Владыка битвы

— Как ты можешь требовать, чтобы я рассказывала про ходы и церкви, когда...

— Хинрик прав, — сказала Исгерд. — Нельзя, чтобы всё, что ты пережила в Омрике, оказалось напрасным. Я вижу, что там многое случилось. У нас будет время попрощаться и поговорить напоследок. И я попрошу тебя помочь мне подготовиться.

— Иди, Хинрик, — зло выплюнула моя любовница. — Иди, пока я не расцарапала тебе лицо.

Я послушался. Гулла всегда вспыхивала от гнева, как стог сухого сена, но и отходила быстро. И ей требовалось нужно время, чтобы смириться с предстоящим. Исгерд молча кивнула мне и едва заметным жестом поторопила уходить. Я забрал вещи и, разжившись факелом, направился к загону, где держали птиц и свиней.

Сегодня требовалось принести хорошую жертву и попробовать задобрить Гродду. Правда, я не был уверен, что для этого хватило бы одной, пусть и откормленной, свиньи. Я подобрал одного хряка поупитаннее, нанёс ему на щетину руны подчинения и вывел за пределы изгороди. Перепроверил вещи — ритуальный нож был со мной, руны — на поясе, чаша для крови — в мешке за плечами.

Выйдя за территорию лагеря, я направила на север, к ручью. Приглянулось мне ещё накануне местечко недалеко от берега, где росли ели и лежал один древний валун. Хорошая там была обстановка для жертвоприношений.

Духов я задобрил мёдом, хлебом и круглыми морскими камушками, отшлифованным волнами до идеальной гладкости. Затем подвёл хряка к камню. Животное покорно следовало за мной — вязь подчинения работала идеально. Быть может, всё же была особенность в Новолунии — почему-то в ночь, когда женская сила умирала, у меня получалось колдовать особенно хорошо.

Я воткнул факел в землю возле камня, затем разложил руны на камне, поставил жертвенную чашу и достал ритуальный нож. Мне не нравилось, что приходилось пользоваться огнём — могли заменить лишние глаза, но сейчас свет был мне необходим.

— Гродда великая, мать смерти и владычица Гродхейма! — воззвал я, когда всё было готово. — Услышь меня, Хинрика Фолкварссона, начертателя из рода Химмелингов! Ответь на мой зов, ибо я пришёл с предложением обмена.

Я рассказал обо всём, что заставило меня обратиться к богине, изложил просьбу и закончил рассказ вопросом:

— Хочу узнать, примешь ли ты на обмен Исгерд-защитницу, что желает отправиться в твою обитель вместо Скегги? Посчитаешь ли ты Исгерд достойной? Ответь мне, повелительница мёртвых!

Ночь взорвалась карканьем стаи ворон, невесть откуда взявшейся. Чёрные птицы с криками кружили над небольшой поляной, где я совершал ритуал.

Я взял нож, заставил себя посмотреть в тупое свиное рыло — маленькие сонные глазки если и увидели тусклый блеск клинка, то не явили страха. Видимо, моя вязь буквально сковала несчастную жертву. Но дело есть дело. Да и какая этому свину была разница — погибнуть ли от клинка начертателя или же сгореть заживо под землёй?

— Прими, о Гродда, эту жертву во твою славу, ибо за право увидеть смерть нужно заплатить жизнью. Приди на запах уходящей жизни, прими её горячую кровь и славься вовеки!

Для ритуальных жертвоприношений следовало поражать животных сразу в сердце или перерезать глотки. Но в последнем случае свиньи долго мучились, а я не желал лишней жестокости, поэтому нацелился на сердце.

— Всё будет быстро, мой хороший, — пообещал я, погладив безразличного хряка между ушами. — Обещаю.

Чтобы добраться до сердца, пришлось завалить свина набок. Я нашёл пальцем область между третьим и четвёртым ребром, взялся за длинный ритуальный нож и ударил. Домашние обычно оставляли нож в туше, но мне была нужна кровь. Вытащив клинок, я с усилием приподнял хряка и подставил под тонкую струйку чашу. Затем оставил тушу на земле, а сам начертал на камне имя Гродды жертвенной кровью.

— Прими, о Гродда, эту жертву во твою славу, ибо за право увидеть смерть нужно заплатить жизнью. Приди на запах уходящей жизни, прими её горячую кровь и славься вовеки! — Повторил я. — Яви же мне свою волю!

Отдышавшись, я хотел было потянуться к рунному набору, но спиной почувствовал могильный холод. Противное ощущение, словно что-то липкое ползло по хребту до самого основания черепа. От неожиданности я даже дёрнул плечами — до того внезапно пришёл этот холод.

Факел погас, и поляна погрузилась во мрак. Лишь что-то светлое, белёсое начало расползаться по земле. Туман?

— На будущее, Хинрик: необязательно резать целого хряка, если хочешь воззвать ко мне. После нашей первой встречи между нами образовалась связь, и ты можешь обращаться ко мне лишь при помощи собственной крови, — раздался мелодичный голос богини за моей спиной. — Но я польщена. Приятно знать, что хотя бы колдуны все ещё принимают своих богов всерьёз.

Я медленно обернулся, держа чашу с кровью в руке. До рун так и не успел добраться, даже толком не окропил их кровью.

Гродда явилась во всём великолепии. На её челе сверкал обруч, сотканный из лунного света. От высокой и чудовищно худой фигуры исходило бледное сине-зелёное сияние, как порой сверкают драгоценные камни на солнце. Только это был холодный и печальный отблеск ночных светил, заключённый навеки в украшения богини. Я склонил голову в знак почтения.

Она медленно шагала в мою сторону — налетевший ветер трепал полы её многослойных серных одежд, и тысячи перьев, которыми она украсила платье, создавали ощущение, что Гродда оделась во что-то живое и шевелящееся. Там, где перья крепились к ткани, сверкали серебром мелкие бусины, и эта вышивка покрывала всё одеяние от ворота до самого подола. Гродда протянула ко мне длинные худые руки, что были испещрены древними рунами. Чудовищной силы заклинания таились в этих знаках — и я знал, что вязи эти были нанесены самим Всеотцом, чтобы удержать разрушительную мощь повелительницы мёртвых. Ибо в тот миг, когда это заклятие спадёт, настанет День Конца — Гродда обрушит свою ярость на Великий Чертог Всеотца и поведёт за собой великую армию мёртвых.

— Ну же, Хинрик, взгляни мне в глаза, — усмехнулась богиня. — Всё же не впервые меня видишь, пока уж перестать бояться моего облика. Ведь я настолько же прекрасна, насколько и чудовищна.

В голосе Гродды читалось веселье, но я не смел поднимать головы. И всё же требовалось проявить уважение. Она играла со мной, веселилась и насмехалась над мольбами, ибо чем были воззвания смертных для столь древнего и могущественного существа? Пылью на ветру, не более. Я осторожно поднял голову, стараясь смотреть на левую половину её тела — ту, что принадлежала юной деве.

— Приветствую тебя, госпожа смерти, — тихо проговорил я, и из моего рта вырвалось облачко пара. Только сейчас я заметил, что всё вокруг покрылось инеем.

Шелестя перьями платья, Гродда шагнула ко мне и запустила унизанные светящимися кольцами пальцы в чашу, что я судорожно сжимал в руках.

— Живая кровь... Жертвенная кровь... — Она повернулась ко мне старушечьей стороной и улыбнулась. — Значит, хочешь выторговать у меня жизнь для брата?

— Да, госпожа.

— И ведьма по имени Исгерд готова обменять себя на твоего Скегги? Несчастная девочка.

— Этот выбор оскорбил тебя, о могущественная?

Гродда снисходительно усмехнулась и уставилась на меня светящимися глазами. От этого взгляда меня пробрало холодом до самых яиц.

— Нет, ведьма подойдёт. Когда меняешь душу, отмеченную моей печатью, на другую, ты обмениваешь не только само право на жизнь. Нет, Хинрик, ты отдаёшь будущее. То, кем человек мог стать. Пользу, которую он мог принести. Славу, что ему было суждено снискать. У Исгерд могло быть большое будущее, но она добровольно от него отреклась.

Слова богини смутили меня.

— Кем должна была стать Исгерд?

— Теперь не имеет значения. Я принимаю её добровольную жертву. Но даже не потому, что у неё могло быть большое будущее. Исгерд любит твоего брата. Любит всей душой, каждой каплей крови и каждым глотком воздуха. Ни боги, ни духи, ни ильвы и гнавы не способны испытать подобного. — Гродда улыбнулась, но голос её был полон сострадания и печали. — Исгерд продолжала любить твоего Скегги даже зная, что им никогда не было суждено быть вместе. Такую любовь нельзя обрекать на безвестность. Пусть останется в ваших сагах как символ преданности.