Страница 8 из 78
А затем Элерих Благословенный расхохотался так, что задрожали камни.
— Я говорю правду, ваше величество, — добавил я, но его смех заглушил мои слова.
Вдоволь отсмеявшись, он вытер проступившие слёзы рукавом богато расшитой рубахи и строго взглянул на монаха.
— Отец Селвик, не знал, что ты умеешь шутить. На кой ты привёл этого щенка?
Божий человек вытаращился на меня и украдкой показал кулак.
— Говори правду, начертатель. Ты поведал мне, что у тебя есть новости о Химмелингах. Не трать время короля.
— Это и есть новость о Химмелингах. Нас двое — Сванхильд Фолквардоуттир и я, Хинрик Фолкварссон. Я и сам узнал, кем являюсь, только этой зимой. И я могу доказать это.
Король медленно поднялся из-за стола и двинулся на меня.
— Не смей порочить память моего брата, ты, сучёныш...
Монах попробовал протиснуться между мной и Элерихом.
— Вашему величеству не стоит...
— Прочь! — рявкнул король.
Я шагнул ещё ближе и быстро выудил из внутреннего кармана перстень матери.
— Вот моё доказательство. — Элерих уставился на драгоценность, что я ему протянул. — Это перстень моей матери, он всегда был при ней. Она родила меня на Свартстунне, куда бежала после того, как Гутфрит убил моего отца. А затем она сделала меня сыном мести. Так мне сказала верховная жрица Гутлог. Она меня воспитала и в нужный час всё рассказала.
— Дай сюда!
Элерих вырвал у меня из рук перстень и поднёс ближе к свечам. Самоцвет вспыхнул яркими прожилками. Король долго вглядывался в него, а затем бросил перстень на стол, устало повалился на скамью и закрыл лицо руками.
— Он. Точно он. — Он взмахнул одной рукой. — Селвик, умой ему рожу. Хочу взглянуть, похож ли.
— Глаза у меня от матери, — на всякий случай добавил я. — Химмелевы.
Монах исчез и тут же вернулся с кувшином воды. Налил мне немного на руки, и я старательно отчищал лицо от грязи и засохшей крови.
— Почему ты сразу всё не сказал? — расстроенно проговорил он.
— Потому что не знал, чего от вас ожидать.
Я вытерся куском ткани, что услужливо предложил монах. Хоть посвежел и взбодрился. Вода была холодная.
— Ну, покажись теперь, — приказал дядя.
Я медленно поднял глаза на короля. Элерих Благословенный осенил себя знаком единого бога.
— Похож, — заключил он. — Племянник мой, значит.
— Выходит, так.
— И зачем заявился в Виттсанд?
— Хочу отомстить Гутфриту за то, что он сделал с моей семьёй, — ответил я. — Нейдланд ему не принадлежит.
— Нейдланд никому не принадлежит. То, что в тебе течёт кровь древнего рода, здесь ничего не значит. Я свер, твой отец был свером. Матушку твою здесь знали, но не чтили, потому как со Свергландом дел она не имела. Так что здесь, Хинрик, почестей не жди.
Я пожал плечами. Промокшая рубаха неприятно липла к телу.
— Я и не рассчитывал на почёт. Хотел поступить к тебе на службу и заслужить доброе имя. Гутфрит знает обо мне, и он хочет моей смерти.
Король усмехнулся и с кряхтением поднялся из-за стола.
— Ещё бы он не хотел. Ты угрожаешь его планам одним своим существованием, Хинрик Фолкварссон. Я немного знаю о планах конунга, но догадываюсь, чего он хочет.
— Он хочет стать королём Нейдланда и Туннланда.
Элерих и Селвик переглянулись.
— Королём?
— Ага. Думаю, здесь все понимают, что это значит.
— Что он замыслил отхватить себе весь Север, — вздохнул дядя. — Ну, чего-то такого я от него и ожидал.
— Тогда зачем же ему искать союза с нами для похода на Эглинойр? — Озадаченно спросил монах.
Я лишь пожал плечами.
— Этого не знаю. Но не стал бы ждать от него честного союза.
— Я и не жду честного союза от человека, про которого говорят, что он убил моего брата! — рявкнул Элерих. — Никто не может доказать, что он убийца. Ибо если бы доказали, то я бы пошёл походом не на Эйглинойр, а на Гутфрита.
— Верховная жрица говорила, что это сделал Гутфрит, — напомнил я. — Но она мертва и не сможет ничего подтвердить.
Элерих кивнул.
— Вот потому я столько лет и жду. Свергланд никогда не надеется на союзников. У нас есть лишь мы.
— И бог, — добавил отец Селвик.
— И бог.
Король умолк и погрузился в раздумья. Он не велел нам уходить, поэтому мы с монахом молча ожидали сам не знаю чего. Наконец Элерих уставился на меня.
— Я готов тебе помочь, племянник Хинрик, — заявил он. — Я возьму тебя в своё войско, дам оружие, обучу сражаться в клине и ходить морем. Ты отправишься в поход с кем-нибудь из моих надёжных людей, получишь возможность проявить себя и вырежешь сталью своё имя на сердцах моих врагов. У меня как раз освободилось место для одного умелого воина. Если окажешься сыном своего отца, то довольно быстро прославишься. Фолквар не зря получил имя Бык. Свирепый был, сильный. И люди его любили. А когда прославишься, когда люди будут готовы пойти за тобой, я разрешу тебе схлестнуться с Гутфритом, если пожелаешь. Хочешь отомстить за семью — получишь эту месть, я благословлю. Узы крови священны.
Я кивнул.
— Благодарю, ваше величество.
— Но у меня будет условие, Хинрик. — Король уставился на меня в упор. — Ты должен принять веру в единого бога. В моём войске больше не будет язычников. Если уверуешь и примешь Бессмертного, получишь всё это. Я даже сыном тебя назову, хотя наследником не смогу сделать — у меня уже есть на кого оставить Свергланд. Но сперва прими веру.
— А если откажусь?
— Тогда умрёшь. Потому что Химмелинг-язычник станет угрозой не только для Гутфрита, но и для меня. Ты мне родня, Хинрик. Случись что со мной или с моим сыном, то у тебя будут шансы получить трон. А я не могу допустить, чтобы Свергланд унаследовал староверец. Слишком много сил я вложил в перемены, слишком много крови пролил ради них. Не могу я допустить, чтобы всё это оказалось зря. — Король подался вперёд. — Выбирай сейчас, Хинрик Фолкварссон. Скажи сейчас, пока я не успел к тебе прикипеть.
— Ты должен знать, что, приняв веру, больше не сможешь быть начертателем, — добавил отец Селвик.
— Так он ещё и колдун? — вздохнул король. — Тогда точно придётся отречься от всего этого. Я ни за что не возвышу колдуна. Больше никогда. Говори, что решил, Хинрик.
Я застыл, судорожно думая, что делать. Принять веру, которой не понимаю, лишиться своей силы и помощи богов, лишиться Конгерма... Но зато обрести железо, людей, корабли и будущее, о котором всегда мечтал. Проклятье! Я мог получить семью, друзей, желанную судьбу и жизнь — стоило лишь сказать об этом. Но тогда все смерти — от матери до Айны, все жертвы Гутлог и Ормара окажутся напрасными.
— Не могу, — ответил я и сокрушённо покачал головой. — Прости, дядя. Не могу. Слишком долгий путь я прошёл, слишком много людей погибло для того, чтобы я познал свой дар и совершил предначертанное.
Элерих, казалось, был готов к такому исходу.
— Уверен?
— Да. Если позволишь, я уйду далеко. К юхри в леса — у меня есть там дело. И найду иной способ одолеть Гутфрита, чтобы не беспокоить тебя. И клянусь, что не стану посягать на твой трон.
Король покачал головой.
— Этого я тоже допустить не могу. — Он обернулся в сторону главного зала. — Гьорд! Йоран! Отправьте этого парня в темнице и на рассвете отсеките ему башку. Но быстро. Он из благородных.
Селвик побледнел. Я оглянулся по сторонам в поисках пути для бегства. Проклятый каменный мешок! Ни окошка, ни дверей — только выход в зал.
— Ваше величество! — запричитал монах. — Нельзя! Нельзя брать грех на душу, это же кровная родня.
— Не родня мне он, пока колдует, — отозвался король.
Из темноты проёма на меня вышли двое хускарлов. Я попробовал протиснуться между ними, но не расчитал. Меня схватили и потащили прочь.
— Пусти, что тебя! — взревел я, попытаясь вырваться. Кажется, умудрился пнуть одного в живот, и тот согнулся, позволив мне освободиться. Второй бросился за мной, но я лихо перепрыгнул через составленные друг с другом столы и уже почти добрался до выхода.