё многое предстояло узнать о том, какими бывают курсанты…
Я посмотрел на часы, висящие напротив дверей. Начало второго. Клавдия, должно быть, уже давно спит.