Три жизни

Анна никогда не была его постоянной покупательницей. Она всегда жила в другой части города, но еще ни разу не случалось так, чтобы, отправившись в свой обычный хлебный тур, он не заехал к ней и не вручил ей собственными руками каравай праздничного хлеба.

Сводный брат Анне, в общем, нравился. Знала она его не близко, потому что он вообще говорил редко, а тем более с женщинами, но ей он казался человеком честным, порядочным и добрым, и никогда не пытался лезть в Аннины дела. А еще Анне нравились большие буханки ситного хлеба с изюмом, потому что они вместе со второй служанкой могли подолгу им питаться, особенно летом, и не покупать все время хлеб на деньги, выделенные на хозяйские расходы.

Но и тут у нашей Анны тоже не все было просто, поскольку у сводного брата была еще и семья.

Семья Анниного сводного брата состояла из него самого, его жены и двух дочерей.

Братнина жена Анне никогда не нравилась.

Младшую дочку назвали в честь тетки, Анной.

Братнина жена Анне никогда не нравилась. К Анне эта женщина всегда относилась очень по-доброму, никогда не вмешивалась в ее дела, всегда была рада ее видеть, и само радушие, но в глазах Анны она доброго слова никак не заслуживала.

К племянницам Анна тоже по-настоящему так и не привязалась. Им она вообще никогда ни за что не выговаривала и не бранила их для их же пользы. Анна никогда ничего не осуждала и не вмешивалась в то, как у ее сводного брата ведется дом.

Миссис Федернер была хорошенькая зажиточная женщина; может быть, в душе она и была немного грубоватая и холодная, но выглядеть всегда старалась любезной, доброй и милой. Дочери у нее были вышколенные, тихие, послушные и хорошо одетые девочки, и все же Анна не любила ни их самих, ни их мать, ни вообще ничего, что с ними было связано.

Именно у них в доме Анна познакомилась со своей подругой, вдовой миссис Лентман.

Федернеры вроде бы никогда ничего странного не находили в Анне, в ее привязанности к подруге и в том, как она заботится о ней и о ее детях. Миссис Лентман, и Анна, и ее чувства были слишком серьезной темой, чтобы по-настоящему на нее замахиваться. Но и голова, и язык у миссис Федернер были устроены таким образом, чтобы чернить все на свете. Не беспросветно черно, конечно же, а так, что потом все на свете кажется тебе противным, и как будто грязными руками залапали. Она бы, пожалуй, даже на лице у Всевышнего углядела прыщики и неприятное выражение глаз, а уж общим знакомым от нее доставалось регулярно, хотя ни в чьи дела она старалась особо не вмешиваться.

Особенно миссис Федернер старалась не вмешиваться во все, что касалось миссис Лентман, но вот та дружба, которую Анна водила с Дрейтенами, была совсем другое дело.

С чего это миссис Дрейтен, простая и ничем не примечательная женщина из простонародья, жена человека, который работает на другого человека, на хозяина пивоварни, да при этом еще и выпивает и совсем не похож на порядочного бережливого немца, почему эта самая миссис Дрейтен и ее нелепые уродки-дочери должны то и дело получать подарки от сестры ее мужа, а муж ее к Анне со всей душой, и дочку вот даже назвали в ее честь, а эти Дрейтены ей никто, и все равно из них ничего путного никогда не выйдет? С Анниной стороны было неправильно так поступать.

Миссис Федернер прекрасно понимала, что прямо говорить такие вещи упрямой и вспыльчивой братниной сестре не стоит, однако же не упускала случая дать Анне почувствовать и понять, что они все по этому поводу думают.

Чернить Дрейтенов было несложно: какие они, дескать, бедные, и отец-то у них пьет, и эти четверо олухов, которые только знают, что шляться и бездельничать, и нелепые уродки-дочери, которые одеваются не без Анниной помощи, и вечно расфуфырятся как бог знает что, и еще их бедная, слабая, работящая, болезненная мать, которую нет ничто унизить и оскорбить, если только вздыхать почаще и попрезрительней, какая она, дескать, несчастная.

Анна ничего не могла поделать с этими нападками, которыми неизменно заканчивался любой монолог миссис Федернер:

— А ты, Анна, в них просто души не чаешь. Не понимаю, как они вообще сводили бы концы с концами, если бы ты им все время не помогала, но ты же у нас такая добрая, Анна, и сердце у тебя такое мягкое, совсем как у брата твоего, и ты готова любому отдать все, что у тебя есть, тут же, как только он тебя об этом попросит, и, честное слово, я бы на их месте постеснялась у тебя все это брать, ведь они тебе даже не родственники. Бедняжка миссис Дрейтен, она, конечно, женщина славная. Как мне ее жалко, как ей, наверное, трудно все время одалживаться у чужих людей, да еще чтобы муж потом все это спускал на выпивку. Вот только вчера мы разговаривали с миссис Лентман, и я ей, Анна, так и сказала: никого еще в жизни мне не было так жалко, как несчастную миссис Дрейтен, и какая же ты, Анна, добрая, что все время им помогаешь.

А речь, собственно, велась к тому, что через месяц у Анниной крестной будет день рождения и неплохо было бы подарить ей золотые часики и цепочку, и еще — новый шелковый зонтик для ее старшей сестры. Бедная Анна, она их терпеть не могла, этих своих родственников, но это была единственная родня, которая у нее вообще осталась.

Миссис Лентман никогда не принимала участия в такого рода нападках. Миссис Лентман была, конечно, женщина рассеянная и беспечная, но она никогда не пыталась достичь своей цели подобными средствами, и, к тому же, она была слишком уверена в Анне, чтобы ревновать ее к подругам.

Все это время Анна жила в доме у доктора Шонъена и была совершенно счастлива. Каждый день проходил у нее в бесконечных хлопотах. Она готовила еду, экономила деньги, шила, терла и ворчала. И каждый вечер для нее наступала счастливая пора, когда она воочию видела, как ее доктор радуется всем тем вещам, которые она так дешево купила и так вкусно для него сготовила. А потом он слушал ее истории о том, что сегодня случилось, и хохотал во все горло.

Доктору такая жизнь тоже нравилась все сильнее, и несколько раз за эти пять лет он по собственной воле поднимал Анне плату.

Анна была вполне довольна тем, что у нее есть, и благодарна за все, что доктор для нее делал.

Вот так Анна и жила, то служила, то раздавала подарки, и в обеих половинках ее жизни были свои радости и горести.

Маленький приемыш не положил конец Анниной дружбе со вдовой миссис Лентман. Ни добрая Анна, ни бесшабашная миссис Лентман ни за что не предали бы этой дружбы, без крайней на то необходимости.

Миссис Лентман была любовью всей Анниной жизни. И ей самой, как женщине, и всей ее манере поведения было свойственно некое волшебное очарование, которое очень нравилось другим женщинам. А еще она, конечно, была очень щедрая, и добрая, и честная, хотя вела себя иной раз совершенно безрассудно. А еще она во всем доверяла Анне и любила ее сильнее, чем всех прочих своих подруг, и Анна всегда это чувствовала.

Нет-нет, Анна никак не могла отказаться от дружбы с миссис Лентман, и в скором времени она стала бывать у нее даже чаще, чем прежде, поскольку Джулию нужно было научить, как правильно ухаживать за маленьким Джонни.

А еще у миссис Лентман в голове завелись новые идеи, очень важные для нее, и Анне приходилось выслушивать все ее прожекты и помогать миссис Лентман претворять их в жизнь.

Больше всего миссис Лентман нравилось заботиться о совсем молоденьких девушках, которые попали в беду. Таких она брала к себе в дом и тайком помогала им до тех пор, пока они не будут в состоянии невиннейшим образом вернуться домой или обратно на работу, а потом мало-помалу расплатиться с ней за ее хлопоты.

И в этом Анна всегда помогала своей подруге, потому что она, как и всякая другая добрая женщина из честной и бедной семьи, понимала, что если девушка попала в беду, то никак нельзя ей не помочь, не тем девушкам, конечно, которые пошли по скользкой дорожке, таких она презирала и ненавидела от всей души, и не жалела для них острого словца, но честных, порядочных, добрых, работящих глупышек, которые просто попали в беду.