Беспощадный дикарь

— Мэйзи, что это такое? Я говорил тебе держаться подальше от этого мальчика. Ты стоишь здесь, пока он нападает? Дорогая, посмотри на меня.

Она не смотрит. В моем периферийном зрении она продолжает смотреть на меня, сохраняя молчание, в то время как он становится все более возбужденным.

— Мэйзи! — прорычал Ричард. — Ответь мне, черт возьми. Я был снисходителен с тех пор, как ты ушла из дома, но это, черт возьми, слишком далеко. Ты должна вернуться домой. Твоя мать и я…

— Я просто хочу сказать одну вещь, папа. Артур Джонс.

Ричард вздрагивает при имени человека, который должен был стать начальником полиции, пока Ричард не был поспешно назначен на эту должность. Цвет исчезает с его лица, и оно приобретает тошнотворный оттенок серого. Мэйзи хмыкает, и беззлобная улыбка кривит мои губы.

— Да. Тот, кто должен был занять твою должность прямо сейчас. — Хватаю его за шелковый галстук и рывком прижимаю к стене. — Забавно, но у него случился сердечный приступ примерно через два месяца после того, как тебя привели к присяге. Это потрясло его семью, ведь до этого он был здоров. Странно, правда? У меня есть некролог.

— Тебе не стоит в этом разбираться. Ты ничего не понимаешь, — предупреждает Ричард, когда я иду за телефоном.

Мэйзи отворачивается от нас, и я слушаю, как она вставляет флешку, которую принесла, в компьютер Ричарда. Я оттаскиваю его от стены и усаживаю на одно из кресел перед его столом, пока она разворачивает монитор. Все улики, которые мы собрали, на большом экране. Он издает звук, как будто кто-то ударил его в живот, и качает головой.

Он жалок, не в силах признать то, что натворил. Все годы, что я провел, представляя себе возмездие, я никогда не представлял его таким рыдающим. У Ричарда Лэндри, которого я помню с детства, был хребет, но, похоже, за последнее десятилетие он был сведен к нулю. Единственная семейная фотография находится рядом с экраном, но я сосредоточился на нем.

— Вот как это будет происходить, — говорю я, обманчиво спокойный, но под поверхностью таится смертельная ярость. — Уходи в отставку, или это станет известно. Все, что ты сделал, взятки, которые брали, кровь на твоих руках — жители этого города узнают, кто ты такой, и твоя драгоценная репутация будет разрушена. — Мы указываем на каждую улику, которая у нас есть против его многолетней работы в качестве продажного копа. Схватив его за воротник, я наклоняюсь, чтобы прорычать: — Твои боссы не любят скандалов, не так ли? И чтобы было понятно, я говорю не о налогоплательщиках Риджвью. Они могут притворяться, что работают как корпоративная инвестиционная компания, но мы оба знаем, что на самом деле это не так.

— Ты влип по уши, — хрипло говорит он, беря в руки фотографию, на которую я не хочу смотреть. Когда он смотрит на нее, плечи дрожат, а горло сжимается от глотка. Он поворачивается ко мне с мертвыми глазами. — Ты не знаешь, о чем говоришь.

— А разве я не знаю? Ты отдал меня в гребаную приемную семью после моих родителей, Рич! — Я провожу рукой по волосам, когда горечь пронзает мое горло. — Подписал отчет о происшествии, закрыл дело по аварии. Ты должен был видеть отчет коронера, ты знал, что моя мама была беременна и помог скрыть их убийство.

Ричард вскакивает с кресла, фотография с грохотом падает на стол из красного дерева. Он превращается в другого человека, избавляясь от хлипких угрызений совести. Схватив в кулак мою кожаную куртку, он вцепляется в лицо.

— Ты не уйдешь из этого гребаного участка. Я обвиняю тебя в нападении, и тогда ты уйдешь. — Его голос дрожит от ярости. — Ты никогда больше не увидишь мою дочь и не отравишь ей голову своей ложью. Мы слишком много работали, чтобы все пошло прахом из-за того, что ты подделал доказательства.

Краем глаза я замечаю отвратительное выражение лица Мэйзи, которая смотрит на мужчину, так непохожего на того, которого я помню в детстве. Его плевок попадает мне на подбородок, глаза налиты кровью, а сердитые седые брови собраны в глубокую морщину. Это не тот человек, который учил Холдена и меня держать и бросать футбольный мяч, когда нам было семь лет, на вечеринке в нашем старом районе.

— Папа! — кричит Мэйзи, обходя стол. — Стой!

Он заносит руку за спину и застает врасплох, она отшатывается назад, хватаясь за угол стола, чтобы сохранить равновесие. Судя по шоку на ее лице, думаю, что он никогда раньше не поднимал на нее руку. Я дергаюсь, желая убить его за это.

— Думаешь, ты раскрыл тайну? — Ричард смеется, звук темный и леденящий. — Ты попал в дерьмо. Это пройдет. Никто не поверит предвзятым свидетельствам.

Отпустив меня, он выхватывает флешку, бросает ее на пол и раздавливает каблуком. Триумф заставил его встать во весь рост против нас.

— Это не единственная копия, папа, у нас есть резервные копии доказательств. Ты не сможешь убежать от этого.

— Доказательства? Дорогая, я знаю, что ты умнее, не будь идиоткой. То, что твои друзья подписали письма без свидетелей, подтверждающих историю, не является доказательством чего-либо. Нет никаких бумажных копий.

— Сколько стоит твоя душа, жадный ублюдок? — холодно спрашиваю я, останавливая его на его пути, когда он обходит стол.

Смущение проступает на его старческих чертах, пока я не забиваю последний гвоздь в гроб — платеж, похороненный в финансовых записях Лэндри с оффшорного счета.

Колтон и Коннор справились, когда обнаружили его после нескольких месяцев поисков.

— Три четверти миллиона. — Плечи Ричарда напряглись и я кладу на стол свой телефон с фотографией заявления. Он в ужасе смотрит на проклятое доказательство. — Неплохое вознаграждение за убийство, но ты все равно мерзавец. Увольняйся. Уходи молча, или я сделаю так, что то, чем угрожали ребята из Сталенко, чтобы ты был послушным, покажется отдыхом на чертовом острове.

— Как ты этого добился? — Его голос едва выше шепота. Про себя он спотыкается на словах. — Они поклялись, что никто не найдет и не могли отследить его до нас.

— Это не имеет значения. Если ты не уйдешь в отставку, мы обратимся с этим в прессу, — говорит Мэйзи. — Уйди в отставку, папа. Так будет правильно.

— Мэйзи, — сокрушенно говорит он, видя, как она сжимает челюсти. — Милая, я не… У нас не было выбора. Если бы мы не выполнили приказ, они бы убили всю нашу семью.

— Так ты позволил им убить родителей Фокса? — Ее черты лица исказились в изумленном выражении. — Как вы оправдывали это, чтобы спать по ночам и смотреть в глаза Холдену и мне в течение десяти лет? — В ее голосе лишь слабая дрожь, и я горжусь тем, что она устояла перед ним. — Ты не более чем пешка и трус, и собираешься это сделать, потому что если нет, папа, я не остановлюсь, пока ты не окажешься за решеткой, где тебе самое место.

Поверженный, он опускается в дорогое кресло и достает выброшенную семейную фотографию, проводя большими пальцами по рамке. Эмоции, промелькнувшие на его лице, сглаживают удовлетворение, которое я получаю, видя, как он падает на колени. Он прикасается к маминой стороне фотографии, и мой желудок взбунтовывается. Нет.

Я выхватываю у него фотографию и отбрасываю ее в сторону. — Что это будет, Ричард? В тебе осталась хоть капля порядочности?

Вздохнув, он начинает печатать и я двигаюсь, чтобы встать сзади над стулом, когда он делает паузу и смотрит на Мэйзи.

— Поступай правильно, — говорит она, поднимая фотографию. — Я помню этот день, — шепчет она, взгляд ее мерцает. Ричард вздрагивает. — Кажется, это был последний раз, когда мы все были счастливы…

До того, как мои родители умерли и все изменилось.

Ричард ничего не говорит, пока не заканчивает писать заявление об уходе. Только когда он подписывает его, я испускаю вздох, который, кажется, сдерживал десять лет. Отложив его в сторону, он поворачивается ко мне с сожалением во взгляде.

— Мне жаль, Фокс, я никогда не хотел, чтобы все было так.

Слишком мало, слишком поздно, черт возьми.

— Я любил твою мать.

В комнате наступает гробовая тишина, и застываю на месте, когда на меня падает еще одна бомба. Глаза Мэйзи расширяются, и она подходит, чтобы взять меня за руку, пока я стискиваю зубы.