Страница 48 из 49
Ихтиологи успели во время нереста выпустить в озере миллионы щучьих икринок и несколько взрослых, помеченных меткой экспедиции щук. Колхозники подтверждают, что уже в конце 1919 года озеро стало богаче рыбой. Произошло это потому, что молодые щурята уничтожили сорную рыбу. Несколько взрослых щук не могли принести особого вреда. Да и выпущено их было, наверно, немного. Ведь за тридцать лет поймана первая меченая щука.
Год от году условия для развития рыбы в озере всё улучшались. Когда была закончена реконструкция водных путей, озеро пополнилось водой и оказалось открытым для рыб, переселяющихся из других водоемов. Появились судаки, чехонь, сельдь-бешенка. Петя правильно подметил, что рыбы как бы разделили озеро по сферам влияния. Щуки группировались на травянистых плесах, судаки и лещи — на илистых. Правильно рассчитал он и то, что судаки вытеснили щук с основной территории озера.
Уже с 1920 года на озере начался промысловый лов рыбы. Теперь он из года в год увеличивается. И мы можем смело сказать, что пойманная нами щука с метками экспедиции раскрыла перед нами страницу истории о героизме и самоотверженности первых советских ученых- ихтиологов. Труд их не пропал даром!
В клубе было не меньше пятисот человек. И словно ветер прошел по залу, когда все встали с мест, отдавая почесть славным труженикам науки, погибшим на боевом посту. Петя смахнул слезу и, неподвижно стоя, как под знаменем, с гордостью подумал о том, как много ученых отдали науке все, вплоть до жизни. В этот миг он ясно увидел свое будущее. Да, он будет ученым. Он будет трудиться на своем посту так же беззаветно и преданно, как и те безвестные труженики науки, след которых он нашел здесь. А когда он оглядел зал, то увидел на всех лицах такое же выражение гордого восторга за советских людей, какое испытывал и сам.
По дороге из клуба Дмитрий Николаевич о чем-то оживленно разговаривал с Викентием Ивановичем. Дмитрий Николаевич, говоривший всегда властно и спокойно, на этот раз как будто упрашивал профессора.
Леня, подозревавший, что разговор идет о нем, порывался догнать их и сказать что-нибудь в свою защиту, но брат крепко держал его за руку.
— Ой, не отпустит меня Дмитрий Николаевич!.. Ну скажи хоть ты слово! — взмолился он к брату. — Скажи, что я буду хорошо учиться, что я первым учеником стану…
Неизвестно, каких бы еще обещаний он надавал, но в эго время взрослые остановились, и Леня бросился к ним:
— Дмитрий Николаевич, отпустите меня?
— Как же я могу задерживать тебя! Мне хотелось бы, чтобы каждый из моих воспитанников имел такого брата и таких друзей, как ты. — Дмитрий Николаевич положил руку на Ленино плечо и обратился к Викентию Ивановичу: — Позвольте, товарищ профессор, передать вам мою благодарность за участие в судьбе этого мальчика. Я не могу сказать, что он без недостатков, но мне кажется, что его маленькие промахи происходили скорее от живости воображения, нежели от других причин.
Леня так и замер. А ну как Дмитрий Николаевич расскажет профессору о той войне, которую он чуть было не объявил — да что греха таить: уже объявил! — Игнату Перфильевичу! Но директор не упомянул об этом случае, и Леня благодарно взглянул на него. А Викентий Иванович улыбнулся своей мягкой, доброй улыбкой и сказал:
— Мне кажется, что вы, Дмитрий Николаевич, правильно учили и воспитывали своих питомцев. И пусть Леня останется таким же отзывчивым и изобретательным в дальнейшей своей жизни — это поможет ему стать хорошим учеником, а потом хорошим человеком!
Их догнали детдомовцы, и Дмитрий Николаевич отпустил Леню. Ребята окружили его, разглядывая с таким вниманием, будто видели перед собой совсем другого человека.
— Уезжаешь, да? — спрашивал Боря. — Возьми меня с собой!
— Ничего, Борис, ты скоро тоже окончишь школу, вот тогда мы и встретимся.
— Да, скоро, когда я еще во втором классе учусь!
Зато старшеклассники поглядывали на Леню, как на равного. Среди них уже давно было решено, что большинство поедет в то училище, из которого выходят такие славные изобретатели и исследователи, как Саша Голубков и Петя Забавин. А уж там-то они, конечно, встретятся с Леней и, может быть, даже побывают в гостях у профессора.
Так дружной семьей дошли они до здания школы, временно приютившей их. Возможно, они бы еще долго просидели в саду, если бы не гонг, тремя медленными ударами объявивший о том, что день кончился и пора спать.
Утром гости и Леня выехали в Москву.
Глава 29
Заключение книги и начало новой жизни героев
День возвращения всегда бывает суетливым и беспокойным. Но для наших друзей он был особенно трудным.
Едва они вошли в комнату, как вслед за ними ворвалась Лена Орлова:
— Где ваши щуки?.. А это кто? Младший Голубков? Ой, какой он маленький!
У Лены сразу проснулись все ее склонности воспитательницы. Она повела Леню умыться, потом поужинать, как будто только он один хотел ужинать. Впрочем, это было не так уж плохо, по крайней мере она забыла 6 щуках…
А вот Юра Королев и Вася Колышкин никак не хотели понять, что друзья устали с дороги. Они требовали немедленного отчета: сколько рыбы ими выловлено, и какой, и где она, и какие тому есть доказательства… В конце концов Саше и Пете пришлось спасаться бегством. Забрав брата, Саша выскочил на улицу, за ним — Петя, и все направились к Викентию Ивановичу.
Конечно, Викентию Ивановичу было легче — у него-то не было таких любопытных друзей! Профессор как только сбросил с плеч мешок и переменил свои необыкновенные сапоги на домашние туфли, так и заперся в ванной комнате, где v него была фотолаборатория. Ребятам пришлось подождать. Впрочем, они не скучали. Они могли объяснять неугомонному Лене, что перед ним не живые рыбы, а чучела, что книги эти Викентий Иванович все прочитал, и, может, не один раз, что трогать руками тут ничего нельзя. А так как Леня продолжал хватать руками все, что его интересовало, то Саше пришлось ударить его по пальцам указкой. Леня обиделся. Но в это время вошел профессор, неся в руках замечательные фотоснимки.
— Что за шум, а драки нет? — весело спросил Викентий Иванович, выкладывая на стол снимки.
— Была… — сказал Леня, но жаловаться не стал, так как увидел самого себя на первом же снимке.
— Ну как, Леня, нравится тебе у меня? — спросил Викентий Иванович.
— Еще бы!
— Останешься здесь?
— Обязательно!
Викентий Иванович крикнул в соседнюю комнату:
— Маша!
В комнату вошла высокая полная женщина с мягким, добрым лицом. Остановившись у порога, она подперла щеку рукой и спросила певучим волжским говорком:
— Они и есть?
— Они самые, Машенька! — сказал Викентий Иванович. — Нравятся?.
— Как будто хорошие ребятишки…
— Ну вот, прошу любить и жаловать… А это, Леня, моя сестра. Она будет за тобой присматривать, чтобы ты во-время ел, во-время готовил уроки, чистил зубы после еды и мыл ноги перед сном. Только берегись, она у меня строгая!
— Какая же она строгая, — сказал Леня, — когда она гак улыбается!
И все засмеялись, а громче всех тетя Маша.
На столе появился ужин.
Саша и Петя немного позавидовали Лене — уж очень ухаживала за ним тетя Маша! Но потом они вспомнили, что давно уже стали взрослыми, и порадовались за Леню.
Тетя Маша все подкладывала еду на тарелки. Ей, наверно, казалось, что ребята в жизни ничего не ели. Впрочем, гости не огорчили ее и ели сколько могли.
Леня ночевал у Викентия Ивановича. У него уже и глаза склеивались, да и впечатлений было столько, что ему трудно было вместить в себя еще что-нибудь. Едва тетя Маша указала ему место, как он ткнулся головой ’’в подушку.
Саша же с Петей взяли фотографии и ушли.
Они еще час провозились дома — размещали фотографии на стене. А утром, проснувшись под рокот голосов, были вполне вознаграждены за свои хлопоты. У их коек собралось чуть не все общежитие. Ребята рассматривали фотографии. Саша и Петя были на них как живые, а у ног их лежала рыба. Да какая рыба!