Шрам

— Сколько их? Они ранены? Откуда они и по какой причине напали? Где сейчас их содержишь? — засыпал я Матея вопросами.

— Трое душегубов и предатель Гахарит. Никто не ранен. Так, помяли маленько. Держу в подвале малой казармы связанными и с заткнутыми ртами. А кто они и по какой причине напали, я пока не знаю. Я думал, надо сначала Вам доложить, — заволновался мой десятник.

— И правильно сделал, — успокоил я Матея. — Молодец! Хорошая работа. Пойдем, покажешь мне их.

Я с опаской привстал с кровати, но, похоже, зря беспокоился, нога болела несильно. Оделся, взял палочку и пошел к малой казарме. С каждым шагом я шел все уверенней, а, проходя по двору, уже не опирался на палку, а размахивал ей как денди под коксом. Нога болела, конечно, я прихрамывал, но наступал на нее уверенно и лишь немного хромал.

В казарме были все мои воины, в настоящий момент не задействованные на службе. Там же сидели и все три инструкторы. Когда я вошел, бойцы вскочили с лавок и поклонились. М-да, не нравится мне, что воины, здесь, на Этерре, кланяются и сдергивают головные уборы, приветствуя начальника или дворянина. Надо это менять.

— Слушаем меня внимательно, — обратился я к бойцам. — Вы находитесь у меня на военной службе. И на этой службе вы рискуете жизнью и здоровьем. Поэтому, лично для меня вы стоите выше любого другого простолюдина, будь-то крестьянин, рыбак, охотник, скотовод, ремесленник или торговец.

— Устанавливаю, что с этого дня, встречая меня, или когда я к вам обращаюсь, вы не кланяетесь и не снимаете головной убор. Воинское приветствие будет выглядеть так: принимаете строевую стойку и прикладываете кулак правой руки к сердцу, — я продемонстрировал воинское приветствие изумленным бойцам.

— Ларош!!! — взревели бойцы.

— Матей, инструкторы, потренируете бойцов, чтобы уже завтра они выполняли приветствие в точности так, как я показал, — озадачил я свой младший командный состав. — А теперь, показывайте мне наших пленников.

Зайдя в подвал, я увидел четырех связанных, избитых, ничем не примечательных мужиков с кляпами во рту. Они злобно зыркали на меня из-под насупленных бровей.

— Ути, как мы бровками играем и глазками сверкаем, — я задумчиво потер подбородок. — Вам бы ссаться от ужаса, а вы глазки пучите, как будто две десятицы в отхожее место не ходили.

— Матей, — я обернулся к десятнику. — Мне надо знать, кто их послал. Вообще, все, что они знают. Справишься?

— Сделаем, господин.

— Только сделай так, чтобы они после твоих вопросов могли двигаться, видеть, разговаривать и слышать.

— Сделаем, — подтвердил Матей.

— А чтобы ты точно меня понял, — я придвинулся ближе к своему десятнику и тихо, но так, чтобы на самом деле меня все услышали, произнес. — Я поясню. Глаза — хватит одного, рука нужна — только правая. Чтобы слышать, уши не нужны. Красивыми им быть не обязательно, да и писюны им уже не понадобятся. Но это, если они упорствовать начнут. А если будут с тобой откровенны и ты будешь уверен в их искренности, то пытать их — необязательно. После твоего доклада я приму по ним решение.

Десятник внимательно выслушал меня, на мгновение задумался, посмотрев на пленников, затем выпрямился, встав по стойке смирно и утвердительно мне кивнул.

У меня же, как всегда, была куча дел. Я вернулся в дом, сказал Джеймсу, чтобы вызвал ко мне в кабинет голубятника, кузнеца и гончара, а сам сел писать записку Алоизу. Задача не простая, так как письма, отправляемые голубиной почтой, должны быть маленькими. Чем меньше — тем лучше.

Ничего, справился. Сообщил Алоизу, что готов показать и передать ему образцы товара на ознакомление и продажу. Через пару десятиц пригласил его в Оряхово и объяснил, что если он хочет ускорить производство, то надо привезти работников, наемников, материалы и деньги. Рассказал, какие именно специалисты нужны и какие лучше привезти материалы.

На первый раз лично проконтролировал, как голубятник отправляет письмо. Пацан справился. Он аккуратно привязал к лапке голубя мою писульку и выпустил его. Крылатый почтальон сделал круг над моим домом и, определившись с направлением, рванул на юго-восток.

Поднявшись в кабинет, я принял прибывших по вызову гончара и кузнеца. Сначала объяснил гончару, как делаются чернильницы-непроливайки, и уговорился с ним, что он поставит одного из учеников на это дело. Мне хочется к приезду Алоиза показать ему и эту, весьма удобную, письменную принадлежность.

Конечно, по сравнению с алкоголем, непроливайки не принесут большого дохода. Но, курочка по зернышку клюет. Да и почему не сделать, если могу? Настоятельно попросил его максимально увеличить производство винных кувшинов и бутылок. И на все изделия ставить клеймо, когда оно будет готово.

Потом поработал с кузнецом. Договорились с ним на производство нескольких поддонов для выпаривания кленового сока, а также на изготовление моего клейма в нескольких экземплярах. Решили по цене, чтобы и он доволен был, и я без штанов не остался. Прервал нас только стук в дверь.

— Войдите! — разрешил я, понимая, что по пустякам меня бы во время работы не побеспокоили.

В кабинет вошел мой десятник. Отдав мне новое приветствие, что я с удовольствием отметил, он вопросительно уставился на кузнеца, как бы спрашивая, можно ли при нем говорить.

— Докладывай! — велел я ему.

— Господин, нападавшие — из Кравоса!

Глава 18

Глава 18. Возмездие (524 круг Н.Э., студень).

Я стоял на центральной площади села, как раз напротив ворот моего двора. Там, где три дня назад меня пытались прикончить. Правая рука легко касалась рукояти вакидзаси, левая слегка придерживала ножны меча. Из оружия у меня был только короткий меч и кинжал.

На площади, наверное, собрались все жители села, а детвора оккупировала еще и заборы, и крыши близлежащих домов. Мои дружинники (буду называть их так, хотя, конечно, делая это — бегу впереди паровоза) образовали посреди площади круг, внутри которого стоял я и один из разбойников, пытавшихся меня убить.

Снаружи этого круга под охраной стояли остальные неудавшиеся убийцы и многочисленные зрители. Было холодно. Нет, на улице для студня стояла неплохая погода, но на мне надеты были лишь штаны, рубашка и пояс с оружием. Кравосцев я вообще приказал выводить с голым торсом, для большей зрелищности, чтобы зрителям раны были лучше видны. Пока же они были прикрыты кусками дерюги.

Когда Матей доложил мне результаты допроса, я призадумался, как же мне дальше поступить. Хотелось нанести ответочку Тодору тер Кравос, очень уж он меня достал. Так, когда-нибудь покушение может и удастся. Но я никак не мог придумать, как это сделать.

Король запрещал усобицы, но даже если я притащу к нему этих уродов, то доказать ничего не смогу. Слово простолюдина против слова аристократа? Даже не смешно. Но сидеть только в защите, это стопроцентно проигрышный вариант. Буду думать, что делать с этим бароном.

А пока мне надо разобраться с «засланцами» и предателем. За то, что они пытались сделать, всем им — смерть, без вариантов. Вопрос в другом, как лучше их казнить? Надо дать людям прочувствовать, чем чревато преступление против меня. Чтобы точно осознали, что к ним приехал не «юноша бледный, со взором горящим», которого по малолетству можно и обмануть, и предать, и даже попытаться убить.

Так-то я, конечно, не похож на домашнего мальчика, но их опасений пока ничем не оправдал. Оряховцы вначале себя «накрутили», особенно после того, что им нарассказали мои наемники. Но дни шли, жителей я не грабил, девок не насиловал, младенцев не ел, вообще никак не сумасбродствовал. А может, все про меня врут?

Подумав, решил кравосцев убить лично. Продемонстрировать оряховцам, что и без охраняющих меня взрослых дяденек я могу разобраться сам. А предателя, как ни крути, необходимо наказать суровее. Он должен стать примером для остальных, потому как и преступление у него более тяжелое.