Страница 148 из 208
Поселения в большинстве своем имели достаточно мощный культурный слой — до 60-100 см и более, что свидетельствует об оседлом образе жизни. При раскопках этих озерных памятников найдено много разнотипных глиняных грузил для сетей, датируемых в основном энеолитической эпохой (рис. 92). На некоторых поселениях (Байрык VI, Шапкуль VI) обнаружены глубокие ямы, доверху заполненные плотным слоем рыбьей чешуи, жаберных крышек и других ихтиологических остатков.
Видимо, оседлость и очень большая плотность населения в этих местах в то время были обусловлены высокой рыболовческой производительностью местных озер. По палеогеографическим данным площадь нижнетобольских озер в конце неолита была больше, чем в бронзовом веке, протоки многочисленнее, а степень проточности выше, что говорит о хороших возможностях для рыболовства.
Древнее нижнетобольское население знало и активно использовало все известные в западносибирской этнографии способы ловли рыбы: охоту на нее при помощи костяных стрел, гарпунов и острог, ловлю крючковой снастью, добычу сетями и ловушками типа вентерей (Косарев, 1984, рис. 16–18), но особенно широко применялось запорное рыболовство. Правда, остатки запорных сооружений в Нижнем Притоболье пока не найдены, но само расположение поселений в местах, удобных для запорного рыболовства — у озерных заливов, на протоках, при устье впадающих в озеро речек, на истоках и т. д. — с несомненностью говорит об их существовании. В.Н. Чернецов считал возможным трактовать как изображения рыболовческих запоров некоторые древние наскальные рисунки Зауралья и отдельные виды орнамента на энеолитической посуде Нижнего Притоболья (Чернецов, 1971, рис. 50).
Среди других промыслов следует назвать (помимо собирательства, которым в той или иной мере занимались все сибирские народы — древние и современные) охоту на водоплавающую дичь (летом) и на лесных копытных — прежде всего лося и сибирскую косулю. Однако специфика хозяйственно-бытового уклада населения, оставившего памятники липчинского, байрыкского и андреевского типов (приуроченность поселений к местам, удобным для запорного рыболовства, оседлость, большая плотность населения), определялась не охотой, а рыболовством — наиболее постоянным и стабильным по добычливости видом промысла. В этом смысле нижнетобольское население переходного времени от неолита к бронзовому веку мы вправе квалифицировать как оседлых рыболовов.
Есть некоторые данные, позволяющие предполагать, что озерное население Нижнего Притоболья еще до начала бронзового века могло быть знакомо с земледелием. На торфяниковых стоянках свердловско-тагильской части этого региона найдено довольно много костяных и особенно деревянных мотыгообразных орудий (Косарев, 1984, рис. 19), которые археологи относят в основном к позднему неолиту, энеолиту и ранней бронзе и склонны считать земледельческими (Дмитриев, 1951а, с. 20–21; Раушенбах, 1956, с. 125). Оценивая возможность столь раннего появления в Нижнем Притоболье элементов производящей экономики, сошлемся на доказательное высказывание Л.Р. Бинфорда, что поиски ранних форм производящего хозяйства должны быть направлены в те места, где археологически наблюдается крупный сдвиг в плотности населения и где имеются условия для оседлости, обеспеченные, как правило, налит чием стабильного рыболовческого продукта (Bindford, 1970, р. 332).
Исследователи, занимавшиеся изучением памятников Свердловско-Тагильского региона, Нижнего и Среднего Притоболья, пришли к выводу, что в бронзовом веке шло интенсивное усыхание местных озер (Раушенбах, 1956, с. 121; Кипарисова, 1960; Косарев, Потемкина, 1975, с. 173–174; Старков, Хотинский и др., 1979, с. 200). Засушливость климата в этот период привела к понижению уровня воды в озерах, заболачиванию проток, обеднению ихтиофауны. Сокращение естественного продукта, связанное с упадком рыболовства, заставило нижнетобольское население искать новые хозяйственные возможности. Эти поиски должны были идти по пути развития тех отраслей, которые в условиях изменившейся географической среды являлись наиболее перспективными. В сложившейся обстановке население Нижнего Притоболья с готовностью воспринимает образ жизни начавших проникать сюда в это время андроновцев и родственных им групп, которые вели скотоводческо-земледельческое хозяйство и предпочитали селиться у широких речных пойм.
Возвращаясь к рубежу каменного и бронзового веков, когда нижнетобольские озера были заселены многочисленными группами оседлых рыболовов, отметим, что, к сожалению, на сегодняшний день мы не располагаем объективными критериями, которые позволили бы вычислить хотя бы примерную плотность населения в этом озерном крае в рассматриваемый период. Тем не менее, необыкновенная густота поселений (на одном Андреевском озере близ Тюмени открыто к настоящему моменту около 100 поселений переходного времени от неолита к бронзовому веку) позволяет с достаточной уверенностью предполагать, что на озерах, подобных Андреевскому, могло существовать одновременно по нескольку рыболовческих поселков.
Если это так, то в разных местах Нижнего Притоболья должны были возникнуть авторитетные общественные органы, обязанностью которых было регулировать отношения между жителями соседних поселений, наблюдать за правилами пользования рыболовческими угодьями, устанавливать места и сроки функционирования запоров (тем более, что от этого нередко зависела рыболовческая производительность соседних проточных озер) и т. д. Одной из важных функций местной общественной власти было руководство работами по расчистке проток. Любопытно, что тобольские татары, в хозяйстве которых рыболовство играло немаловажную роль, до недавнего времени проделывали в этом отношении титаническую работу. Они не только регулярно расчищали озерные протоки, но и с целью повышения продуктивности местных рыболовческих угодий копали иногда специальные каналы, соединявшие непроточные озера с проточными или с реками бассейна Тобола, т. е. создавали искусственные протоки. Остатки таких старых «перекопов» встречались нам, например, в бассейне р. Иски Нижне-Тавдинского района Тюменской обл.
Обращает на себя внимание следующее весьма любопытное обстоятельство. Несмотря на, казалось бы, абсолютное несходство оседло-рыболовческого и примитивно-земледельческого укладов, между ними наблюдается ряд сопоставимых признаков: 1) если у населения с производящей экономикой оседлость обеспечивается земледелием, то у групп с присваивающим хозяйством оседлость всегда связана с рыболовством; 2) и земледелие, и оседлое рыболовство требуют большой затраты труда на малую площадь угодий; 3) и земледелие, и оседлое рыболовство позволяют получать довольно обильный пищевой продукт со сравнительно небольшой площади угодий; 4) и земледелие, и рыболовство (земледелие, конечно, в большей степени) способны обеспечить высокую плотность населения; 5) материнский род, по наблюдениям Д.П. Мэрдока, Д.Ф. Аберле и др., характерен в первую очередь для обществ, занимающихся примитивным мотыжным земледелием и оседлым рыболовством (Murdock, 1957; Aberle, 1961).
Исследователи считают, что оседлый рыболовческий быт позволяет достигать высокого уровня культуры. Так, оседло-рыболовческое население низовьев Амура еще в неолите освоило земледелие и животноводство и очень рано овладело тайнами железоделательного производства. По этнографическим данным, приведенным в зарубежной литературе, оседлые рыболовы Южной Флориды сумели разработать политическую систему типа государства, а культура оседлых рыболовов Нигера и Конго «не уступала по сложности культурам соседей-земледельцев» (Murdock, 1968, р. 15).
Все это дает основание предполагать, что у оседло-рыболовческих групп Нижнего Притоболья в переходное время от неолита к бронзовому веку могла сложиться достаточно развитая социальная структура — возможно на уровне южных обществ, существовавших за счет примитивного мотыжного земледелия.
Вместе с тем нельзя считать, что рыболовство и связанная с ним оседлость были непременной гарантией более быстрого социально-экономического развития. Потенциальные возможности оседло-рыболовческого уклада были способны проявиться лишь при определенных исторических обстоятельствах и в определенных экологических условиях. На севере тайги, и тем более в тундровой зоне, где географическая среда не благоприятствовала пастушеско-земледельческим занятиям, оседлое рыболовство само по себе не могло явиться предпосылкой для перехода к более передовым формам хозяйства. Оседло-рыболовческий уклад был в состоянии в полной мере сыграть свою положительную роль лишь в тех районах, где экологические (и исторические) условия не только заставляли искать новые возможности социально-экономического развития, но и способствовали успеху этих поисков.