Страница 24 из 85
В общем, у Кая к Буллиту свой 'разговор'. Вот только весовые категории не совпадают. Кай негодяя пугнуть пока не может, а у того получается. Сейчас, особо не напрягаясь, взял да изобразил ниндзю: из ничего явился, никуда пропал.
Собственно, гильденстерновому-то светлому разуму событие подвластно. Дело в перепаде освещённости. В тот самый момент, когда Буллит столь загадочно растворялся в межбарачном пространстве, над посёлком зажигались электрические огни — во всей грубой допотопности такого способа освещения. Пикадилли, озарённая десятком фонарей, выдержанных в убогом ретро-стиле, тем вернее погрузила в чернильно-чёрную темень всякую фигуру, желающую незаметно просквозить по переулкам. Дешёвый эффект!
Это всё, что достаточно знать о мгновенном исчезновении Буллита...
Дешёвый эффект, пытался успокоить себя Кай, но спокойствие не приходило. Между прочим, благодаря таким же дешёвым эффектам в окна бараков забирались и прожорливые хвандехвары.
Эх, всякая дешёвка будет эффективна там, где жизнь человеческая недорога. Эр-Мангали... Кажется, лишь сегодня мы более-менее по-настоящему встретились. Хотя есть опасение, главная встреча ещё впереди.
7
Вернувшись в барак приписки, Кай столкнулся с полусотней новых соседей. Пропыленные шахтёры густо обсели все койки, кроме единственной — той, с которой новый хозяин так и не убрал останки малыша Глипа.
Кай поискал глазами недавнего дежурного по бараку, но вдруг обнаружил, что не очень-то помнит, как этот человек выглядел. Нет, примерный-то облик запечатлел, но вот беда: все вновь прибывшие выглядели очень похоже: пустые глаза, печать безысходности на всём облике. Может, Каю стоило спросить его имя? Ну, на всякий-то случай.
Пожалуй, стоило. А то вот парадокс: единственный сосед, известный ему по имени, это тот самый малыш Глип, к которому обращаться уже бесполезно. Ушёл. На повышение.
Да ведь и не только в этом бараке, а во всём Новом Бабилоне: много ли новых имён стало Каю известно? Пожалуй, кроме Глипа лишь единственное: там, на входе, одного из привратников звали Робом. А как же прочий десяток человек, с которым он успел пообщаться? Писарь выдал Каю паспорт и ордер на место в бараке, но остался для него только писарем. Дежурный остался дежурным. Бармен — барменом.
А вот о себе Кай оставил именное упоминание, и даже не одно. Безымянные писарь и дежурный знают его как Михаеля, безымянный бармен — как Клауса, вдобавок опасному проныре Буллиту он, к несчастью, известен как Кай, представившийся Клаусом. Это не считая знающего его под истинным именем Бенито Родригеса, да ещё трёх десятков попутчиков, 'братьев во самосвале' которые тоже наверняка могли...
— Майк, так ты уберёшь эти ошмётки? — обратился к нему совершенно незнакомый рыжебородый рудокоп, и Кай осознал, что его второе имя в этом новом мире прижилось. Помпезного 'Михаеля' с ходу сократили и передали дальше в облегчённом варианте. А вот скольким передали — поди доищись.
— Как тебя звать, друг? — спросил Кай у рыжебородого.
— Рупертом.
— Так вот, Руперт, не волнуйся, я сейчас же всё приберу.
8
И прибрал. Почти бестрепетно вытряхнул кости в тазик, одежду покойного пусть двумя пальцами, но очень аккуратно сложил в стопку на полу. Остался последний на сегодня штрих: вынести тазик на мусорную кучу.
— Скажи, Руперт, нельзя ли раздобыть ещё и лопату?
— А зачем? — поинтересовался спрошенный.
— Зарыть.
— Зачем зарывать? Так брось на кучу.
— Чтобы костями на поверхности не привлечь новых хвандехваров.
Кажется, рыжебородого Руперта раньше не посещала простая мысль, что у захоронения человеческих останков есть и практический смысл.
— А, да конечно, Майк! — и шахтёр засуетился в поисках лопаты, но раньше него справился остроносый Моралес.
Пока польщённый Кай с тем Моралесом знакомился, по бараку из уст в уста уже передавалось: 'Слышали? Этот Майк умный, он знает повадки хвандехваров!'. Людям с печатью безысходности на лбу хоть во что-то бы поверить! И совестно, а всё же приятно.
Ах, если бы к умным и честным глазам Майка прибавить толику знаний! Но, к сожалению, даже название 'хвандехвар' Каю по-прежнему мало что говорило. Да, зубастый кровосос, аппетитно чавкающий в результате успешной охоты, к тому же способный действовать с особо выраженной аккуратностью — это да. Но как эта тварюка выглядит? Как млекопитающее, или как рептилия? Настоящий ксенозоолог знал бы, а вот 'умный Майк' постоянно рискует проколоться.
Впрочем, даже если не знанием, то умом-то Майк наделён, этого не отнимешь. Сумел ведь связать нападение хвандехвара с мусорной кучей. Хотя попробуй не свяжи, если куча — вон она, в разбитом окне виднеется.
— Майк, помощь нужна? — хором спросили Руперт и Моралес, когда Кай с тазом в руках и лопатой под мышкой двигался к выходу из барака. Подлизываются.
— Пожалуй. Если кто-то донесёт лопату, буду признателен.
В итоге оба новых знакомца и лопату поднесли, и могилку в дурно пахнущей мусорной куче сами выкопали Вернее, 'могильник', так его пафосно назвал Руперт. Ну да как бы не назвать, и в чём бы не выкопать, яма всё равно выполнит функцию человеческого погребения. А запахи субстрата упокоению не помеха.
Сперва лопатой работал Руперт, а Моралес поучал. Дескать, надо рыть так, чтобы всё не обрушилось. В какой-то момент раздосадованный Руперт вернул лопату хозяину, и с тех пор Моралесу пришлось горбатиться и самому слушать инструкции.
Мыслитель Майк, пока они работали, успел уйти в себя и вволю там побродить. Ибо первоначальная идея Кая, о которой он и не думал кому-либо сообщать, касалась не защиты от хвандехвара, а скорее, возможности похоронить Глипа по-человечески. То есть непременно в яме и с молитвой за упокой. Ксенозоологу, конечно, достаточно и ямы. Но...
Да уж, надо всё-таки быть ксеноисториком, чтобы без усилия понимать исходное назначение могил, именно дабы не позволить похороненному вернуться в мир живых. Не хвандехвару, а самому малышу Глипу важно понадёжнее перекрыть дорогу. И если яму Руперт и Моралес выкопали самую настоящую, то и молитву по умершему Кай произнёс вполне годную, правда, исключительно в мыслях, без озвучки. Мол, упокойся с миром, пожалуйста, не тревожь мира живых.
А что, вполне пристойная молитва по канонам культуры Сид. Вот только рвотные позывы из-за распространяемых мусорной кучей ароматом сбивали с настроения всякий налёт благостности. Будь он хоть немного сыт — вывернуло бы наизнанку, да и так он украдкой сплёвывал подступающую к горлу брезгливо-ядовитую желчь.
Вернувшись к своему расчищенному месту в бараке, Кай думал, что ни в жисть не уснёт в помещении, полном шахтёров и их несвежих запахов, да ещё на голодный желудок, да ещё на койке, где ночь назад пировал хвандехвар. Брррр. Но зря опасался — провалился в сон, едва прикоснулся головой к бурому и растрескавшемуся от времени пластику лежанки.
Проснувшись, заметил, что и голод с прошлого дня подутих. Как бы этим ощущением не обмануться, ведь объективная нехватка питания рано или поздно даст о себе знать. Спать на чёрт-те-чём Кай уже примудрился, отринув предрассудки. Может, он точно так же приспособится и поглощать всякую мерзость?
Что ж, может быть — когда-нибудь. Но пока попробует по-своему.
9
Весь следующий день Кай потратил на систематическое знакомство с Новым Бабилоном. Посёлок не так уж велик (далеко не город, ага!), да и новичкам ходить позволено далеко не везде, так что разрешённую часть здешнего 'Бабилонского царства' удалось обойти полностью.
Посещать другую, более фешенебельную часть, не то чтобы кто-то специально запрещал. Просто её отделяла внутренняя стена — совершенно глухая, без малейшего окошка или тем более калиточки с турникетом и вахтёром, у которого можно было бы дождаться словесно выраженного запрета. К тому же внутренняя стена возвышалась над внешней метра на два-три. Да и силовое поле над ней выглядело на порядок интенсивнее — так и сияло на фоне затянутого тучами неба.