Страница 168 из 208
Памятники таежной части Среднего Енисея. Из этого таежного района, расположенного севернее Хакасско-Минусинской котловины, известны находки керамической посуды, украшенной оттисками «шагающей» гребенки. Этот орнамент проник на Енисей во второй половине III тыс. до н. э. из Западной Сибири, незадолго до появления здесь афанасьевской культуры, и затем вошел в афанасьевский и сменивший его окуневский орнаментальные комплексы.
На многослойном поселении Казачка (р. Кан) посуда, украшенная отпечатками гладкого «шагающего» штампа, залегала в IV культурном горизонте (Савельев и др., 1976), для которого получена дата 4580±60 лет назад (ЛЕ-1230), видимо, определяющая начало существования здесь этого керамического комплекса. Посуду «казачинского» типа на основе корреляции ее залегания относительно образцов керамики западно-ангарского и других типов, а также исходя из черт близости ее глазковской посуде, можно относить ко второй половине III тыс. до н. э. В керамический комплекс II слоя Казачки входят, кроме круглодонных, плоскодонные сосуды. Верхняя половина их или верхняя треть орнаментировалась в основном линиями «отступающей» лопаточки, образующими зигзаги и горизонтальные полосы, от которых иногда спускалась на тулово различного вида «бахрома». В одном случае орнамент слагался из вертикально размещенных зигзагов и линий. Кроме того, сосуды украшались пояском ямок или «жемчужин». Прослеживаются следы заглаживания и выколачивания. Керамика II слоя Казачки не имеет прямых аналогий, но общий облик сосудов позволяет относить их к середине и второй половине II тыс. до н. э.
Севернее, в районе Красноярска, известны сосуды круглодонных форм с орнаментом, нанесенным шагающим штампом, относящиеся, видимо, к началу II тыс. до н. э. Археологические комплексы последующих веков II тыс. до н. э., вплоть до распространения сюда элементов карасукской культуры, пока не выявлены. Возможно, к этому времени следует причислить образцы плоскодонной баночной керамики, украшенной гребенчатыми узорами и шагающим штампом и вызывающей явные западносибирские и даже уральские ассоциации. Находка на Усть-Собакинской стоянке литейной формы кельта сейминского типа доказывает местное изготовление таких орудий.
Бронзовый век лесной полосы Восточной Сибири, будучи обязан своим развитием влиянию южных культур II — начала I тыс. до н. э., не смог достичь сколько-нибудь высокого расцвета. Несмотря на существование у восточносибирских таежных групп собственного бронзолитейного производства, последнее не подавило изготовление орудий из других видов сырья и не определило в должной мере социально-экономический колорит эпохи. Это во многом объясняется отсутствием производящего хозяйства, которое могло бы высвободить для специализированного производства мастеров-бронзолитейщиков и создать необходимый по размерам рынок. Охотники и рыболовы восточносибирской тайги и тундры вынуждены были в основном довольствоваться получением готовых бронзовых изделий от южных соседей. Поэтому здесь нет возможности выделить развитой период бронзового века. Однако исторические процессы, обусловленные этническими передвижениями и контактами, позволяют наметить два периода в развитии восточносибирских культур бронзового века: ранний, в общем синхронный культурам турбинско-сейминской эпохи (XVI–XIII вв. до н. э.), и заключительный, совпадающий со временем распространения бронзовых изделий карасукского облика (XII–VII вв. до н. э.).
Шиверско-карасукское время на юге Восточной Сибири. В XIII–XII вв. до н. э. в степях и полупустынях между Алтаем и Хинганом складываются близкие по культуре объединения скотоводов. Их принято относить к единой культурной общности — карасукской, поскольку в нее входила и наиболее изученная в настоящее время карасукская культура Южной Сибири. Карасукская культура была центром, откуда в таежные районы (Восточной Сибири стали проникать и на их основе изготовляться специфические по форме и орнаментации бронзовые изделия. Другой такой центр сложился в Южном Забайкалье. Правда, предметы карасукских форм известны здесь главным образом из случайных сборов, вне комплексов. Найдены они также в очень небольшом числе при раскопках ранних плиточных могил, расположенных в основном в степных местах Забайкалья.
Население, оставившее плиточные могилы, сыграло существенную роль в развитии культуры аборигенов Прибайкалья, Забайкалья и Якутии. Это влияние проявилось, в частности, в том, что в обиходе таежного восточносибирского населения оказались изделия, либо прямо полученные от степных скотоводов, либо сделанные по подобию южных образцов (рис. 134). Так, среди бронзовых изделий, поступивших в местные музеи из степного Прибайкалья, выделяются вещи карасукского облика, в том числе кинжал из Боханского аймака с шиповидным перекрестием и грибообразным навершием на выемчатом с двумя мостиковидными перемычками эфесе. В 1936 г. в с. Куда вместе с маленьким нефритовым топориком найден изогнутый бронзовый нож с кольцевым навершием; рукоять его украшена выпуклыми линиями поясков и зигзагов (рис. 134, 1). Похожий нож с навершием в виде кольцевого расширения происходит из окрестностей улуса Нуры на острове Ольхой. Небольшой нож с кольцевым навершием известен из сборов А.М. Станиловского 1905 г. в окрестностях пос. Байкальский. В 1963 г. Л.П. Хлобыстин нашел в долине р. Баргузин обломок ножа с двукольцевым навершием.
Примечательно, что все перечисленные вещи относятся не к ранней поре существования карасукской общности, а к ее поздней стадии — примерно к X–VIII вв. до н. э. Этим временем следует датировать знаменитый вилюйский меч, поднятый со дна оз. Сильгумджа в Якутии (рис. 134, 6). По форме он подобен карасукским выемчато-эфесовым кинжалам с грибовидным навершием, во отличается большим размером (длина его 72 см). Рукоять, как и у некоторых карасукских кинжалов, имеет орнамент, имитирующий обмотку. Меч отлит из бронзы с высоким содержанием олова и покрыт полудой. Выделяются своими размерами и якутские наконечники копий. Известно три экземпляра. Один найден при впадении в Алдан р. Ноторы, два других — в устье р. Мархи (рис. 134, 3, 4). Один из мархинских наконечников сломан, длина второго 61 см. Обращает на себя внимание большая длина втулок, почти равная длине пера. Втулки украшает углубленный орнамент: два линейных пояска и ряд треугольников. Наконечник с р. Ноторы изготовлен из мышьяковисто-оловявистой бронзы, мархивские отлиты из мышьяковистой бронзы, и имеют сходный химический состав: As — 4,5 %, Sn — 0,01-0,06 %, Pb — 0,12-0,19 % (Лескова, Федосеева, 1975). У мархинских изделий литейные швы остались незаглаженными, что может служить свидетельством их местного производства.
На западном берегу Байкала в окрестностях пос. Байкальского найден кельт (рис. 134, 12), который своей вытянутой формой, выступающими между гранями ребрами-крыльями, овальной втулкой напоминает кельты самусьско-сейминского типа, особенно томско-нарымские образцы (Кижирово, Тенга). С последними его сближает расширяющийся раструб втулки, орнамент в виде горошин и выступы для привязывания, напоминающие ложные ушки. Близок он и находкам с бронзолитейной мастерской Абылаах I на востоке Таймыра. Указанные аналогии позволяют датировать байкальский кельт последними веками II тыс. до н. э., т. е. временем более ранним, чем кельты из с. Ладейское и погребения на Ладейском поле, типологически более близкие четырехгранным кельтам. С ладейскими сходен другой байкальский кельт, обнаруженный П.П. Хороших при раскопках стоянки Березовый Мыс близ пос. Листвинничного (рис. 134, 11); время его изготовления по-видимому, X–IX вв. до н. э.
Разрабатывая периодизацию древних культур Прибайкалья, А.П. Окладников наметил особую стадию в их развитии, следующую за глазковской; он датировал ее на основе карасукских аналогий около 1300-900 гг. до н. э. (Окладников, 1950а). Этот этап получил название «шиверский» по могильнику, исследованному на р. Ангаре около д. Шивера.