Святой вечер (ЛП)

Лирика

Миссис Мактавиш встретила меня у подножия лестницы — после того, как я поправила помаду и прическу.

Улыбка, которая обычно заставляла меня чувствовать, что я наконец-то нашла утешение, вызывала лишь желание плакать. Она выглядела гордой. Счастливой. Она не знала, что это было началом конца, крушением надежд.

Больше не будет бабочек, когда я просыпалась, чтобы увидеть сообщение от Линкольна с добрым утром, больше не будет украденных поцелуев у стен спальни, больше не будет трехчасовых секс-марафонов, потому что я заставила его ревновать. Линкольна больше не будет, и точка. И не будет больше ночных посиделок с моей лучшей подругой.

Теперь это была моя жизнь — еда в пустых столовых и чтение на траве, пока не наступит время закрыть глаза и увидеть сон.

Когда Грей произнес слова не навсегда, где-то в глубине души я надеялась, что он говорит о том, что все закончится до сегодняшнего дня. Я ошибалась. Неизвестно, что он имел в виду.

Мы прошли по широкому коридору, мимо библиотеки, где я впервые узнала правду, и подошли к стене со стеклянными дверьми, ведущими на улицу.

Сад был великолепен в обычный день, но сегодня он был воплощением Эдема. Люди заполнили ряды белых складных стульев, выстроившихся по обе стороны широкого среднего прохода — наши гости, как я предполагала. Вдоль прохода, в конце каждого ряда, стояли высокие железные фонари и красочные цветочные композиции. Лепестки белых роз устилали землю, подчеркивая путь к белой беседке куполообразной формы с каменными колоннами, увитыми лианами.

Волшебно.

Или, по крайней мере, так должно было быть.

Не было ни подружек невесты, ни шаферов. Были только священник и Грей, который выглядел совершенно непринужденно, стоя в центре беседки. Мое сердце словно расправляло крылья и вылетало из груди с каждым шагом к алтарю.

Церемония была красивой, но методичной. Мы обменялись клятвами, и я чувствовала себя лгуньей с каждым произнесенным словом. Мы повторяли за священником, и через несколько минут я стала миссис Грей Ван Дорен. Он снова поцеловал меня так же, как целовал в моей комнате перед церемонией. И все хлопали нам, когда мы шли рука об руку.

Все внимание было приковано к нам на приеме — огромному шатру посреди сада со столами, покрытыми льном, и гирляндами под ними. Грей прижимал меня к себе на танцполе, а все присутствующие женщины смотрели и гадали, кто я такая.

Люди, которых я никогда не видела, а некоторых видела только в журналах, поздравляли меня и говорили, как прекрасно я выгляжу. Моя тетя, королева, почти не разговаривала со мной. Вместо этого она провела большую часть вечера, хватая шампанское с подноса официантки и избегая любых разговоров, как чумы. Если так ведут себя королевские особы, то передайте мне корону, я подхожу.

Я заметил Киптона Донахью, Малькольма Хантингтона и Пирса Кармайкла, которые стояли по одну сторону от короля и наблюдали за остальной толпой, как будто они были кем-то вроде богов, ожидающих приговора.

Слова Грея вернулись ко мне, когда я изучала, как они смотрят на меня.

Еще четверо мужчин будут наблюдать.

Были ли они теми четырьмя мужчинами? От одной мысли о том, что они увидят меня такой уязвимой и обнаженной, у меня свело живот.

Это было частное мероприятие, на котором присутствовало всего около пятидесяти гостей и не было абсолютно никакой прессы. Не было даже фотографа. Если говорить о свадьбах, то моя была тем, о чем мечтают большинство девушек.

Я провела весь вечер, стараясь, чтобы меня не стошнило.

А потом гости понемногу уходили, и когда мы прощались с последней парой, ужас поселился в моем желудке, как токсичный осадок.

Грей обхватил меня за талию и притянул к себе, а на его лице промелькнуло мрачное выражение. — Пора идти внутрь, милая невеста.

***

В груди у меня было тяжело и тесно, пока мы шли через сад и возвращались в дом. Грей держал руку на моей спине и вел меня к одной из высоких деревянных дверей, мимо которых я всегда проходила по пути в библиотеку.

Он обошел меня, открыл дверь и кивнул, чтобы я вошла внутрь.

Это было совсем не то, чего я ожидала. Но, опять же, это было похоже на то.

Спальня Грея ему подходила. Лунный свет просачивался внутрь через высокие окна в палладианском стиле и отражался от выкрашенных в черный цвет стен. Полы были из темно-серого дерева, а под кроватью королевского размера лежал более светлый серый ковер. Хрустальная люстра свисала с кессонного потолка, добавляя мягкий янтарный свет к голубому цвету луны. Это должно было казаться загадочным. Но это не так. Она звала меня. Из всех комнат в доме стены этой видели больше всего тайн. Я почувствовала это, как только вошла внутрь.

Киптон, Малкольм, Пирс и человек, которого мне представили ранее как Уинстона Рэдклиффа, короля Айелсвика, сидели в кожаных креслах, выстроившись в ряд перед современно выглядящим камином. Все они сбросили свои пиджаки и закатали рукава рубашек. Четверо дорогих часов сверкали на свету. Четыре пары глаз потемнели при виде меня. Четыре рта скривились в зловещих ухмылках. Король даже провел языком по зубам. Фу.

Грей не шутил. Они действительно собирались смотреть, как он трахает меня. Это происходило. Теперь моя жизнь была извращенным беспорядком в стиле «Рассказа служанки».

Он был пятым членом Трибунала. Означало ли это, что он делал это, когда другие члены Трибунала женились? Сидел ли Грей на стуле рядом с этими четырьмя мужчинами и смотрел, как трахают женщин в их брачную ночь? Сделает ли Линкольн то же самое, когда займет место своего отца? Кислота обжигала горло при мысли о том, что кто-то из них имеет отношение к чему-то подобному.

Киптон сузил взгляд. — Привет, Лирика. Рад снова тебя видеть.

— Illegitimi non carborundum. — Не совсем слова Маргарет Этвуд, но смысл все равно тот же. Не позволяй ублюдкам измолоть тебя. Я хотела добавить — ублюдок, но прикусила язык, прежде чем это слово вырвалось наружу. Я все-таки сдержалась.

Он прорычал: — Я вижу, ты не изменилась. — Оказалось, что он понимает латынь. Вероятно, это было обязательным требованием для всех приспешников Сатаны.

Его глаза окинули мое тело с головы до ног. — По крайней мере, твой рот не изменился. — Он посмотрел через мое плечо на Грей. — Она такая же вздорная в постели? — Прежде чем Грей успел ответить, рука Киптона скользнула вниз по его промежности. — Мне нравится, когда они сопротивляются.

Я сглотнул желчь, подкатившую к горлу.

В одно мгновение жесткое тело Грея оказалось прижатым к моей спине, а его рука запуталась в моих волосах. Его губы коснулись раковины моего уха. — Ты приманиваешь его. — Он дернул меня за волосы, откидывая мою голову назад. — Я способен сделать с тобой такое, что твои кошмары покажутся дневными снами. — Его хватка усилилась, как бы в подтверждение его слов. — Даже. Не. Думай. Блядь. Проверять. Меня.

Вот он, зверь, которого я видела только один раз. И снова он хотел что-то сказать, и этот зверь был готов зарычать. Может, я и была упрямой, но я был умной, я знала, что лучше не испытывать его.

Я наблюдала за Греем, когда он с ухмылкой смотрел на мужчин, сидящих в другом конце комнаты. — Вы пришли сюда не для того, чтобы болтать, так что давайте приступим к делу, хорошо? — И тут его руки оказались у верхней пуговицы на спине моего платья, разрывая ткань, отрывая платье от моего тела.

Звон, звон, звон перламутровых пуговиц, ударяющихся о пол, эхом разнесся по большой комнате. Мое сердце забилось в ушах, когда платье упало, обнажив мою кожу. Я стояла здесь, выпятив грудь, в луже тюля и кружев, и только тонкий кусок ткани прикрывал мою киску.

О, Боже.

Грей видел меня голой, когда вытаскивал из ванны. Я не стыдилась своего тела. Любой, кто видел мои посты в Instagram, знал это. Но быть здесь, обнаженной, перед ними, заставляло мою кожу покрыться мурашками. Как будто тысяча крошечных паучков вырвались на свободу на моей плоти.