Париж Франция

В Париже побывала миссис Линдберг[6] и у нас был разговор. Конечно в Америке она страдала все они страдали от известности. В Англии на них никто не обращал внимания но Линдберги понимали что Англия про них знает. Французы при встрече окружают вас вниманием а потом предоставляют самому себе ибо никто не помнит между двумя встречами что вы еще во Франции.

Когда Фаня Маринофф приехала в Париж она стала перечислять имена: с такими-то и такими-то она хочет познакомиться. Очень жаль ответила я но я их не знаю. Но ты же знаешь кто они, о да, сказала я, правда довольно смутно. Тогда она мне назвала других. Кое-кого я знала остальных нет. Ей это было непонятно. В Нью-Йорке, заявила она, раз я знаю тебя, я все равно что знаю их. Да-да, в Нью-Йорке, согласилась я, но не в Париже. Можно не знать парижских знаменитостей и не считать себя безвестным, ибо в Париже никто не знает тех с кем вы не познакомились.

Почти по всем а может и по всем этим причинам Париж был местом где пребывало двадцатое столетие.

Немаловажно было и то что в Париже создается мода. О да порой казалось что в Барселоне или в Нью-Йорке одеваются лучше но нет это не так.

Так повелось что мода создается в Париже, а в переломные моменты когда все меняется мода всегда очень важна, потому что благодаря ей вздымается вверх спускается вниз носится вокруг нечто особенное ни с чем больше не связанное.

Мода реальная часть абстракции. Это единственное что не связано с абстракцией прагматически, поэтому вполне естественно в 1900 году все съехались в Париж где всегда создается мода. Они искали почву для традиции для веры в неизменную природу мужчин женщин и детей и в то что наука хоть и интересна но не имеет влияния на жизнь и что демократия конечно существует но правительство если только оно не слишком усердствует с налогами и не заставляет вас проигрывать войну решительно ничего не значит. Вот в чем все хотели убедиться в 1900 году.

Непонятно как это происходит в литературе и искусстве, мода ведь и его часть. Два года тому назад все только и говорили что Франция в упадке становится второразрядным государством и так далее и тому подобное. А я говорила не думаю потому что за все последние годы с начала войны шляпки еще никогда не отличались таким разнообразием прелестью и французским изяществом как сейчас. И выставляют их не только в дорогих магазинах а повсюду в любой мастерской где есть хорошая мастерица есть и прелестные французские шляпки.

Я не верю что национальное искусство и литература могут дышать силой и свежестью а сама страна переживать упадок не верю. Чтобы судить о состоянии страны нет более надежной лакмусовой бумажки чем произведения ее национального искусства что никак не связано с ее материальным статусом. И потому если шляпки в Париже прелестны изящны по-французски и продаются на каждом шагу значит во Франции все идет как положено.

Поэтому вполне естественно что тем из нас кому предстояло создавать литературу и искусство двадцатого столетия нужен был Париж. По очень многим причинам. Здесь так легко меняют профессию, тут очень консервативны очень традиционны но очень легко меняют профессию. Можно сначала быть пекарем затем агентом по недвижимости затем банкиром и все это проделывает один и тот же человек за какие-нибудь десять лет и затем удаляется на покой.

Забавно также что для любого дела всегда требуется примерно семь человек: построить целиком дорогу врыть три телеграфных столба открыть ярмарку или повалить дерево. Всегда и во всех случаях нужно семь человек и семеро или около того участвуют в любой работе, два-три нужны чтобы поговорить два-три чтобы посмотреть и один-два чтобы сделать дело, каким бы оно ни было всегда требуется примерно одинаковое число работников. Что ж это было очень важно ибо в свою очередь возводило нереальность в принцип совершенно необходимый для всех кому предстояло создавать двадцатое столетие. Девятнадцатому точно было известно что делать с каждым человеком двадцатому поневоле не дано было этого знать поэтому Париж и стал самым подходящим местом.

И потом это их отношение к мертвым, такое дружеское просто очень дружеское и при том что неотвратимое не вызывает горя и при том что не вызывает потрясения. Во Франции нет разницы между жизнью и смертью и поэтому она должна была стать почвой для двадцатого столетия.

Но конечно именно иностранцы создавали ее тут во Франции ведь поскольку все эти особенности французские Франция поневоле превращала их в традицию а то что стало традицией не может служить почвой для двадцатого столетия.

Иностранцев всегда и везде много но больше всего во Франции.

Как-то раз мы шли с Джералдом Бернерсом и он сказал хорошо бы собрать все ложные сентенции получилась бы хорошая книга.

Мы перебрали их великое множество и среди них такие: чем ближе знаешь человека тем лучше видишь его недостатки и трудно быть героем для своего лакея. И пришли к выводу что уж наверное в девяноста случаях из ста дело обстоит как раз наоборот.

Неверно что чем ближе знаешь что-нибудь или кого-нибудь тем лучше видишь недостатки. Напротив чем ближе знаешь то или иное место тем оно краше и неповторимей. Возьмем к примеру ваш жилой квартал, как там чудесно, это редкое прекрасное место и уезжать из него тяжело.

Помню я как-то слышала разговор на парижской улице кончился он как раз тем что делать нечего придется уезжать. Вот оно и случилось, ничего другого не остается придется покинуть лучшее место в мире. Лучшее потому что оно то где они изо дня в день жили.

Такими казались все парижские кварталы, у всех у нас были свои кварталы и уж конечно если мы оттуда уезжали а потом снова возвращались они и впрямь казались нам унылыми и совсем непохожими на те чудесные места где мы живем сейчас. Поэтому неверно что чем ближе знаешь что-нибудь тем лучше видишь недостатки.

А теперь о том что нельзя быть героем для своего лакея. Но кто еще так радуется вашей славе как ваша прислуга, конечно ваша французская прислуга очень рада можете в этом не сомневаться и вся бывшая нынешняя и будущая прислуга очень очень этому рада.

А теперь о том какие кварталы Парижа были лучшими и когда это было.

Между 1900 и 1930 годом Париж сильно изменился. Я часто слышала что Америка очень изменилась но она изменилась не так сильно как Париж за те годы когда он стал Парижем каким мы его знаем, к тому же люди уже не помнят каким он был раньше даже не помнят какой он сейчас.

В те годы никто из нас не жил в старых районах Парижа. Мы жили на улице Флерюс в обыкновенном столетнем квартале, очень многие из нас жили вблизи него и бульвара Распай который еще не был тогда проложен а когда его проложили все крысы и мыши поселились под нашим домом и нам пришлось вызывать парижскую санитарную службу чтобы они приехали и избавили нас от грызунов, интересно существует ли такая сейчас, все это исчезло вместе с лошадьми и гигантскими фургонами в которых обычно приезжали чистить канализационные трубы в домах где еще не было новой системы канализации, теперь ее провели даже в самые старые дома. Во Франции хорошо то что здесь ко всему приспосабливаются медленно, меняются целиком и полностью но все время думают что они такие же как раньше.

В наши дни маленький провинциальный городок Белле целое лето употребляет в пищу ягоды винограда, его жители пришли к выводу что ягоды винограда это необходимая роскошь.

Наша старая служанка Элен которая работала у нас еще задолго до войны, выучилась от нас что детей следует воспитывать иначе в более здоровом духе и так она и делала но все равно однажды я слышала как она говорит своему шестилетнему сыну, ты хороший маленький мальчик, и он ей отвечает да maman, когда ты вырастешь ты будешь любить свою маму, да maman, и дальше она говорит, а потом когда ты вырастешь ты уйдешь от меня к другой женщине правда, да, maman, отвечает он.

Я всегда вспоминаю также что когда затонул Титаник и все были так растроганы героическим спасением женщин и детей, Элен сказала, не вижу тут ничего хорошего, что проку от женщин и детей когда нет мужчин, как они будут жить, было бы намного больше проку, сказала Элен, если бы многие утонули бы себе а хоть какие-то семьи спасли целиком, намного больше было бы проку, сказала Элен.

6

Жена американского летчика Чарльза Линдберга (1902–1974); в 1927 г. он совершил первый беспосадочный полет через Атлантический океан.