Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 49

— Занятно? — спросил Викентий Иванович, наблюдая, с каким вниманием мальчики разглядывают все эти диковины. — Так что же вас интересует, молодые рыболовы? Может быть, хотите ознакомиться с картой водных ресурсов страны?

Он достал с полки рулон свернутых карт и разложил одну из них на столе. Ребята увидели зеленые равнины, испещренные голубыми линиями, точками и пятнами.

— Со спиннингом, друзья мои, лучше всего ехать на Оку. — Викентий Иванович показал на извилистую голубую линию южнее Москвы. — Там настоящая охота! В прошлом году, помню — в августе, я за одну вечернюю зорьку поймал восемнадцать щук да трех судаков, и меньше пяти килограммов ни одной рыбы не было!

Саша и Петя переглянулись. Больше ста килограммов рыбы за один вечер? Да им хоть бы килограммов десять выловить!

— А крупных щук вы когда-нибудь вылавливали? — спросил Петя.

— Конечно. Не таких уж крупных, килограммов на тридцать… Да ее и трудно взять, крупную-то особь. Крупную рыбу ловят сетями, и то она часто уходит.

Разговаривая, он поглядывал на ребят с некоторой хитрецой, словно хотел сказать: «А ну, рассказывайте, какие такие вопросы у вас есть ко мне? Меня вы не проведете…»

Саше показалось, что он понял мысли профессора. Досадуя на нерешительность Пети, он спросил:

— Петя, а ты говорил Викентию Ивановичу о своей покупке на базаре?

Петя вздохнул. Видно было, что он боится лишиться последней своей надежды на крупное научное открытие, которое, казалось, уже было у него в руках. Но так как профессор ждал, то он робко приступил к тому, зачем он, собственно говоря, сюда и пришел:

— Скажите, Викентий Иванович, неужели Петр Первый никогда не метил рыбу?

— А для чего ему нужно было этим заниматься? — удивился профессор.

— Вы сами сказали: царская забава!

— Петру пришлось заниматься такими важными делами, что ему было не до забав. Вы же знаете, он построил первый русский флот, организовал регулярную армию, раздвинул границы государства… Нет, я думаю, Петра царские забавы не прельщали! — заключил он.

С каждым словом профессора Петя становился все грустнее и грустнее. Викентий Иванович, видимо, заметил это и участливо спросил его:

— Вас, я вижу, все еще занимает вопрос о долголетии щук? Поверьте мне, юноша, это совсем неинтересно!

— Как же неинтересно! — взмолился Петя. — Ведь если бы в наши дни удалось поймать щуку, которую метил Петр Первый, у нас была бы возможность проверить старые записи. Вы же сами рассказывали, что таких щук вылавливали. Вы говорили, что щука Фридриха Барбароссы…

— Нет-нет, — Викентий Иванович сделал отрицательный жест рукой, — щука Барбароссы — это сказка! Действительно, в одном немецком музее хранился скелет исполинской щуки, и все верили этой сказке. Но когда ихтиология стала наукой и рыбоводы принялись исследовать этот костяк щуки, оказалось, что в скелете значительно больше позвонков, чем бывает у щуки, да и позвонки-то эти разного размера. Уж на что немцы мастера делать всякие подделки — раньше говорили, что они даже луну в Гамбурге выковали и обезьяну придумали, — только ученых обмануть не так-то просто. Вопрос о щучьем долголетии остался открытым. Впрочем, для ихтиологии это не имеет никакого значения. Хотя, конечно, для общей биологии это может быть интересным.

— А если мы докажем, что Петр метил щуку? — вдруг спросил Петя.

— Чем вы доканаете это, молодой человек?

Петя развернул гравюру, которую все время держал в руке:

— Вот, смотрите!

— Что это такое?

Профессор взял гравюру и принялся разглядывать ее, поворачивая во все стороны. Затем положил гравюру на стол, вытащил из ящика письменного стола лупу и еще раз, уже через лупу, подробно рассмотрел детали рисунка. Петя только помаргивал глазами да косился на Сашу, словно хотел сказать: вот, мол, как надо исследовать старинные документы!

Наконец профессор выпрямился, взглянул на Петю и спросил:





— А почему вы думаете, что на этой картинке изображен Петр Первый и что он метит рыбу?

— Ну как же, поглядите! — настаивал Петя. — Ясно же, что здесь изображен Петр Первый: и рост его и костюм… А что у него в правой руке? Он бросает за борт корабля щуку. Я не знаю, может тогда было поверье такое, вроде как бы жертва морю. Я читал, что, например, в Венеции дожи бросали в море золотые кольца. Может быть, и у нас было в те времена какое-нибудь поверье? Почему Годунов щук отпускал, царь Алексей отпускал?

Он с надеждой посмотрел на профессора, но Викентий Иванович, нахмурясь, продолжал глядеть на гравюру и, казалось, не желал замечать волнения Пети.

— Так, так… Конечно, замечание о поверьях и сопоставление с Венецией довольно остроумно, но оно ничего, ровным счетом ничего не доказывает! Допускаю, что на гравюре изображен Петр Первый. Дело тут, конечно, не в росте. Придворные художники, льстя своим заказчикам, всегда изображали царей на первом плане и делали их выше ростом. Но тут есть неоспоримое доказательство — на главной фигуре первого плана действительно преображенский мундир. Я этой, эпохой когда-то интересовался. Тут вы правы. Гравюра изображает историческое событие — спуск на воду нового корабля. С этим тоже можно согласиться. А вот что Петр держит в руке, выяснить нельзя.

Саша сурово взглянул на Петю, но тот только отмахнулся и перешел в наступление:

— Но посмотрите же, Викентий Иванович, возле Петра на палубе стоит бочка. Для чего она, как не для живой рыбы! В руке Петр держит вынутую из бочки щуку, он ее сейчас швырнет в воду. За спиной Петра стоит треножник с мехами — там кузнец нагревает инструмент, чтобы прожечь жаберную щель следующей щуке… Вы же говорили, что для мечения надо прожечь жаберную щель и закрепить в дырке проволоку с меткой…

Много раз Саша видел гравюру, но не замечал этих подробностей. Профессор смотрел на Петю с удивлением, как будто тот и в самом деле открыл что-то новое. Впрочем, смотреть-то он смотрел, но как только Петя замолчал, сразу накинулся на него так, что Саше даже стало жалко друга:

— Ничего подобного, молодой человек! Ничего подобного! Рядом с Петром стоит бочка… да, но в ней вино. А в руках у Петра черпак, и он оделяет строителей чаркой из царских рук. Слыхали вы о таком способе поощрения? В старые времена он был обычным.

Профессор, довольный тем, что срезал Петю, откинулся на спинку стула.

— Ну, уж это никак не черпак… — растерянно пробормотал Петя.

— Согласен, может быть и не черпак. Тогда это бутылка вина. В те времена был такой обычай — судно перед спуском на воду «крестили», то-есть ему давали имя, и в честь этого разбивали о борт корабля бутылку вина. Вот вам и разгадка того предмета, который держит ваш Петр!

И профессор, пройдя к одной из книжных полок, достал огромную книгу, на обложке которой было написано: «История кораблей». Он сразу же раскрыл книгу на нужной странице и прочел:

— «Фрегат же спускали на воду двадцать девятого сего майя, и при спуске присутствовал сам флота шаутбе- нахт Петр Головин, коий и окстил судно «Престидижен- ция». По какому поводу о борт было разбито столько бутылок шампанеи, сколько букв было в имени. А светлейший князь Меншиков изволил по сему случаю пошутить, что имена кораблям надо давать краткие, ибо при сем количестве заложенных кораблей никакого погреба не хватит…»

Профессор, дочитав цитату, захлопнул книгу и перевел взгляд на Петю:

— Ну, что вы на это скажете?

Петя был подавлен: наука говорила против него.

— Да, конечно… может быть, это бутылка… — промямлил он.

Саше до того стало жаль приятеля, что он решился спасать его крайними мерами:

— Петя, а не пора ли нам уходить? Мы еще должны сегодня в читальне побывать.

— Успеете в читальню, — возразил профессор. — Посидите у меня. Наш разговор становится таким интересным…

— Нет, нет, мы должны идти, — настаивал Саша.

— Ну, как хотите, неволить не буду.

Петя послушно поднялся с кресла. Прощаясь, профессор сказал:

— Вы, молодые люди, не огорчайтесь. Не беда, что ваше первое открытие не удалось, вы еще сделаете много открытий! Только помните, что они так просто не приходят. Чтобы сделать открытие, надо быть очень настойчивым и очень много работать.